Он пил ее кровь, и она видела, как жизнь утекает из ее тела, как кожа сереет и морщится, как ноги и руки слабеют, а глаза расширяются и становятся пустыми и бессмысленными. Олдер вдруг поднял голову. Теперь его кожа была здорового розоватого оттенка, по щекам текли слезы, а на красных губах была ее, Беатрикс, кровь. Он осторожно положил ее бездыханное тело на землю, выпрямился во весь рост и, запрокинув голову, взвыл от отчаяния и боли…

Через несколько мгновений он вспыхнул и превратился в огненный столб.

Беатрикс, в ужасе вскрикнув, вернулась в реальность; оказалось, что она сидела на кровати в своей спальне в своем тайном убежище.

— Ты бы убил меня? — прошептала она.

— Я бы не стал превращать тебя в то, чем сам сейчас являюсь, не стал бы брать у тебя лишь малую часть крови, то есть ровно столько, сколько требуется мне для того, чтобы вернуть свою душу. Это стало бы твоим проклятием, Беатрикс. Но если ты не сдержишь слово, которое дала Михаилу, то он придет за тобой, и его наказание будет хуже смерти, много хуже. Сейчас мне наплевать на мою жизнь, но ты, Беатрикс, ты все еще чиста.

У нее кружилась голова от его безумных речей, но Олдер продолжал говорить, и она пыталась понять смысл его слов.

— Я люблю тебя, Беатрикс, и я готов страдать ради тебя всю оставшуюся жизнь — будь то жизнь смертного или вампира. Но после смерти мы не сможем быть вместе. Я должен сделать то, что могу сделать, чтобы спасти тебя. Должен сделать это ради моей любви. Ты понимаешь?

Когда он наконец умолк, Беатрикс еще какое-то время молча смотрела на него. Потом вдруг улыбнулась и спросила:

— Ты бы провел остаток жизни, страдая ради меня?

Он нахмурился и кивнул:

— Да, я готов. Но это не имеет значения. Мы…

— Ловлю тебя на слове, Олдер де Уайт, — перебила его Беатрикс.

Поднявшись с кровати, она вышла на середину спальни и стала перед плитой из черного камня.

— Беатрикс, что ты делаешь? — спросил Олдер, уже стоявший у нее за спиной.

В голосе его звучала тревога.

Левенах широко раскинула руки, опустив их ладонями вниз, к камню. Она не могла ответить на вопрос Олдера, потому что и сама не знала, какие силы сейчас высвободит и что ждет их обоих. Но она доверяла той силе, которая привела к ней Олдера, и она верила, что эта сила не предаст их сейчас.

— Фосгейл! — приказала она. «Откройся».

Тело Олдера начало странно дрожать. Беатрикс стояла к нему спиной, подняв руки, и рыжие волосы ее разметал внезапный порыв ветра. Повинуясь ее приказу, плиты из блестящего черного камня затрещали и начали раздвигаться.

«Что сейчас будет? — в ужасе думал Олдер. — Неужели я прямо сейчас отправлюсь в ад по велению Левенах?» Почему-то ее действия рождали в нем страх, и ледяные щупальца этого страха становились все холоднее; ему хотелось забыть о Левенах и бежать отсюда без оглядки.

Но Олдер выстоял. Он знал, что ни за что не оставил бы Беатрикс.

Когда разверзлась пропасть в полу, свечи по углам подвальной комнаты погасли и воцарился мрак. Но уже через несколько мгновений из черного провала ударил яркий серебристый свет, и Олдер, вздрогнув от неожиданности, прикрыл глаза ладонью, защищаясь от этого ослепительного сияния.

Беатрикс опустила руки и отступила на шаг, потом еще на шаг. Оказавшись рядом с Олдером, она повернулась к нему, и он увидел, что и сама она немало напугана тем, что сделала.

— Что происходит? — спросил он.

Она пожала плечами:

— Не знаю…

Олдер обнял Беатрикс за плечи, и они вместе взглянули на сверкающий провал в полу.

Внезапно из колодца вырвалось какое-то туманное облако; оно облетело комнату по кругу и, остановившись, приняло форму вращающейся воронки. Олдер с Беатрикс замерли, прижавшись друг к другу. Ветер разметал их волосы, и волосы сплелись воедино: белые — Олдера, рыжие — Беатрикс.

Вскоре к вращавшемуся облаку добавилось еще одно, а потом еще, еще и еще… Из сверкавшего провала в полу облака вырывались одно за другим, и вскоре вся спальня Беатрикс заполнилась светившимся белесым туманом, и туман этот, казалось, заставлял Олдера и Беатрикс все крепче прижиматься друг к другу.

А потом ветер вдруг утих, и туман, уплотнившись, поднялся к потолку, образовав одно большое облако. И из этого облака пролились гигантские капли, превращавшиеся в смутные очертания людей.

В считанные мгновения подвал постоялого двора «Белый волк» наполнился многими десятками фантастических образов, а сам подвал, казалось, расширился, стал гораздо больше и просторнее, иначе здесь не поместилась бы такая толпа.

Внезапно Беатрикс радостно вскрикнула в объятиях Олдера и отстранилась от него.

— Папа, папа! — закричала она, подбегая к одной из фигур.

Все фигуры, заполнявшие подвал, были всего лишь туманными очертаниями людей, но Олдер заметил, что мерцающий образ, к которому подбежала Беатрикс, заключил ее в объятия.

— Милая моя девочка… — с улыбкой сказал Джералд Левенах. — Как приятно снова тебя обнять.

— О, папа! — воскликнула Беатрикс и всхлипнула, уткнувшись в плечо своего родителя.

Олдер окинул взглядом окружавших его людей и в страхе поежился. Все эти люди смотрели ему прямо в глаза, и он узнал некоторых из них. Прошло сто лет, но и через сто лет он не мог их забыть. Перед ним были те, кто жил сто лет назад, мужчины и женщины из клана Левенах, ставшие жертвами резни.

Тут Джералд наконец отстранился от дочери и спросил:

— Так это он?

Олдер тотчас же перевел взгляд на отца и дочь. Он успел заметить, как Беатрикс кивнула и утерла глаза.

— Да, это Олдер. Он сделал то, что было предсказано. Ласло де Морт мертв.

Джералд пристально посмотрел на Олдера.

— Что ж, вот и хорошо. Надеюсь, смерть Ласло положит конец злу раз и навсегда. Или, может быть, еще что-то требуется?

— Олдеру нужна я, папа, — сказала Беатрикс со вздохом. — Чтобы вернуть свою душу, он должен испить живой крови Левенах.

Джералд замер на мгновение, потом осведомился:

— Нашей крови? Сейчас? — Он обвел взглядом своих призрачных родичей и заявил: — Это не одному мне решать, моя милая Беатрикс.

— Я не стану это делать, — вмешался Олдер. — Я люблю Беатрикс. Люблю больше, чем кого-либо в своей смертной… и в своей нынешней жизни. Лучше возьмите меня с собой, в свои глубины, лучше сделайте меня своим вечным рабом и пленником, но не оставляйте меня наедине с ней. Пусть я чудовище, но я не могу обречь ее на проклятие. Довольно того, что я сам проклят.

— Ты не хочешь обрекать ее на проклятие? Я смею надеяться, что ты не причинишь ей зла, раз любишь ее так, как говоришь, — с усмешкой заметил Джералд. — Но решить все должен наш клан. Хотя я знаю, что решение будет таким же, как всегда.

Олдер не понял загадочного ответа Джералда Левенаха, но вдруг почувствовал, что ноги его сами собой подгибаются. Рухнув на колени, он обратился к духам, пристально смотревшим на него.

— Я принес вашему роду неисчислимые бедствия, и я сожалею об этом. Моя жадность и жажда власти, когда я еще был смертным, привели к войне, к истреблению многих из вас. А меня превратили в того, кем я сейчас являюсь. Это сделал Ласло де Морт, но Ласло больше нет. Я охотился за ним сто лет. Я раб Охоты, и вскоре меня отправят в ад на вечные времена. Возможно, я только этого и заслуживаю. Но я не пожертвую последней из Левенах, самой лучшей и самой благородной из всех живущих на земле женщин, чтобы спасти себя. Я люблю ее, и я этого не сделаю. Я не прошу вашего благословения, лишь прошу простить меня.

Он обернулся к Беатрикс. По щекам ее струились серебряные слезы.

— И снова я скажу тебе, Беатрикс, что я люблю тебя. И еще я прошу у тебя прощения за то, что я не тот мужчина, которого ты заслуживаешь.

— Нет нужды просить у меня прощения, Олдер.

Она тихонько всхлипнула.

Тут Джералд Левенах снова окинул взглядом своих сородичей.