Все это Володя понял. Но побежать за Петькой не мог. Нарушение порядка в пути издавна считалось у друзей самым тяжким проступком. Он вздохнул и безропотно дал Феде обвязать свою грудь веревкой.

Утешился Володя тем, что первым — после Петьки — прошел по опасному переходу. Спустившись на карниз, он подождал Наташу. Вдвоем они прижались спиной к каменной стене, уперлись ногами покрепче и крикнули Феде:

— Поше-ол!

Не подвел Васькин мост. Федя прошел благополучно.

Идти каменным карнизом, чуть заметно спускавшимся к югу, было легко. Порой здесь даже шли по двое. И тут снова заговорил всех Петька, неумеренно прославляя Ваську Калабухова.

Беседуя, путники вышли к месту, где пропасть раздвоилась. Направо она резко расширилась и приоткрыла далекую, чуть тронутую палевой дымкой сопку. Узкая же часть ее свернула налево и скоро перешла в крутую ложбинку, зажатую между округлыми скатами. Усталые путники поднялись ложбинкой — и перед ними открылась неширокая бурливая река. За ней виднелась равнина, покрытая серебристым ягелем. Ниже по течению на равнине рассыпались бурые пятнышки.

— Смотрите, смотрите! — закричала Наташа. — Олени! Право же, олени!

— А чего смотреть? — пренебрежительно пожал плечами Петька. — Олени! Пригонят их в поселок на мясо — тогда насмотритесь досыта.

— Сразу видно защитника природы! — одернула мальчишку Наташа. — Васька твой следит за какими-то мальками. А ты? Даже в оленях не видишь красоты.

— Красота! — буркнул Петька и машинально достал из кармана расческу: — Какая в оленях красота? Бараны и те интереснее. Дерутся так… Лбы трещат!

Наташа возмущенно отвернулась. Трудно было ей, только что приехавшей из Подмосковья, понять, что для мальчишки, выросшего в тундре, обыкновенный индюк был куда интереснее оленей. Оленей Петька частенько видел в поселке, а индюка только на картинках.

Но для Наташи олени на воле, в родной для них обстановке были новинкой. И девушка никак не могла оторвать взгляд от рассыпавшегося за рекой стада.

— Пошли, что ли? — недовольно бросил Федя. — Сколько можно смотреть!

…Час спустя умывшиеся и сытые путешественники крепко спали на берегу Семужьей, под мягко греющим солнцем.

Маленький лагерь укрылся от ветра в густых зарослях серебристого ивняка, окаймляющих левый берег Семужьей. После тяжелого перехода путники решили устроить большой привал, как следует отдохнуть, а потом подумать, что делать дальше. Они лежали на одеялах, разостланных на мелкой гальке, неширокой полоской отделяющей ивняк от реки.

Володя мечтательно посматривал на бурлящую на быстрине, у камней, воду. Стремительная Семужья не давала покоя сердцу рыболова, соблазняла богатой добычей. Но заговорить об этом после внушительного предупреждения Петьки он не решался. Борясь с соблазном, Володя отвернулся от реки и принялся с усмешкой разглядывать заросли.

— Ну и леса здесь! — Он поморщился.

— А чего? — повернулся к нему Петька. В голосе мальчишки прозвучала обида. — Лесок хорош. Недаром его ягода любит. Пройди-ка по нашему леску ближе к осени. Голубики в нем, черники — силища! А зимой!.. — оживился Петька. — Войдешь в лес. Встанешь. Тихо кругом. С деревьев серебриночки падают. Стоишь, глядишь… Вроде в сказку попал. Березки оголились, присели в снежок — и будто уж не березки стали: тут зайчишка ушки поднял, там белка невиданная беленькая, подальше девочка согнулась, а над ней старик вроде деда-мороза стоит. Пеньки шапки снежные понаденут — и станут… вроде грибов. И у каждого шапка по-своему. Один нахлобучил ее поглубже, у другого она набок съехала, третий сам длинный, а шапочка на нем махонькая! А промеж ними зверина небывалый: шесть лап растопырил и две головы в разные стороны выставил. И все-то на солнышке серебряное, блестит. Точно, как в сказке.

— Сказка сказкой, — заметил Володя, — да удилища в твоем сказочном лесу не вырежешь.

— Не вы-режешь? — протянул Петька. — Да вон ива. Знаешь, какая она крепкая! А что, короткое удилище еще лучше. С камня ловить таким хорошо.

— Может, половим? — не выдержал Володя.

— А что скажет Васька Калабухов? — улыбнулась молча слушавшая спор Наташа и посмотрела на Петьку.

— А ничего не скажет! — живо откликнулся тот.

— Поймает он всех нас и доставит с позором в поселок, — не унималась Наташа. — Вот картина-то будет!

— Горе нам с твоим Васькой! — стараясь держаться серьезнее, вздохнул Володя. — Ищи его, да еще и бойся. Выведет он всех нас на чистую воду.

— Ничего не выведет! — Петька уже сидел на одеяле. — Мы-то не семгу станем ловить? Кумжу, форель, хариуса. Они тут вредные. Пожирают семужью икру.

— Что ж! — подхватил Володя, доставая из рюкзака жилку и крючки. — Накажем кумжу за коварство? Чтоб не пожирала семужью икру?

— Если ловить внахлест, — деловито продолжал Петька, не обращая внимания на шутки Наташи и Володи, — можно за час натаскать мелкой форели и кумжи на уху. Знаешь, как она берет в таких речках!

— А я как раз прихватил крючки с искусственными мушками, — сказал Володя, незаметно разжигая охотничий азарт мальчугана. — Гляди!

Петька осмотрел с видом знатока поданный ему крючок и веско заметил:

— В самый раз.

Дальше все пошло быстро. Вырезали гибкие и крепкие ветви ивы. Снарядили удочки.

Прыгая с камня на камень, Володя забрался на большой плоский валун, одной стороной уходивший под воду. Поплевал на крючок и забросил его на быстрину.

Уже на втором броске тонкая жилка резко выпрямилась и пригнула гибкое удилище. Конец его ушел под быструю воду, оставив на поверхности ее длинные дрожащие усы.

Володя подсек добычу и выбросил на камень трепещущую пятнистую рыбку.

— Кумжа! — закричал Петька, устроившийся неподалеку от Володи. Мальчуган ухитрялся следить не только за своей удочкой, но и за Володиной. — Хороша кумжишка!..

Но тут его крючок скрылся под водой. Подсечка — и добыча в руках.

— Форель! — громко объявил Петька. — Побольше твоей кумжи-то!

Клевало бойко. Володя с Петькой перебрасывали пойманную рыбу на берег. Хозяйственная Наташа подбирала ее и тут же чистила.

Клев оборвался неожиданно. Послышались удивленные голоса рыболовов. Особенно возмущался Петька. Куда девалась рыба? Сговорилась она не клевать, что ли?

Наташа поставила варить уху и присела у костра. Глядя на закопченный котелок, она подумала: «Надо бы почистить его».

Песка поблизости не было. Наташа осмотрелась и заметила в стороне выглядывающую из-под галечника узкую песчаную косу. Глубоко увязая в мелких, скрипящих под сапогами камешках, подошла она к косе и остановилась, удивленная, перед ямой, полной крупных раковин. Вокруг ямы на разрытом и уже подсохшем песке виднелись отпечатки лап, похожие на собачьи.

«Неужели песцы? — подумала Наташа, присматриваясь к следам. — Интересно!»

Под ногами у нее валялись вылизанные дочиста крупные раковины. Покрывающая их снаружи черная кожица присохла и почти не поддавалась ногтю. Внутренняя сторона раковин мягко переливалась нежными оттенками голубых и розовых тонов.

Наташа зачерпнула алюминиевой кружкой чистого песку. Заодно она решила прихватить и несколько раковин. Неплохо принести ребятам в общежитие подарок из тундры. Чем не пепельницы!

Девушка отобрала несколько раковин покрасивее и сунула их в карман лыжных брюк. Возвращаясь к костру, Наташа заметила, что Федя стоит на берегу и с интересом всматривается в воду. Застыли на своих валунах и рыболовы.

— Семга идет! — крикнул Володя. — Сколько ее тут!

Наташа подбежала к реке — и замерла с кружкой в руке. Мимо нее стремительно проносились сильные крупные рыбы. Быстрина на середине реки местами вскипала под напором рвущейся вверх по течению семги. А снизу подходили новые стайки, обгоняли одна другую с такой торопливостью, будто спасались от преследования лютых врагов.

От проходившей мимо стаи отделились три большие семги. Одна из них металась недалеко от берега, разыскивая что-то между камнями. Порой она, чуть шевеля плавниками и хвостом, опускалась головой к самому дну, будто принюхивалась к устилающему его мелкому галечнику. И вдруг, сильно ударив хвостом, семга отлетала вверх и снова принималась за поиски.