Кипп молча стоял в стороне, глядя, как Эбби радостно обнимает Брейди… как Брейди обнимает Эбби.

Да, Кипп и правда был неплохим человеком — добрым, отзывчивым, внимательным, да и сердце у него было золотое. Иначе говоря, муж у Эбби был просто замечательный.

Но если прямо сейчас, угрюмо размышлял Кипп, Брейди не оставит в покое его жену, он собственными руками разорвет приятеля на куски.

Эбби вцепилась в Брейди, умоляя его остаться. Здравый смысл подсказывал ей использовать графа в качестве буфера между ней и мужем. А после того как Кипп, взяв жену за локоть, подвел ее к креслу, по пути сообщив, что им надо серьезно поговорить, Эбби поклялась себе ни за что не позволять Брейди уйти.

— Надеюсь, разговор пойдет о чем-то приятном? — отважилась она пошутить в надежде, что увидит на лице мужа улыбку. Но Кипп еще больше помрачнел, и из груди Эбби вырвался тяжелый вздох. — Ясно. Похоже, не очень-то веселые меня ждут новости.

— Посмотрим, мадам, — пожал плечами Кипп, усадив жену напротив и усевшись сам. — Видите ли, мне нужно сообщить вам весьма неприятное известие — ваш удивительный найденыш, бесценный бриллиант, который вы отыскали в Ковент-Гардене, иначе говоря, ваша новая швея совсем не та, за кого себя выдает.

— О Господи, Кипп, стало быть, речь опять пойдет об этой загадочной Джине Блисс! — фыркнул Брейди, наливая всем вина. — Так, говоришь, она швея? И ты счел необходимым послать человека проверить прошлое какой-то швеи?! Вот уж никогда бы не подумал, что ты такой педант! Нет, пойми меня правильно, я высоко ценю ваше доверие, участвовать в обсуждении ваших семейных дел для меня огромная честь, поскольку это говорит о том, что я для вас не чужой человек. Или я призван сюда в качестве судьи? Тогда я польщен!

Сердце Эбби слегка екнуло, однако она постаралась, чтобы выражение ее лица осталось таким же спокойным, как и было до этого, что, видя ухмылку на лице Брейди, было нелегко сделать. Пожав плечами, она сделала вид, что не слышала его слов.

— Она не та, за кого себя выдает? Тогда кто она такая на самом деле?

Кипп, откинувшись на спинку дивана, внимательно вглядывался в лицо жены, стараясь угадать, как она воспримет то, что он сейчас ей скажет.

— Кто она? Наглая врунья — это уж точно. А вот водятся ли за ней другие грешки — это нам предстоит выяснить.

Вскочив, Кипп принялся расхаживать по комнате. Ему не сиделось на месте — сидеть напротив Эбби, видеть ее было мучительно. Хотя бы потому, что при одном лишь взгляде на жену в нем сразу вспыхивало желание.

— Я помню, вы решили, мадам, что справитесь со всеми проблемами без моего вмешательства единственно потому, что считаете их своими. Вы дали мне понять, что в моей помощи не нуждаетесь. Однако я счел себя вправе присутствовать при вашем с Реджиной разговоре — хотя бы для того, чтобы убедиться лично, не преступницу ли мы приютили. Гиллет уже предупрежден, он послал кого-то из слуг ее задержать — о, как бы случайно! Так что у вас,

мадам, есть время обдумать вопросы, которые вы сочтете нужным задать этой особе.

— А вот я уже придумал добрую дюжину, — вмешался Брейди. И тут же поспешно вжался в кресло, по взгляду Киппа безошибочно угадав, что его терпение на исходе.

— Не преступница ли она?! О, Кипп, да что вы такое говорите?! Как вы можете думать о девочке так плохо? Джина получила превосходное воспитание… я хочу сказать, до этого дня она ни разу не дала мне оснований… О Боже! Ничего не понимаю! Но почему она нам солгала?!

— Возможно, потому, что ее происхождение далеко не так безупречно и невинно, как мы с вами слышали. Если не ошибаюсь, граф Аллертон был так жесток, что вышвырнул бедное дитя из дому после того, как умерли ее дядя с теткой — ее единственные родственники. Дядюшка, по ее словам, был там викарием — так, кажется? А, вот и она сама. Входите, Реджина, — заметив на пороге девушку, приказал Кипп. Потом, повернувшись к жене, вежливо кивнул, предоставляя ей право задать первый вопрос.

— Милорд, миледи… сэр, — пробормотала Джина, присев в изящнейшем реверансе, причем сделала она это так, что каждый из присутствующих мог принять его на свой счет. Девушка обежала взглядом огромную комнату, ненадолго задержав взгляд на Брейди, и почти сразу же скромно потупилась. — Вы желали меня видеть? — почтительно спросила она, не отрывая глаз от ковра.

Эбби задумчиво и печально разглядывала Реджину, которую она подобрала на улице и привела в их дом. В дом Киппа. За эти несколько дней она слегка отъелась и сейчас, в темно-синем платье и туго накрахмаленном фартуке, выглядела прехорошенькой. Юная, скромная и чистенькая. Неужели это воплощение невинности на самом деле прожженная лгунья?!

— Да, Джина. Хотели. Видишь ли… похоже… ты, наверное, удивишься, но нам с его светлостью — о, чисто случайно! — стало известно… вернее, нам сообщили…

— Так дело не пойдет, — перебил Кипп, видя, что Эбби так и не решается начать разговор. — Реджина, вы солгали нам. Мой человек в Литл-Вудкоте встретился с викарием и его супругой. Оба они живехоньки и слыхом не слыхивали ни о какой Реджине Блисс. Ну, что вы на это скажете?

По лицу Реджины словно пробежала рябь. Чувства, обуревавшие ее, так быстро сменяли друг друга, что у Эбби, не спускавшей с нее глаз, даже закружилась голова. Страх. Гнев. Подозрительность. Злоба. Единственное, чего она не заметила, — это раскаяния.

— Думаю, — заговорила наконец Реджина, — что вы вряд ли мне поверите, если я скажу, что перепутала название города. Что это был вовсе не Литл-Вудкот.

— О, да она не из трусливых! А она мне нравится, эта маленькая шельма! — ухмыльнулся Брейди. Пересев поближе, он весело улыбнулся Реджине.

Скромно склонив головку на плечо, горничная застенчиво улыбнулась ему в ответ. Потом, спохватившись, хлюпнула носом, и на ее подвижном лице появилось выражение искренней скорби и отчаяния.

— Брейди, прекрати. Нет, Джина, не старайся выжать из себя слезы. Вряд ли они искренние, — вмешалась Эбби, стараясь не выдать своего раздражения. Как она могла, эта мерзавка?! Как посмела ей солгать? И это после всего, что она для нее сделала! Или правда, которую она стремилась скрыть, была слишком ужасна?

— Мне очень жаль, мэм, — опустив голову, прошептала Джина, словно в ответ на ее мысли. — Но, зная правду, разве решились бы вы предоставить мне приют в вашем доме? Едва ли. Поэтому легче выдумать историю про викария и его жену, легче представиться бедной сироткой, чем той, кто я на самом деле, — падчерица, удравшая из дому после смерти матери. Я не хотела рисковать, потому что вы, узнав правду, могли отослать меня домой. А я бы скорее умерла, честное слово, чем снова вернулась туда, к этому ужасному человеку, на его ужасную прядильную фабрику! Он… он хотел, чтобы я работала там, мэм, по шестнадцать часов кряду! Как будто эта фабрика не принадлежит и мне тоже! Ведь когда-то она принадлежала моему отцу! Нет, мэм, никогда! Я бы там и дня не выдержала! Особенно после того, как умерла мама!

Прозрачная слезинка, повиснув на ресницах Реджины, скатилась на ее накрахмаленный фартук.

— Так, значит, ты сбежала из дому? Потому что твой отчим был к тебе жесток? — сочувственно спросила Эбби. Сердце ее невольно дрогнуло. — А твоя мать умерла? Ох, бедняжка, бедняжка! Кипп, надеюсь, теперь вы раскаиваетесь?

— Вы что — поверили этой нелепой выдумке?! — поразился виконт. Он был настолько потрясен, что едва мог говорить. — Эбби, ради всего святого…

— А вот я ей верю, — вмешался Брейди, успев заметить гнев в фиалковых глазах Эбби. — Вернее, не совсем. Впрочем, какое это имеет значение? Судя по всему, она добрая девушка. Даже Кипп это видит. Правда, Кипп?

— У меня, слава Богу, есть глаза, Брейди, — с нажимом проговорил Кипп. От его внимания не укрылось, что его приятель сражен красотой Реджины. — Между прочим, если ты сам этого не заметил, девушке нет еще и шестнадцати!

— Правда? — изумился Брейди. — И все-таки я ей верю. Жестокий отчим может быть хуже дьявола. К несчастью, такие случаи не так уж редки.