— Но у них потом все хорошо закончилось, — напомнила драконочка.

— Он ее освободил, я знаю. Но все равно… как-то…

Чешуйчатые лапы легли на плечи Авеира. — ты еще в прошлом году стал считаться взрослым, но чувствуется, что теперь становишься крепче.

— Ну да.

— У нас впереди очень длинная зима, — произнесла драконочка, — которую мы проведем вместе. Я рано или поздно достанусь дракону, но хочу, чтобы первым у меня был грифон. И мне почему-то кажется, что дракон меня поймет.

Шлейфы уносимого ветром снега тянулись от мрачных обледеневших вершин, чей белый покров вспарывали чудовищные бивни оскалившегося на небо камня. Некоторые глыбы высокомерно нависали над холодными нагромождениями облаков, другие утопали в нем, а еще ниже продолжалась метель, властвовавшая в бездонных долинах далеко внизу.

Небосвод темнел и становилось холодней. Заунывный вой ветра казался вечной песней о смерти.

Ибо смерть уже напомнила о себе двоим, что остались на небольшом уступе. Она была близко и пришла забрать одного из них.

Погоня завела беглецов далеко в горы.

Этот хребет далеко на север от границ герцогства, отличался редкой безжизненностью. Зимой здесь нельзя встретить даже самое мелкое животное.

Развернутое большое крыло касается перьями камней. Скорчившийся человек сгорбатился над ним.

Струйки крови растапливали снег, уходя в него по красным норкам.

— Послушай меня, — произнес хрипловатый голос, роняя с клюва капли крови, — меня уже нет. Но тебе необходимо выжить. Я поклялся. Повелитель, ты обязан выжить…

Душа принца заледенела от мысли, что он его теряет, слезы упали на черный мех.

— В этих горах зимой невозможно выжить. Здесь только камни и ледяной ветер. Сразу как я умру… сразу, раньше чем закоченею, сними с меня шкуру. Тебе придется чем-то укрываться. Не пытайся сам выбраться. Не дойдешь. Везде под снегом трещины. Скалы обледенели. Оставайся на месте пока не закончатся холода. Тебе хватит мяса.

Последняя фраза, не сразу придавила разум пониманием.

— Тебя?

— Меня. Тебе придется грызть мерзлое. До весны не начнет портится.

— Нет, что ты говоришь…

— Прошу, не делай мою смерть напрасной. Выживи.

Принца сотрясали рыдания.

— Нет, я так не могу!

Кровь замерзает на черных перьях.

Только сейчас становилось понятно, что грифон для него был не просто существом наподобие летающей лошади. Да он проводил с ним времени побольше чем с родителями!

С самого детства они росли вместе, с того времени когда принцу дали своего грифона. Тоже еще юного, хотя и немного старше. По древнему обычаю верности.

Многие ли еще помнят об этом обычае? Эти двое помнили благодаря обычной юношеской дружбе.

Принц что-то еще хотел говорить, возражать. Но говорить стало уже не с кем.

Нож задрожал в руке. Принц знал как снимать шкуру но никогда не делал это сам. Еще никогда не сдирал он ее с друга.

Тело грифона остывает долго. Гораздо дольше чем человека. Холод и одиночество заставляли прижиматься к нему, хотя надо торопиться. Если тело замерзнет то уже невозможно будет снять шкуру.

Человек терял время, много раз останавливался. Весь измазанный в крови, он вытирал слезы, оставляя след и на мокрых щеках. Но он успел. Тело грифона действительно остывает очень медленно.

Невидящие остекленевшие глаза крылатого медленно превращались в лед, ресницы на веках подернулись инеем. Он не догадался закрыть их. Теперь уже поздно. На них медленно опускался снег.

Пустота в душе зияла холодом, который к вечеру стал усиливаться.

…Расщелина, даже не пещера, а просто трещина, полузанесенная снегом, над которой нависал сугроб, стала скорбным убежищем. Длинные ночи проводил он там, завернувшись в знакомую черную шкуру, жесткую задубевшую, которая с трудом гнулась. Плакал, почти завывая и сходя с ума.

Днем возвращался к телу грифона и пытался ножом отковырять несколько кусочков закаменевшего от мороза сырого мяса. Он жевал его как зверь, чувствуя как постепенно оттаивает во рту.

…По камням, промерзшим до звона, то усиливался то опадал шорох. Множество ледяных крупиц, которые не хочется назвать снегом стекали, гонимые ветром по ледяной корке скал. Когда поднимался жестокий ветер они обдирали лицо как когти обозленных кошек.

Облака, несущие метели, рвались на клочья, продираясь через остороверхие клыки гор.

Бесполезно ждать помощи. Сюда никто не полетит зимой. Потерявшийся уже считается мертвым.

Бесконечными длинными ночам, которые прерывались только блеклыми сумерками короткого дня, принц то плакал то разговаривал с грифоном.

Постепенно он стал говорить вслух.

Иногда во сне ему снился друг, с которым они как прежде были вместе, но просыпался он завернутый в его шкуру.

О, все потусторонние силы, как же он ненавидел холодную темноту зимних ночей!! От темноты холод казался еще сильней, еще беспощадней.

Сумасшествие проникало в мозг, отчаяние, которое становилось сильнее с каждой ночью. И приближения темноты с каждым вечером он боялся все сильнее. Порой и днем лежал завернутый в жесткую шкуру, когда вокруг было слишком холодно.

На запад с величественного горного хребта веками текли неподвижные реки исполинских ледников. Заносимые сверху снегом, они спускались по долинам и каньонам, проложенным вечным движением медленного льда. Не спеша уносили с собой глыбы так же просто как ручей гонит песчинки. Были и водопады, где ледяная река разбитая множеством поперечных трещин обрывалась. Над пропастями по дну которых плыли облака, нависали огромные сосульки.

Сползающий ледник подобен гигантскому лавовому потоку. Понизу он медленно текуч под давящей толщей, а сверху трещиноват как застывающая лава.

Под этими ледяными струились и настоящие реки, заснуть которым не давало тепло земных недр. Там в глубине заледеневшего хребта, иногда раскалываемого огненными трещинами, дремали страшные силы. Порой принц видел где то очень далеко вулканическое зарево, смутно просвечивающее сквозь метель.

Эти реки подо льдом делали спуск по леднику еще более опасным. В любой момент можно сорваться в один из промытых туннелей.

Он отправился в путь когда решил, что наступает весна.

Принц шел, таща за собой тяжелую шкуру. У него еще оставались с собой запасы грифоньего мяса.

Одной только судьбе известно каким чудом ему удалось не погибнуть, день за днем спускаясь с гор.

Но самым необьяснимым чудом было, что его нашли.

Когда принца обнаружили он походил на сумасшедшего, потерявшего остатки рассудка много лет назад, хотя прошло всего лишь зима. Нет, даже не зима, зима уже заканчивалась, когда он остался один. Неужели полтора месяца?

Наследник, чудом переживший период двоевластия, мог вернуться к трону.

Но это был уже другой человек. И мало кто мог ручаться, что он способен приступить к управлению государством. Даже сторонники почти в открытую говорили, что принц не в своем уме.

Он не стал оспаривать, их мнение, ему уже было безразлично, что его считают повредившимся рассудком. Не принимая ненужную ему ношу, принц с некоторым облегчением подписал согласие о назначении регента.

И ушел из дворца.

Он мог часами смотреть на высохшую прошлогоднюю былинку, вслух спрашивая ее о том, куда же делась ее жизнь.

Принц нашел родственников своего грифона. Одной бессонной ночью он рассказал им все.

Пока не закончилось лето им удалось слетать в горы и похоронить то, что осталось в той нише, где принц зимой укрывался от ветра. Они завалили бывшее убежище камнями.

Туда же положили шкуру. Но принц сохранил для себя ее небольшой кусок и несколько черных блестящих перьев.

Книги странных поэтов и не менее безумных философов стали его обычным чтением.

Он искал знающих людей и спрашивал у них, как можно отыскать адептов, посвятивших свою жизнь разгадке мистических тайн.

Но странным людям порой открываются пути, которые нормальный человек не отыскал бы за всю свою жизнь. Кто ищет тот найдет, если то, что он ищет соответствует его новой ненормальной сути. А таящиеся от всех отшельники, не согласные на встречу с нормальными людьми, порой отвечают на зов лишь того, кто в своей странности стал похож на них.