Сэр Сэмюэл глухо застонал и стал читать дальше:
«…вы не раз давали деньги в долг самой недостойной и безнравственной женщине в Мельбурне — мадам Брюссельс, этому воплощению разврата, которая много лет живет за счет позора своих сестер по греху и чье заведение вот уже свыше четверти века чернит хваленую праведность нашей „волшебной столицы“…»
Гиббон не дочитал статьи. Хуже этого уж ничего быть не может. Отшвырнув газету, он погрузился в мрачное раздумье. Под ложечкой у него сосало, словно он уже несколько дней ничего не ел, и весь он дрожал мелкой дрожью.
Невозможно предстать в палате перед лейбористами после этого! Сейчас же подать в отставку и навсегда уехать из Австралии! Раз его двойная игра разоблачена, какой смысл упорствовать? У него есть титул, есть состояние, а политика ему и так надоела. Чем скорее океанские воды лягут между ним и Мельбурном, тем лучше. Неизвестно, что еще может придумать Джон Уэст. Не стоит дожидаться, когда он бросит бомбу в твою гостиную. От одной этой мысли у Гиббона волосы стали дыбом.
Премьер снова приотворил дверь.
— Ну, раздобыли номер «Истины», Сэм?
— Чему вы рады? — огрызнулся Гиббон. Он терпеть не мог Бонда: вечно язвит, паясничает, — Как бы вам не заплакать!
— А что?
— Вот напишут про ваши земельные махинации или про спикерский жезл, который вы забыли у мадам Брюссельс.
Улыбка сошла с лица Бонда. А ведь верно, чем черт не шутит! Он стал лихорадочно перебирать в памяти происшествия последних дней. Боб Скотт на вчерашнем заседании назвал его земельной акулой! А все этот законопроект. И дернул же черт внести его!
— Уэст не посмеет!
— Как сказать! Я бы не поручился.
Бонд предпочел переменить разговор.
— Звонят уже, идем в палату?
— Вы что? Воображаете, что после этого я появлюсь перед Скоттом и Гарсайдом и перед всей этой шайкой?
Не прошло и недели, как сэр Сэмюэл Гиббон навсегда покинул Австралию. Вскоре за ним последовал премьер-министр Бонд, решивший провести полгода вдали от родины.
Третья жертва, намеченная Джоном Уэстом, оказалась менее податлива. Сэр Джордж Суинтон намекнул, что лейбористы, возражавшие против закона об азартных играх, были подкуплены. Джон Уэст объявил, что на предстоящих выборах будет поддерживать независимого кандидата и провалит кандидатуру Суинтона, В ответ на это Суинтон удвоил выпады против Уэста, а тот предупредил, что ответит на все обвинения на собрании, где Суинтон будет выступать со своей последней предвыборной речью.
Тысячная толпа, до отказа переполнившая зал, с удивлением рассматривала элегантно одетых молодых людей, в несколько рядов сидевших на эстраде позади Суинтона и председателя собрания. В проходах стояли полицейские.
Джон Уэст стоял в задних рядах, окруженный своей многочисленной шайкой во главе с Ренфри и Диком. Джон Уэст был уверен, что Суинтону не удастся подкрепить свои нападки доказательствами, и считал себя несправедливо оклеветанным. Настроение у него было самое боевое.
План, разработанный Джоном Уэстом, состоял в следующем: как только откроется собрание, он пройдет на эстраду и будет записывать слова Суинтона; потом он потребует, чтобы Суинтон привел доказательства. Затем Дик Капуста поведет сотню испытанных драчунов на приступ эстрады; Суинтона и председателя изобьют, а дальше вести собрание будет Джон Уэст.
Увидев, что председатель встает, чтобы открыть собрание, Джон Уэст прошел по среднему проходу на эстраду, уселся на стул и положил шляпу на пол, опасливо оглядываясь через плечо. Под приветственные крики из первых рядов и шиканье из последних оратор начал свою речь.
— Господин председатель, уверенно произнес Суинтон. Он привык выступать в сложной обстановке. В девяностых годах он слыл радикалом, но по мере усиления лейбористской партии все сильнее тяготел к консерваторам.
— Ура Джеку Уэсту! — заорал Дик Капуста, и задние ряды подхватили его крик.
Суинтон несколько оторопел, но все же заставил себя улыбнуться…
— Я прошу только беспристрастия и справедливости, — проговорил он.
— Вот мы тебе покажем справедливость! — крикнул чей-то хриплый бас.
— Я буду говорить напрямик, — продолжал Суинтон. — Мой соперник представляет худшие элементы мельбурнского населения. Его поддерживают одни игроки и пьяницы.
— Ты скажи про Джека Уэста! — не унимался Дик.
— Я убежден, что мистер Уэст хочет захватить в свои руки парламент, чтобы добиться отмены нового закона об азартных играх. «Надеюсь, сидящие за мной боксеры-любители не хвастали, когда уверяли, что умеют драться», — подумал Суинтон.
— Мой соперник — не член лейбористской партии. По-видимому, никто вообще не знает, кто он такой. Известно только, что его поддерживает владелец керрингбушского тотализатора.
Джон Уэст торопливо записывал. Лицо его выражало праведный гнев.
— Меня могут спросить: разве мистер Уэст не имеет права выдвигать любую кандидатуру, если она кажется ему подходящей?
В задних рядах захлопали.
— Разумеется, мистер Уэст имеет на это полное право. Он мне не друг и имеет полное право выдвинуть кандидата из своих друзей.
— А кто урезал жалованье рабочим? — крикнул Дик, и толпа из задних рядов двинулась по проходам к эстраде.
— Хотим Джека Уэста! — закричали хором несколько голосов.
— Мистер Уэст имел дерзость распространить среди избирателей этого округа длинное письмо, в котором восхвалял кандидата как покровителя честного предприятия и благородного спорта.
Шайка Уэста угрожающе зарычала. Сторонники Суинтона молчали, не решаясь открыть рот.
«Почему он не заговаривает о взятках?» — думал Джон Уэст, оглядываясь на мускулистых щеголей за своей спиной.
— Благородный спорт — это нелегальные скачки, а честное предприятие — керрингбушский тотализатор! — с решимостью отчаяния бросил Суинтон.
Поднялся оглушительный рев. Все чувствовали, что драки не миновать.
— Раз… два… три… четыре… — начала считать шайка Уэста, мешая оратору.
Суинтон еще несколько минут пытался перекричать шум, но увидев, что это безнадежное дело, махнул рукой и опустился на стул.
Джон Уэст встал и опять украдкой оглянулся. По знаку председателя из глубины эстрады вышло трое боксеров, и это заставило Джона Уэста снова сесть. Шайка Уэста, возглавляемая Диком, кинулась вперед.
— Дайте Джеку Уэсту сказать! Дайте сказать!
— Мистер Уэст здесь не получит слова! — сердито крикнул председатель. — Пусть нанимает для себя другое помещение!
Дик повел свой отряд сквозь толпу растерянных сторонников Суинтона. Полицейские нерешительно топтались на месте.
— Ура Джеку Уэсту!
— Пусть только Суинтон выйдет на улицу, уж мы доберемся до него!
Шайка Уэста еще подвинулась вперед. Несколько человек предусмотрительно покинули зал, опасаясь скандала.
Председатель сказал дрожащим голосом: — Мистер Уэст, если желает, может задать вопрос.
Джон Уэст встал со своего места под неистовые вопли своих приверженцев, стеной стоявших перед эстрадой. Он слегка трусил, но голос его, как всегда, звучал уверенно и внятно.
— Мистер Суинтон обвинил меня в том, что я даю взятки членам высшего органа нашей страны. Я требую, чтобы он привел доказательства. — Джон Уэст вытащил чек из кармана: — Ставлю пятьсот фунтов, что он ничего не докажет!
Он вызывающе повернулся к Суинтону. Председатель взял Джона Уэста за плечо.
— Не смей трогать его, дрянь! — рявкнули Дик и его отряд.
Джон Уэст бросил чек на стол.
— Принимаете пари? Если вы не трус, встаньте и повторите свои обвинения. — Джон Уэст даже побелел от злобы и волнения.
У Суинтона вид был растерянный; глаза его, и без того навыкате, чуть не вылезали из орбит.
Наконец он встал и пролепетал извиняющимся тоном:
— Я не заявлял, что Уэст давал взятки членам парламента.
— Неправда! Джек Уэст говорит, что заявлял! — загремел Дик.
