Грифон непринужденной походкой поднялся по лестнице в покои магистра.

Не считая личного дома в средней части города, каждый магистр ордена владел в цитадели грифонариев несколькими залами и комнатами, защищаемыми правом неприкосновенности. Место обитания любого из входящих в совет ордена имело выходы наверх к опускным взлетным трамплинам открывающимся на большой высоте в стенах башен. А вниз, спрятанные за скрытыми дверями, вели лестницы в личные потайные комнаты и отдельные секретные выходы в подземелья.

Иераксу, в качестве особенного исключения, было дано разрешение входить к магистру бесприпятственно. В ордене традиционно крылатым доверяли больше чем людям, а молодого грифона с Региноном Таргом давно связывали отношения ученика и учителя.

В этом зале полки и столы отягощены сложенными книгами в массивных обложках, некоторые окованы железными полосами, которые делают обложку похожей на амбарную дверь. Книги и свитки из хорошего пергамента, который еще делают в Грегарии, и из прочной льняной фирнбергской бумаги.

Большую комнату украшал большой и старый драконий череп на постаменте.

В углу стоял приподнятый вертикально скелет грифона, помещенный здесь в каких-то познавательных целях. Иеракс помнил его еще с времен раннего ученичества.

Во внушительном старинном кресле сидел пожилой человек в бархатной мантии. Но у грифона давно сложилось впечатление, что признаки старости у магистра были какими-то не очень настоящими, внешними. Особено потому, что с самых первых лет знакомства он выглядел таким же.

Недалеко на столике расчерченная квадратиками доска с фигурками.

Иеракс поднял одну фигурку и поставил на место.

— Книги, — произнес грифон. — Он приказал сжечь большую часть книг, что хранились в герцогском замке.

— Он требует, чтобы орден тоже начал избавляться от старых книг, — кивнул магистр. — Но мы дали понять, что если даже он попытается силой заставить нас уничтожить многовековую память ордена, нам не сложно все спрятать.

— Но книги из замка…

— Мы предусмотрели многое заранее. Еще до вступления этого герцога на трон изъяли самое ценное. Но не потому, что знали тогда, что герцог окажется таким. Просто слегка воспользовались периодом безвластия… в корыстных целях. Как оказалось, это было правильное решение.

Грифон одобрительно кивнул.

Крылатый привычно осматривал экспонаты зала, похожего на музей.

Иеракс, несмотря на то что с детства симпатизировал драконам, спокойно относился к трофеям и экспонатам, сделанным из их, и даже грифоньих, останков. Если кто-то уже все равно мертв, то нет особенного греха сделать из его тела украшение, если обращаться с трофеем уважительно. Детеныши обычных хищников с младенческого возраста играют в логовах костями принесенной им добычи. А грифоны ведь тоже хищники, хоть разумные и культурные.

По крайней мере в Фирнберге так считается, что культурные.

— Я всегда понимал, что грифоны для нашего ордена не просто сила, но и моральная опора, — сказал магистр Тарг. — Можно сказать, что они для нашего рыцарства подобны облагораживающему каркасу.

Мы вместе с грифонами долгое время были непобедимы, но эта сила имела оборотную сторону, которая не давала нам стать просто завоевателями. Грифоны слишком опасны друг для друга и природа не позволила бы им выжить, если бы они не могли острее чувствовать жалость к сородичам. У грифонов есть запрет на убийство себе подобных, которого нет у человека. И распространяется этот их врожденный запрет не только на крылатых, но и шире. Завися от грифонов мы тоже вынуждены воздерживаться от излишней жестокости.

Грифоны для нас особое живое оружие, основная сила ордена, которая исполняет не все приказы, а только те, которые считает справедливыми. Мы зависим от вашей совести, но это дает свои преимущества. Вместе с птицезверями рыцари нашего герцогства тоже не чужды морали благородного хищника. Разумеется, что никакая мораль не может быть совершенной, всегда случаются исключения. Но за несколько веков мы не раз попадали в убедительные ситуации, когда наивная принципиальность грифонов, в итоге, спасала от больших неприятностей.

Глупость ведь тоже может считать себя коварной и беспринципной, уверяя себя, что подлость сама по себе обеспечит победу. Но это не всегда так. Вот от таких глупостей и от попыток неумных правителей пойти на дурное предательство ради сиюминутной выгоды, нас удерживала принципиальность крылатых.

— Среди магистров ордена были некоторые весьма коварные личности, — усмехнулся Иеракс.

— Но они не были глупыми ничтожествами раз смогли убедить крылатых в своей правоте. Главное, что грифоны смогли удержать рыцарей от глупого злодейства своей честностью. Честным приходится быть сильными. Наверное поэтому орден за века не растерял силу как многие, это нас вынужденно удерживает от падения.

— Но теперь, подчинив рыцарство, он доберется и до грифонов.

— К сожалению люди в нашем ордене, кроме наиболее стойких, это слабое звено. Не только потому, что неустойчивее морально, но и сильнее подвержены людской магии. Но орден за века многое предусмотрел. Прежние магистры на всякий случай оставили небольшой резерв. Герцог Феобальд не посвящен во многие обычаи нашего ордена и не знает, что некоторая часть грифонов только считается давшими клятву, но намеренно оставлена свободными и не подчиняющимися ни каким людям. Небольшой резерв свободы на пользу стабильности ордена, о котором не принято говорить. Вот ты, например.

— Но таких как я немного, — шевельнул крыльями Иеракс.

Магистр привстал и взял с доски фигурку. — Грифон на игровом поле не самая сильная фигура, но самая непредсказуемая, ее ход самый коварный, она может неожиданно проникнуть вглубь рядов противника. И этот ход может быть даже двойным. Иеракс, ты мой лучший ученик. Ты умеешь просчитывать ходы и в жизни и в игре, ты не раз обыгрывал меня.

Взгляд грифона коснулся игровой доски.

И от чего-то внимание остановилось на фигурке дракона, которую обычно ставят рядом с фигуркой герцога. Хотя ни разу в известной истории Фирнберга драконы не служили их государству. Просто самая сильная, сама по себе сильная, фигура в игре.

Иераксу очень захотелось узнать на чьей стороне в этой запутанной игре будет дракон. Настоящий дракон, который всегда был сам по себе.

Грифон перевел взгляд с игровой доски на драконий череп.

Но тот как всегда ухмылялся и помалкивал.

Крылатый с магистром Таргом прошелся по длинному залу, где в нишах поблескивали доспехи. А над ними возвышались статуи герцогов, которые в далеком прошлом возглавляли орден.

— Может быть еще одна, стыдливо скрываемая, причина по которой Феобальд хочет уничтожить нашу память о долгой истории, — говорил магистр. — Этот чужак чувствует себя ничтожным рядом с чередой великих герцогов былых времен. Все, кто пытаются уничтожить историческую память, желают чтобы история начиналась с них, назвать себя основателем когда все уже было давно создано. Это похоже на воровство. Возвысится за счет стирания прошлого, Но они смутно чувствуют, что когда-нибудь кто-то сотрет память и о них.

И не всегда правители решаются уничтожить память о прошлом полностью. Но когда меняется вера, прошлое стараются стереть основательно, дотла. И объявить что до их прихода все здесь были дикарями.

Магистр вздохнул.

— У грифонов дети рождаются не так часто как у людей. Поэтому мы не так многочисленны. — Сказал Иеракс. — Это с одной стороны, ограничивает нашу численность ибо мы успешные хищники. Но с другой стороны, людей настолько больше, что местами они нас совсем извели. И есть опасение, что мы когда-нибудь совсем исчезнем и останутся только люди.

— Да, численность грифонов почти не увеличилась за последний век. Мы не знаем почему у грифонов дети появляются реже чем у людей. Но наверное дело в самой сути грифонов. Вы настолько странные создания, что рождение каждого из вас в какой-то мере является природным чудом.