Но вот наконец брачный период завершен, и гаремы объединяются снова в общие большие стада. Теперь бывшие соперники, которые еще два дня назад так бешено дрались между собой, мирно пасутся рядом, пе обращая друг на друга ни малейшего внимания. Теперь у них, надо сказать, есть все основания позаботиться о себе. Ведь у сайгаков происходит нечто схожее с пауками: вскоре после свадьбы большинству самцов предстоит погибнуть, даже если самки их и не убивают и не сжирают, как это делают новобрачные паучихи… Тут все обстоит несколько иначе. Ведь самки в период любовных игр отнюдь не постятся, а продолжают преспокойно нагуливать жир, в то время как их измученные возлюбленные вынуждены встречать суровую зиму в тощем, обессиленном состоянии. Поэтому к марту они обычно массами погибают; в суровые зимы падеж самцов уносит добрую половину всего их поголовья. А скудный зимний корм достается беременным самкам: ведь именно от них теперь зависит сохранение вида. Хорошо хоть, что молодые самцы не становятся еще половозрелыми к ноябрю, как их сестры. Это позволяет им пережить зиму и приготовиться к тому, чтобы взять на себя ответственную функцию по сохранению вида следующей осенью. Молодых самцов-однолеток вожак гарема никогда не прогоняет из стада. Из самок старших возрастов беременеет 96 процентов, из молодых — 86. У трех из четверых сайгачих бывают двойняшки; тройни, правда, не встречаются никогда.
Такая необычайная плодовитость да в придачу умение при помощи быстрых ног спасаться от непогоды и холодов — вот разгадка секрета сайги; так ей удается выживать на столь скудных землях, да еще и нагуливать на них жир.
Помимо постоянного истребления человеком случались и просто зимы массовой гибели сайги: в 1855, 1866, 1879, 1891, 1903, 1917, 1927, 1948, 1950, 1953 годах. После одного такого «джута» в 1949/50 году погибла половина всех антилоп. А снежной зимой 1953/54 года, когда высота снежного покрова достигала от 40 до 60 сантиметров, а мороз — 40 градусов, западнее Волги погибло 40 процентов этих несчастных животных. Первыми погибали старые, потом молодые самцы, а под конец — как старые, так и молодые самки. Однако уже спустя год после этой массовой катастрофы стадо сайгаков западнее Волги вновь восстановило свое прежнее поголовье.
На свет появляется одинаковое число сайгачат обоего пола, следовательно, 1:1, однако у взрослых особей это соотношение уже резко меняется — 1:2,6. После некоторых особенно суровых зим в живых остается не более трех-четырех процентов самцов.
Именно благодаря своей способности убегать от плохой погоды в одну из суровых зим пало лишь от 30 до 40 процентов от всего стада, в то время как поголовье джейранов, обитавших в той же местности, уменьшилось на 80–90 процентов. Джейранам после этого еще в течение 10 лет не удавалось восстановить свою былую численность, в то время как сайгачье поголовье восстановилось за один-два года. Здесь мы наблюдаем такой феномен природы, когда за многие миллионы лет у определенного вида выработалась совершенно необычайная способность выживать на самых бедных пастбищах, несмотря на периодические стихийные бедствия. А человеческая несознательность чуть было не уничтожила такое необыкновенное чудо!
Ежегодно в конце марта — начале апреля сайгачьи стада откочевывают из низин Каспийского побережья в северном направлении иногда на 300–350 километров. Там находятся их «родильные дома» — плоская, лишь слегка всхолмленная равнина, поросшая невысокой редкой травой. Точно так же как зебры и гну в Серенгети, они приносят на свет своих детенышей отнюдь не в высокой густой траве, где они, казалось бы, надежно скрыты от глаз хищников, а, наоборот, на совершенно открытой, почти голой земле. Оказывается, что для сохранности детенышей гораздо важнее тот факт, чтобы хищники не могли незаметно подкрасться, прячась в густых зарослях растительности.
И вот в начале мая вся степь оживает, шевелится, наполняется звуками: блеянием молодняка и ответным блеянием самок. Самки с детенышами повсюду — до самого горизонта. Большая группа рожениц иногда может занимать территорию в 300 квадратных километров!
При подсчете с воздуха число животных достигает порой от 150 до 200 тысяч. 95 процентов из них — самки с детенышами.
Только спустя шесть или восемь часов после своего появления на свет сайгачата принимаются сосать материнское молоко. В первые дни своей жизни они лежат неподвижно, прижавшись к земле, и сосут молоко всего в течение нескольких секунд или минут, а потом снова затаиваются. Сайгачье молоко содержит 6,7 процента жира и 5,4 процента белка, следовательно, оно питательнее коровьего. Но уже с третьего или четвертого дня после рождения сайгачата начинают закусывать молоко травой, а в возрасте двух или двух с половиной месяцев питаются уже исключительно только зелеными кормами; редко какой детеныш еще подойдет к вымени матери, чтобы напиться молока.
Даже новорожденного, однодневного сайгачонка человеку не так-то легко догнать, если тому вздумается от него убегать. Но к счастью, малыши лежат так неподвижно, судорожно прижавшись к земле, что ничего не стоит к ним подойти и взять их в руки. Мать при таких обстоятельствах обычно отбегает метров на 500–600 в сторону, а затем, описав большую дугу, возвращается назад. Но уже в возрасте четырех-пяти дней от роду сайгачата, как правило, сразу же убегают при приближении опасности. При этом они проявляют одну свою удивительную способность — внезапно исчезать. На полном скаку они вдруг резко бросаются на землю и становятся невидимыми, поскольку окраска сливается с фоном степи. Преследователь тут же теряет их из виду, а отыскать их практически невозможно. Когда мать-сайгачиха в поисках своего детеныша с блеянием возвращается назад, к ней, как правило, с жалобным криком бегут навстречу сразу несколько сайгачат. Но она лишь обнюхивает их и оставляет: ей нужен только свой. А собственный детеныш будет кричать непрерывно до тех пор, пока не появится мать. В пяти-шестидневном возрасте сайгачата уже способны в течение 27–30 минут бежать со скоростью 30–35 километров в час. А в возрасте десяти дней они в состоянии бегать столь же быстро и продолжительно, как взрослые особи.
Спустя восемь — десять дней после начала окота самки с детенышами уже покидают свои «родильные дома». Теперь они пускаются в путь, собираясь в огромные стада, и уже через несколько дней их можно найти на расстоянии 200–250 километров от этих мест. Шум, создаваемый кочующим стадом, нарастает и становится явственно различим за несколько километ, — ров; о приближении стада сайгаков говорит и огромное облако пыли, поднимающееся к небесам. Если на пути стада стоит машина, оно просто «обтекает» ее со всех сторон.
Не считая человека, главным врагом сайгаков является волк. Правда, догнать отдельно взятую здоровую особь волкам не под силу, но зато ослабленные зимой, после брачного периода, самцы, беременные на последнем месяце самки, ну и, конечно, много детенышей становятся их жертвами. В высоком снегу сайгаки беспомощны против волков, потому что легче проваливаются в снег, чем их преследователи (давление их острых копыт на каждый квадратный сантиметр снеговой поверхности в четыре с половиной раза больше, чем у волка с его широкими мохнатыми лапами). Кроме того, волки, как известно, охотятся стаями; антилопы же, как и большинство других диких копытных, спасаясь бегством, описывают дугу, возвращаясь постепенно, как правило, к исходному пункту. А там их ждет другая часть волчьей стаи, не принимавшая участия в погоне.
В пятидесятых годах нашего века в Казахстане на каждую сотню сайгаков приходилось по одному волку, и хищники эти уничтожали 20–25 процентов сайгаков. Но затем начала проводиться непримиримая борьба с волком, когда за шесть лет было отстрелено 80 тысяч хищников. Последовало резкое увеличение поголовья сайги. Что же касается европейской части ареала, западнее Волги, то там с самого начала численность волков была столь незначительной, что никак не влияла на поголовье сайгаков. Будем надеяться, что устранение волков не повлечет за собой тех печальных последствий, которые случались уже не раз, когда истребляли естественных врагов какого-либо вида животных. Ведь волки помогают избежать «перенаселенности» копытными отдельных местностей и способствуют естественному отбору, истребляя больных и ослабленных особей.
