Народ на существование миллиардеров-мироедов реагирует традиционно по-русски — ненавидит. Эта ненависть праведна, религиозна, в согласии с Евангелием, с рассказами Бунина, с толстовским «Не могу молчать», с ленинской книгой: «Государство и революция». Эта ненависть, чистая, как спирт, устойчивая, как ось земли, неотвратима, как смена времен года. Возмездие мироедам будет ужасно. Александр Блок жил идеей возмездия, вслушивался в нарастающую «музыку революции», предвосхищал ее чудовищный, разрушительный взрыв. Славил разрушение ветхого, безбожного мира.

Мир сегодняшней России будет разрушен. Он находится в противоречии с основными законами бытия. Он — вне ноосферы. Вне русской культуры. Вне заповедей и законов. Пусть не ужасаются дамочки, чудом уцелевшие от побоища, тому, как багряно пылали дворцы на Успенском шоссе, как голодный люд грабил малахитовые кабинеты и выносил золотые унитазы. Пусть историки будущей революции ахают, описывая, как броневики давили дендрарии и газоны в усадьбах Барвихи, как толпа разрывала на части богатых наркоторговцев, всаживала отточенный кол в брюхо держателей овощных рынков, надувала в зад через соломинки юмористов.

Будут потоки крови, пепелища, взорванные электростанции, висящие на фонарях депутаты. В храмах, построенных на кровавые деньги, опять устроят рабочие клубы, засыпят колхозную картошку. Сморщенная, как стручок акации, старенькая Ксюша Собчак из парижской эмиграции напишет жалобную книгу: «Гениталии и гильотины».

Эту новую русскую революцию взращивают олигархи. С каждым клубом «Челси», с каждым сезоном в Куршевеле, с каждым убитым или замученным бедняком эмбрион революции становится все крупнее.

Слышите, он уже сучит ножками, торкает в брюхо матери России.

Кто станет повивальной бабкой русской революции? Кто примет огнедышащие роды?

Власть в России поражена недугом безостановочной лжи, будто в нее вселился «бес неправды» и тянет за язык по любому поводу. Обещает бороться с бедностью — и отнимает у ветеранов последние льготы. Объявляет «крестовый поход» наркотикам — и разрешает безнаказанное их потребление. Начинает возрождение флота — и ликвидирует дивизию подводных ракетоносцев. Создает сильное государство — и передает оборонные заводы в частные руки проходимцев. Отыскивает друзей в зарубежье — и сдает враждебной Грузии дружественную Аджарию. Сражается с коррупцией — и закрывает уголовное дело по Аяцкову. Ищет управу на чиновников — и позволяет Грефу любодействовать во дворцах Петергофа. Взывает к нравственности — и застраивает города казино и притонами. Стоит на страже свободы прессы — и закрывает программу «Намедни».

Парфенова, изысканного маэстро телевидения, уволили не потому, что он показал людоедов, — все новостные программы с трупиками детей и оторванными конечностями являются каннибальскими. Не потому, что его сотрудница открыла телекамере голый пах, откуда откачивали жир, кишки и гениталии, — все телевидение работает «ниже пояса». Не потому, что в парфеновской передаче вдова Яндарбиева винила в смерти мужа двух русских разведчиков, — их вытащит из Катара другой разведчик, работающий сейчас Президентом. А потому, что «Намедни» оказалась подрывной для отворяемой «новой путинской идеологии», которая воспроизводит царскую идеологию середины XIX века, выраженную формулой графа Уварова: «Православие, самодержавие и народность». «Намедни» действовала, как шальной огнемет, сметая сусальные вавилоны власти, поджаривая фарисеев правительства с церковными свечками, превращая в дым картонный верноподданный народ, набранный из статистов «Сибирского цирюльника».

«Намедни» закрыли за сюжет с Патриархом, поздравлявшим на Пасху «богоизбранного» Путина. За тончайший глум над «презентациями и инаугурациями». За сюжеты «Бедных людей», на фоне которых праздники «золотой молодежи» с президентской «падчерицей» Ксюшей Собчак выглядят, как преступление против человечности.

Предлагаемая идеология — «сэконд-хенд», фальшива и недолговечна. Что и было видно в передачах «Намедни», как в зеркале русской революции. Эта идеология в свое время не спасла Императорский Дом и лишь сообщила катастрофе семнадцатого года черты чудовищного фарса. За Николая II не заступился Синод, отдавая его на растерзание атеистам и богохульникам. Не заступились чиновники и генералы, перебежавшие к Временному правительству, подсунув царю «Манифест отречения». Не заступился «верноподданный» народ, создавший рабоче-крестьянскую армию, перелицевавший империю с «заношенно-белого» на «огненно-красный». Та же участь уготована Путину. Чуть дунет сквознячок — и побегут прочь скороходами «верные» министры и прокуроры, роняя гаснущие свечки. Смехачи и юмористы начнут глумиться над ним, как глумятся сегодня над Ельциным. Артисты и лауреаты забудут его благодеяния и потянутся нетерпеливой чередой к новому властителю, ожидая царских милостей и воздаяний.

И только нищенка у ворот храма Христа Спасителя станет повторять шепелявым ртом: «Обидели мальчика Вовочку, отняли у него копеечку!»

Ветерком мракобесия и кликушества повеяло из храмов-новоделов, из богатых, заставленных «мерседесами» приходов, от пастырей, взявшихся вдруг пасти литературу «жезлом железным».

Сколько их появилось — дьяконов, протодьяконов, псаломщиков, алтарников, келейников, каноников, кто вдруг затеял «искать дьявола» в произведениях современных писателей. Сколько «литературных попиков» присело на золотой пенек путинской идеологии. Шагу не ступят, запятой не поставят, не испросив благословения у батюшки. Дай им волю, зальют лампадным маслом, как шпроту, всю русскую словесность. Ничуть не раскаиваются за «отлучение» Толстого. Поныне считают «Мастера и Маргариту» «сатанинской книгой». Весь Серебряный век называют безбожным. И уж, конечно, не видят в советской литературе «Духа Святого».

Еще недавно гонимая церковь таилась в катакомбах, находила приют в писаниях русских прозаиков, шла на Голгофу за «православный самиздат». Но чуть обустроилась, приоделась, приблизилась к престолу, так и приступила к «исправлению текстов», «изгнанию торгующих из храма». Не против наркотиков и абортов, избиения и вымирания русских, «американца» в Кремле, «миллиардера» в храме возвышает свой сытый голос. Новоиспеченные церковные ортодоксы — не заступники гонимых и слабых, как при митрополите Филиппе Колычеве, не обличители предателей и супостатов, как при святителе Гермогене, а ловцы «филологических чертенят» в творениях «невоцерковленных» писателей.

Не страшно, но горько. Горько за престарелого писателя, когда-то партийного активиста, что идет-идет, да и остолбенеет на проезжей части, не дойдя до «осевой», чтобы у всех на виду помолиться за власть, которая, как он полагает, «от Бога». Все жуткие годы избиения России и погубления народа он молился за Горбачева и Ельцина, а теперь молит Бога за Путина. Не как за «врага своего», а как за благодетеля и помазанника. Воистину, «Дух дышит, где хочет». Но и маразм, как противоположность Духу, тоже икнет, где пожелает.

Глубинное русское православие и поныне исполнено молитвенной высоты, богооткровенного служения. Истекает слезами над поруганной Родиной, обретается в чумном бараке, в туберкулезной тюрьме, в воюющем батальоне. Окормляет нас, грешных писателей, как окормлял Владыка Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Как напутствовал на краю могилы старец Филадельф, в схиме отец Моисей. Как накрывал нас мантией своей бесконечной любви батюшка Николай Гурьянов с псковского острова Залита. Как судит нас и спасает духовник газеты «Завтра» отец Дмитрий Дудко.

Братья, не молитесь на что попало. Вам кажется, что это золоченая рака во храме путинской власти. А это большой золоченый жук на бриллиантовых ножках, внутри которого истлевший прах и сценарий очередного фильма Никиты Михалкова.