— Здравствуй, Барни.
— A-а, моя старая любовь, — отозвался Барни. — Как поживаете, миссис Уэст?
— Помаленьку.
— Я так и не дождался, когда вы разведетесь со своим стариком, — пошутил Барни. — Вот и пришлось взять другую. Моя Флорри недурна, а все-таки не то, что старая любовь!
Миссис Уэст засмеялась. Джон Уэст крикнул из темноты:
— Иди, иди домой, мама, простудишься.
Когда послышался стук копыт по мостовой, старуха, держась за стены, вернулась на кухню. Джо встал, помог матери устроиться в кресле, снова сел и начал мешать огонь в очаге.
Артур молча поглаживал седые усы. Миссис Уэст с минуту напряженно всматривалась в его лицо, потом сказала:
— Артур, прошу тебя, не водись ты с Брэдли.
Он поднял голову и загоревшимся взглядом посмотрел на мать.
— Дик Брэдли заботился обо мне в тюрьме, — сказал он. — Он мой лучший друг, и я не брошу его.
Старуха отвела глаза от лица сына и снова принялась за вязанье. Комок подступил ей к горлу, она еле удерживалась от слез.
Сыновья посидели недолго. Джо сказал, что беспокоится, не заболел ли ребенок, и Арти ушел вместе с братом.
Миссис Уэст, опустив вязанье на колени, долго смотрела в огонь. Потом она горько-горько заплакала, как плачет человек, хороня свою последнюю надежду.
Джон Уэст и Барни Робинсон подъехали к дому Боба Скотта, недавно снова избранного в парламент штата Виктория.
Когда гости расположились в гостиной, Джон Уэст спросил хозяина:
— Вы уже говорили с Эштоном?
— Говорил, но только он не согласен.
Боб Скотт, приземистый курчавый молодой человек довольно приятной наружности, был чрезвычайно энергичен и обладал незаурядным даром красноречия. Невежда, демагог, игрок и карьерист, он как нельзя лучше подходил к уготованной ему роли — служить рекламой для «демократических убеждений» Джона Уэста и его «беззаветной любви» к рабочим.
— Видите ли, дело довольно сложное, — продолжал Боб. — Лейбористы будут голосовать против пересмотра закона об азартных играх, потому что новый законопроект защищает интересы имущих классов, в частности интересы Скакового клуба. Но что касается вашего плана, я сомневаюсь в его успехе. Пока что я завербовал только шесть человек; ну для начала этого хватит. Мы назовем нашу организацию партией «христианских социалистов» — такая была когда-то в Мельбурне. В воскресенье мы созовем митинг в театре «Бижу». Я заказал знамя — на зеленом фоне белая карта Австралии. Мы будем агитировать за «белую Австралию» и прочее. Будем нападать на Джоггинса, скажем, что он бездельник и не мешало бы ему поработать. И уж если искоренять азарт, то нужно начинать со Скакового клуба штата Виктория.
— Отлично. Мне нужна эта организация только для того, чтобы показать, что социалисты и лейбористы против Джоггинса. Старайтесь, старайтесь, я в долгу не останусь.
— А резолюцию собрания вы заготовили?
— Да. Она с тобой, Барни?
— Со мной. Сейчас прочту вам.
Барни вытащил из кармана сложенный лист бумаги и торжественно начал читать:
— «По мнению почтенного собрания свободных и богобоязненных граждан, гнусавые ханжи и святоши, которые поносят бедняка и призывают на его голову божью кару только за то, что он в кои-то веки поставит шиллинг на лошадку, а сами пресмыкаются перед раззолоченными биржевиками и плутами из Скакового клуба штата Виктория, являются постоянной угрозой порядку, покою, прогрессу и процветанию…»
Барни сделал паузу и, самодовольно покручивая усы, дал время своим слушателям оценить подпущенную им аллитерацию.
— «Они хотят, чтобы у нас было смешанное население, чтобы у нас верховодили желтокожие. Они стоят за труд по вольному найму, за оплату рабочим по десять шиллингов в неделю; за четырнадцатичасовой рабочий день, за потогонную каторжную систему и за всяческое политическое и экономическое рабство; они хотят еще больше раскормить жирных свиней. Во имя мира, порядка и честного управления страной мы требуем их немедленного изгнания из Австралийского Союза…»
— Ну и обозлятся же святоши! — воскликнул Скотт.
— Это годится, — сказал Джон Уэст. — Нам непременно нужно заручиться широкой поддержкой рабочих, Нужно показать, что у моего тотализатора и у моего клуба друзей не меньше, чем врагов. Упирайте на лицемерие святош. Говорите, что вы не против религии, но церковь обещает человеку все блага только на небе, а если бедняк ставит на лошадь, то у него есть надежда приобрести блага на земле, где они ему как раз и нужны, Нападайте на церковников, кричите, что они строят пышные соборы, а у рабочих нет даже крыши над головой.
— На церковников-то я буду нападать, не беспокойтесь, — сказал Скотт. — А как быть с католиками?
— Католическую церковь не трогайте. Она не против азарта.
В воскресенье театр «Бижу» был переполнен. Публика вела себя шумно, но миролюбиво: со всех сторон слышались беззлобные шутки, дружественные возгласы, смех. Сочинение Барни Робинсона было зачитано и поддержано несколькими ораторами. Все они в меру сил поливали грязью Джоггинса и его сторонников среди протестантского духовенства. Над трибуной висело полотнище с надписью: «Христианские социалисты».
Боб Скотт произнес воинственную речь; он стучал кулаком, кричал и жестикулировал, как одержимый. Он обозвал Джоггинса и его приверженцев ханжами, политическими шарлатанами, которые обрушиваются на тотализатор, но боятся нападать на Скаковой клуб или на фондовую биржу.
— Взгляните на церкви! — гремел он, изо всех сил колотя по столу. — Миллионы расходуются на возведение роскошнейших храмов, а бедняки ютятся в лачугах. Если бы Христос сошел на землю, он сказал бы: «Я буду строить дома для бедных». Голос Боба дрогнул от притворного волнения. — Пусть джоггинсы попробуют поработать!
В тот же вечер Джоггинс разразился новой филиппикой против Джона Уэста в театре «Водевиль».
На следующий день сэр Сэмюэл Гиббон, министр внутренних дел штата, объявил, что он намерен провести закон, который позволит полиции закрыть все тайные тотализаторы и игорные притоны.
Джон Уэст удвоил свои усилия, вербуя сторонников в рядах лейбористов. Он теперь, как никогда, нуждался в широкой поддержке. Он действовал успешно, но ему случалось натыкаться и на сопротивление. Некоторые низовые лейбористские организации принимали резолюции, осуждающие «политических деятелей, которые открыто поддерживают своим авторитетом азартные игры». Такую резолюцию приняли и керрингбушские лейбористы; секретарь организации, мистер Ренфри, недвусмысленно выразил свое несогласие с резолюцией, разразившись площадной бранью по адресу собрания. Оправдываясь перед Джоном Уэстом, он объяснил, что резолюция была внесена социалистами — левым крылом лейбористов. Он пообещал во что бы то ни стало протащить в организацию «нужных людей».
В понедельник утром Барни Робинсон, расположившись в холле Столичного клуба, просматривал номер «Века». Одна статья, видимо, заинтересовала его, и он, сорвавшись с места, побежал показывать ее Джону Уэсту, Ренфри и Фрэнку Лэмменсу.
В статье описывалась демонстрация безработных, организованная руководителем социалистической партии штата Виктория — Томом Манном.
Манн — видный деятель английского профсоюзного движения, приехал в Мельбурн несколько лет тому назад и вступил здесь в лейбористскую партию. Быстро разочаровавшись в политике австралийских лейбористов, он покинул их ряды и основал социалистическую партию штата Виктория. Органом новой партии была еженедельная газета «Социалист».
Эдди Корриган, один из ближайших помощников Тома Манна, сообщил Барни Робинсону о готовящейся демонстрации, и Барни, снедаемый любопытством, впервые после своего венчания отправился в церковь, где должны были собраться демонстранты.
Фешенебельные прихожане этой церкви не знали, что их ожидает, когда, покинув свои чопорные дома, отправились на поклонение богу, столь милосердно прощавшему вое прегрешения богачей. Правда, Том Манн предупредил священника, что придут безработные, но его преподобие никому ничего об этом не сказал, вероятно надеясь, что это всего-навсего глупая шутка.
