— Но как бы то ни было, уж лучше убегать и скрываться, чем сводить близкое знакомство с Чужаками, раскрывая перед ними наши секреты. — Гиббон улыбкой поблагодарил ее, когда она забрала у него опустевшую миску, чтобы вымыть ее. — А теперь нам надо отдохнуть. Я способен переносить предзакатное солнце, так что мы можем выехать, когда наступит вечер.

— И потом просто поедем куда глаза глядят в надежде, что Охотники нас выследят?

Гиббон пожал плечами и, взяв одно из одеял, протянул его Элис.

— Да, так и поступим. А когда они подберутся к нам достаточно близко, я убью одного из них. И точно также я намерен делать и дальше — как только представится случай.

Элис легла на пол и завернулась в одеяло. Гиббон же улегся по другую сторону догоравшего костра. Какое-то время Элис просто смотрела на Гиббона, смотрела, ни о чем не думая. А потом вдруг почувствовала, что уже соскучилась по детям; ей не хватало их присутствия, их тепла — они всегда спали, прижавшись к ней…

Заставив себя отбросить эти мысли, Элис стала обдумывать план действий, предложенный Гиббоном. План его казался вполне разумным. Действуя подобным образом, они смогут избавиться от преследователей, а затем отправятся в Камбрун, где она снова увидит детей.

А вдруг Каллум сумеет их перехитрить? Роль приманки — очень опасная роль. И еще неизвестно, кто победит в этом противостоянии. Но даже если они уничтожат Каллума и его небольшое войско, то ведь на место одних Охотников придут другие. Что может заставить Чужаков прекратить Охоту на Макноктонов и всех тех, кто отличается от Каллума и ему подобных?

По-прежнему глядя на своего спутника, Элис проговорила:

— Знаешь, я почти верю, что мы выйдем победителями из этой схватки. Но битва на этом не закончена.

— Ты не считаешь, что смерть Каллума и его людей остановит Охотников.

— Да, не считаю. И подозреваю, что очень быстро найдутся люди, которые займут место тех, кого мы убьем.

— Почему ты в этом уверена?

Он думал так же, как и Элис, но ему хотелось знать, почему она так думает.

— Потому что тот, кто призывает этих людей на войну с нами, верит: они выполняют волю Бога, сражаясь с демонами, и Господь вознаградит их за те жертвы, что они принесут.

Гиббон вполголоса выругался. Конечно же, Элис была права, и он ничего не мог противопоставить ее аргументам. Против Макноктонов был объявлен крестовый поход. В его клане часто гадали, откуда причины такого фанатизма, и в конце концов пришли к выводу, что причин несколько, в числе которых и желание овладеть тайной долгожительства Макноктонов. Но Элис назвала иную причину. Ради веры в Бога Чужаки готовы были идти на смерть, тем более что после смерти их якобы ждала награда. Да, Гиббон не знал, что ответить Элис. Но было понятно: кто-то объявил против Макноктонов крестовый поход. И не было ни малейших сомнений в том, что эта война окажется долгой и кровопролитной.

Гиббон утер рукавом кровь с губ. Он смотрел на мужчину, распростертого у его ног. Ради Элис — зная о ее отношении к убийству исподтишка — он предоставил своему врагу право выбора. Тот мог сразиться и умереть или убежать, вернуться домой, остаться в живых. Но этот человек предпочел умереть. Следовательно, Элис была права. Эти люди действительно верили, что сражаются со злом во имя Господа. Другие, вступившие в эту войну, возможно, руководствовались иными соображениями. Другие, но не эти. Гиббону было даже немного жаль убивать таких глупцов.

Он выругался и склонился над телом, надеясь позаимствовать у покойника что-нибудь ценное. Конечно, неприятно обыскивать мертвеца, но Гиббон счел, что было бы непростительной расточительностью оставлять то, что могло пригодиться им с Элис. И уж тем более глупо оставлять добычу какому-нибудь мародеру. А им с Элис многое могло пригодиться. Гиббон очень жалел о том, что конь убитого им Охотника убежал, потому что конь, судя по всему, был единственным достоянием.

Отметины на шее покойника ясно указывали на причину его смерти, поэтому Гиббон выкопал неглубокую яму и, уложив туда мертвеца, присыпал яму землей и листьями. Гиббон не собирался пить его кровь, но Охотник успел нанести ему несколько ударов мечом, поэтому пришлось напиться крови — в этих случаях раны затягивались быстрее. К тому же кровь добавляла сил, что тоже пришлось учесть.

Два дня — два убитых Охотника. Гиббон считал, что все идет хорошо. К тому же еще одного обезвредила Элис — вспорола ему живот. И даже если этот человек не умер, в нынешней Охоте он больше не сможет принимать участие. Скорее всего его отправили домой залечивать раны. «Так что Охотников стало поменьше, если, конечно, они в ближайшее время не найдут новых мучеников», — подумал Гиббон, взбираясь на коня.

Возвращаясь туда, где ждала его Элис, Гиббон пытался предугадать, как поведут себя Охотники. Судя по всему, сейчас за ними охотились все те же люди — те самые, которые преследовали Элис. Только теперь их стало меньше, и, следовательно, можно было надеяться, что вскоре они откажутся от преследования и повернут домой. Но с другой стороны, подобная надежда могла и не оправдаться. Потому что такие люди часто готовы к смерти. Ведь они полагали, что сражаются за Бога, полагали, что получат награду в другом мире. Теперь уже Гиббон почти не сомневался: большинство Охотников считали эту войну священной — считали, что сражаются на стороне светлых сил против сил зла, против приспешников сатаны. И это не сулило Макноктонам ничего хорошего.

Гиббон застал Элис у входа в пещеру. Увидев его, она вздохнула с облегчением, и он понял, что она беспокоилась за него. Он был тронут, но попытался скрыть свои чувства. И даже старался убедить себя в том, что она просто боялась остаться одна, потому и беспокоилась. Однако Гиббон понимал, что и на сей раз обманывает себя — во взгляде Элис явственно сквозила тревога именно за него, за его жизнь.

И он чувствовал, что с каждым часом, проведенным с Элис, его все сильнее влекло к ней. Более того, теперь он убедился, что она действительно была на редкость отважной женщиной. Очевидно, годы, проведенные в постоянной борьбе за жизнь, закалили ее и даже отчасти ожесточили. Но при этом было совершенно ясно: Элис Бойд происходила из зажиточной семьи и была женщиной весьма образованной и благовоспитанной. «Так что, наверное, нет ничего удивительного в том, что меня к ней влечет», — сказал себе Гиббон.

Спешившись, он объявил:

— Только что убил еще одного. Но у меня не было выбора, мне пришлось это сделать.

Элис со вздохом кивнула:

— Да, понимаю… Но этого недостаточно, чтобы заставить их отказаться от Охоты.

Гиббон нахмурился и проворчал:

— Конечно, недостаточно. И ты прекрасно знаешь почему.

— Потому что они считают, что выполняют волю Бога.

— Да, именно поэтому, — согласился Гиббон. — Я видел тому подтверждение в их глазах.

— И таких очень много. — Элис снова вздохнула.

— К сожалению, ты права, — ответил Гиббон. Он не стал снимать с коня седло. — Их действительно целое войско. Мы время от времени сокращаем их число, но место павших занимают новые. Когда мы впервые узнали о них, их было мало, но ходят слухи, что число их постоянно растет и что кто-то направляет их и снабжает оружием и припасами. Значит, надо найти голову чудовища и отрубить.

Элис ненадолго задумалась, потом спросила:

— Ты считаешь, что у них есть главарь, который все время подбрасывает хворост в костер войны?

— Да, я так думаю. И так же думает мой вождь. — Гиббон усмехнулся. — Вождь приходится мне дядей. Ему нелегко одновременно быть и дядей, и вождем. — Присев рядом с Элис, он посмотрел на уже светлеющее небо. — У них есть главарь и, возможно, несколько его приближенных, которые и собирают отряды Охотников. Вероятно, кто-то узнал о нас правду или часть правды. И теперь эти люди хотят нас уничтожить. Но им приходится содержать целое войско, а для этого нужны немалые средства. Так что главарь у них очень богатый человек.