Контрразведчица позвонила бывшему шоферу Прохора, и тот вспомнил, что хозяин доставал больших лягушек для какого-то ресторана.

Значит, дача Прохора действительно в «Строителе»!

Это кое-что меняло в ходе операции. Контрразведчики наблюдали за всеми дорогами, чтобы Султану не удалось уйти, если даже он оторвется от следившего за ним офицера. А теперь, во-первых, стал ясен дальнейший маршрут Султана. Он пойдет в «Строитель», значит, ставшую «лишней» группу из Старицы можно подтянуть поближе. Во-вторых, оказалось, что в контрразведчицкой сети осталась дыра: водный путь через Оку не перекрыт!

Митькина мама сходила в лагерный радиоузел к своему связному Валере, чтобы отдать нужные приказы. Не успела она вернуться в библиотеку, как туда ворвался Аксакал и стал спрашивать, какую книжку брал Блинков.

— «Жизнь животных», — подсказала контрразведчица, надеясь, что все остальное Аксакал сообразит сам.

Он и сообразил: догадался, как Митек, что дача Прохора в «Строителе», и отправился туда. А контрразведчица послала за ним Валеру и Петю с приказом тайно охранять напарников, но не вмешиваться без острой необходимости. (А такая необходимость возникла, когда Аксакал собрался тонуть посреди Оки. Петя уже было кинулся за ним вплавь, но увидел, что Аксакал с Митькой сами справились.)

Приказ Митькиной мамы, оказался нелишним. Позже Таможенник признался, что несколько раз видел напарников, но ему и в голову не пришло, что мальчишки могут помогать контрразведке. А за напарниками шли Валера и Петя. На открытых местах, где Таможенник мог издалека заметить наблюдение, они отставали на целые километры, надеясь, что Митек с Аксакалом не упустят преступника. И ведь не упустили!

Спросите, как Таможенник оказался у дачи?

Это было неприятное для контрразведчицы открытие.

Надвигалась гроза. Группы в лесу доложили, что сигнал радиомаячка в Митькиной записной книжке не слышен из-за помех. Потом оказалось, что Султан сошел с электрички раньше на одну остановку. Следивший за ним лейтенант довел преступника до открытого поля и вынужден был отстать. Из-за тех же радиопомех, вызванных грозой, лейтенант не смог связаться с товарищами, поджидавшими преступника на следующей остановке. На полчаса Султан вышел из-под наблюдения и за это время успел ранить Михал Михалыча…

Контрразведчица слушала эти тревожные новости по мощной рации, на время установленной в лагерном радиоузле. В тот момент она была уверена, что Таможенник в двухстах километрах от места событий, в своем особняке. За ним следила отдельная группа. Ее доклады были спокойными: пообедал на террасе, лег спать, включил телевизор — значит, встал… Митькина мама не сомневалась: Таможеннику известно, что Султан подбирается к тайнику. Неужели хозяин Синдиката спокойно расстанется с кокаином на три миллиона?!

— Проверьте! — не выдержала она.

Один из контрразведчиков перелез через забор и постучался в дверь особняка. Он придумал себе прикрытие: мол, хочу спросить дорогу к даче живущего поблизости композитора. Но спрашивать оказалось не у кого. Таможенник скрылся, судя по всему, уже давно. Сбивший наблюдателей с толку телевизор был с таймером и включился автоматически.

Стало ясно, что операция идет не вполне по плану, но все же Таможенника удалось выманить из норы. Мало того, есть возможность взять хозяина Синдиката с наркотиками в руках! Султан теперь только мешал. Да и нельзя было лишней минуты оставлять на свободе этого человека-зверя. Контрразведчица приказала взять его и сворачивать операцию.

Как правильно догадался Аксакал, команда «отбой всем номерам, собираемся к автобусу» была обманной — на тот случай, если Таможенник подслушивает радиопереговоры. А для Блинкова-младшего контрразведчица передала: «Поздравь моего сына с большим трудовым успехом». Еще, конечно, поругала его — опять же для Таможенника. Митек сумел правильно понять маму, и они с Аксакалом сделали все, как надо.

— Настало утро, и Шехерезада прекратила дозволенные речи, — закончил свой рассказ Блинков-младший.

Темное небо начинало бледнеть. Над бассейном поднимался туман. Вода остыла, и у Аксакала по груди бегали мурашки. Но вылезать, вытираться, идти в корпус не хотелось. Он чувствовал себя усталым и значительным, как памятник. И мысли ему приходили значительные.

— Справедливость — закон природы, — неторопливо изрек Аксакал. — Она срабатывает не всегда сразу, но обязательно!

— Объясни, Седая Борода! — потребовал Митек.

— Понимаешь, Белая Голова, справедливость — это не то, что ты выучил урок и тебе сразу поставили хорошую отметку. Ведь жизнь огромная, и за всем сразу в ней не уследишь и всем сразу отметки не поставишь. Когда на заставе убило повара, я больше всего мучился из-за того, что убийцу нельзя наказать. Мы не знаем, кто наводил гранатомет на окна, а он сам не знает, в кого попал. Постреляли друг в дружку, и контрабандисты убежали. После там нашли кровь, значит, наши тоже в кого-то попали. Может, в убийцу, а может, в кого другого. Из-за этого я думал, что во взрослой жизни вообще не может быть справедливости. А если жизнь такая несправедливая, то стоит ли жить?

— Ты так не говори! — испугался за Аксакала Митек. — Справедливости в жизни хоть отбавляй. Даже иногда хочется, чтоб ее было поменьше, и тогда можно было бы машину выиграть по пробкам от пепси. Вот мы поймали Таможенника — разве это не справедливо?

— Так и я про то же! — не поворачивая головы, улыбнулся Аксакал. — Того контрабандиста то ли наказали, то ли нет. Может, он давно в тюрьме сидит, только не за повара, а за что-нибудь другое. Но я точно знаю, что здесь мы с тобой помогли наказать других контрабандистов. И теперь мне спокойнее. Я здесь помог, а кто-то помог там, в Таджикистане, и в конце концов каждый получит, что заслужил! Вот это и есть справедливость — закон природы. Вроде лета: бывает, ждешь его, ждешь, думаешь: «Поскорей бы!» И оно наступает ОБЯЗАТЕЛЬНО!

— Можно поспорить, но я не хочу, — заметил Блинков-младший. — Мне это нравится: справедливость наступает, как лето. Самое главное, мы можем ей немножечко помочь.

— Я поступлю в училище погранвойск, как папа, — сказал Аксакал. — Окончу, попрошусь на двенадцатую заставу и буду служить, пока там стоят русские солдаты!

— Тебе сперва надо восьмой класс подогнать, — спустил его с небес на землю Блинков-младший.

Раньше Аксакал обижался на такие напоминания. Но сейчас он перестал чувствовать себя трусом, а заодно и двоечником. Конечно, в дневнике остались двойки и натянутые годовые трюндели. Это уже не переиграешь. А двоечника Теплякова не стало, и весь сказ!

— Я подгоню за лето, — пообещал он. — У нас в городке полно учительниц. Почему-то все офицеры женятся кто на учительницах, кто на медсестрах и только некоторые — на официантках. Я подгоню и буду нормально учиться в девятом, не сомневайся!

— А я никогда в тебе не сомневался, Седая Борода! — ответил Блинков-младший.

По бортику бассейна, по серому небу кралась тень.

— Усохни, Поля! — хором сказали напарники.

— Я не тону, — добавил Аксакал. — Когда надо будет кричать «Спасите», мы тебя позовем.

— Я больше не буду, — по-детски извинился бывший первый силач второго отряда и присел на бортик. — Блин, а правда, про тебя уже книжки пишут? Савостикова говорит, что у нее дома аж десять штук. А в лагерной библиотеке ни одной нет. Врет Савостикова?

В Полином голосе слышалась надежда.

— Врет, — не стал разочаровывать его Митек.

— Я так и думал, — с облегчением вздохнул Поля. — Она просто влюбилась в тебя и сочиняет.

— Конечно. Ты сам подумай: разве это имя для героя — Блин? То ли дело Бешеный, Слепой, Чужой…

— Слюнявый, — подсказал Аксакал.

— Ага. Слюнявый, Сопливый, Тупой…

Поля уходил, не дослушав. Главное он узнал: врет Савостикова.

— А мне жалко его, — сказал Блинков-младший, глядя в согнутую спину разжалованного Полковника. — Перед Саней с Ваней ходит на цыпочках, Максом командует, а дружить на равных не умеет. Знаешь, зачем он спрашивал про книжки?