Генерал посмотрел на часы.
— Однако! — сказал он вслух.
Половина второго. А на три его пригласил обедать мэр Бахчисарая. И с обеда нужно сразу ехать на ужин к мэру Ялты.
…Массивные ворота тактического центра Чуфут-Кале ожили, створки поползли навстречу друг другу под рык сервомоторов.
— Не понял… — сказал Драчев.
Часовой посмотрел на него с удивлением. Он тоже ничего не понял…
***
— Что вы там делаете? — спросил полковник Адамс, заметно волнуясь.
Ответ остался неизвестным, но полковник разволновался еще больше.
— Когда? — спросил он, дождавшись окончания довольно длинной реплики.
На сей раз ответ был коротким.
— Я даже не смогу снять с вас голову, если вы соврали, — сказал он. — Почему не сейчас, черт возьми?
Длинный ответ.
— Клаузевиц, мать твою, — сказал полковник в сторону. — Да, в этом есть резон. Но вы меня не убедили. Я приказываю вам сделать это сейчас.
На этот раз собеседник прокричал свой ответ, так что услышали двое дежурных офицеров:
— Сейчас — это невозможно, это полный крах, это гибель! Я не могу вам сейчас объяснить, просто поверьте и сдавайтесь!
— Нет уж, вы потрудитесь это объяснить! Хотя бы потому что я — ваш командир дивизии, черт вас побрал!
— Я не могу! У меня гости. Если вы меня не послушаете — всему конец, всему, понятно?
— Связь прервана, — зачем-то сказал поручик Лопатин, хотя все и так это видели по миганию красной лампочки…
— Son of a bitch! — Полковник бросил наушник.
— Приказ по «Ковчегам» сэр… — начал Сергей Ушаков.
— Остается в силе. Закрыться, замаскироваться, никого не впускать, на связь ни с кем не выходить… Что еще?
— Остальные три дивизии не отвечают. Штабы замолчали.
— Shit… — Полковник встал из кресла.
— Что мы делаем дальше, сэр? — спросил Лопатин.
— Дальше? Боюсь, поручик, что мы просто сидим и ждем.
***
— …Как чего? — возмутился командир 102-ой воздушно-десантной дивизии генерал Драчев. — Там же пульт управления, система связи… Я не знаю, что еще! А он заперся и не хочет выходить. Это как понимать?
— Ну, и что мне — головой эту дверь прошибать? — сигарета в углу рта майора Ширяева поднялась градусов на тридцать. Майор чувствовал себя в своем праве — он был из спецназа КГБ и Драчеву не подчинялся.
— Слушай, майор, ты меня не зли! Прикажу — будешь и головой прошибать. Ты спецназ или кто?
— Спецназ, — подтвердил майор. — А не сапер. Дайте мне саперов, вскройте эту консервную банку — и мы с ребятами в два счета выковыряем вам вашего полковника, а так… Эту броню гранатой не возьмешь. Хотя, наверное, пробовали… — майор оглядел разрушения, царящие в ставке базы Чуфут-Кале. Разбитые компьютеры и телефоны, изуродованные столы… И целехонькая бронированная дверь в бункер.
— С ним есть какая-нибудь связь? — спросил Ширяев у безымянного штабного подполковника.
— По вот этому селектору.
Ширяев ткнул пальцем в кнопку, склонился над микрофоном.
— Господин полковник! Ваше благородие! С вами говорит майор Ширяев, командир батальона спецназа КГБ… Сдайтесь, пожалуйста. Вам ничего не будет. Если сдадитесь по-хорошему. Это же глупо — закупориться в бункере и сидеть там. Ничего вы там не высидите. Кроме своих яиц.
— Господин майор, — донеслось из репродуктора. — Ценю ваше чувство юмора, но сдаться не могу. Объект, доверенный мне, я могу сдать только по приказу моего командования. Либо генерала Павловича, либо полковника Чернока. Чернок убит, до Павловича я не могу дозвониться. Телефон в Главштабе не отвечает. Еще мне может отдать такой приказ наш премьер, господин Кублицкий-Пиоттух. Его кабинет тоже молчит. Как только я получу соответствующие распоряжения, я открою бункер. Вы, как человек военный, должны меня понять.
— Ваше благородие, они все уже сдались.
— Прекрасно! Пусть они мне сами об этом скажут.
— Упорный, как подшипник, — с уважением сказал майор. — Что делать будем? Товарищ генерал, может, звякнуть в штаб и попросить его начальство отдать ему приказ?
— Да что это такое, в конце концов! — Драчев бахнул по столу кулаком. — Мы что, уговаривать его должны? Майор, вы солдат или кто?
— Ну, тогда саперов сюда! Сколько там с ним народу, вы не знаете?
— Человек двадцать.
Ширяев поморщился и было отчего: штурмовать хорошо защищенный подземный бункер даже силами батальона — это не шутка. В подземельях численное преимущество не имеет никакого значения: один человек с автоматом из-за баррикады может уложить хоть роту.
— Может обратиться к нижним чинам? — предложил штабной подполковник. — Разагитировать их, что ли…
— Валяйте, — великодушно уступил Ширяев. — Я не спец.
— Таких спецов, как вы, как раз в Афгане нехватка, — злорадно сказал Драчев.
— Если этот полковник чего-нибудь учудит, вместе туда отправимся, — спокойно заметил Ширяев. — Ведь так, товарищ генерал? Ну, так вызывайте сюда саперов.
***
Казачий городок Кымыл-Мурун стоит на берегу моря и каждому, кто проезжает или проплывает мимо, хочется там остаться, пустить корни, дожить до глубокой старости, умереть и быть похороненным на мысу, обнимающем бухту Узкую, где шепчет сухая пахучая трава и грустит на утесе аккуратненькая белая церковка.
Того же захотелось и старшему лейтенанту Афанасьеву, когда он с офицерами своей роты вошел в городок после принятия под охрану расположения казачьего разведбата (который служащие там казаки упорно именовали полком).
Они гуляли по просторным одноэтажным улочкам и отмечали полезные моменты, которые неплохо было бы ввести и в Союзе. Вот, например, велосипедисты не путаются под колесами водителей, а едут по тротуару, по специальной дорожке — круто! Или, скажем, полиэтиленовые кульки, которыми застелены урны — тоже круто! Или, к примеру, светофор срабатывает не по часам, а когда пешеход кнопку нажмет…
Но вот стоило ему задержаться, чтобы немного подкрепиться после сделанной работы (а принять батальон, чтобы все в порядке было — это та еще работа!), как городок окатил его ледяным презрением.
Офицеры разведроты и десантной роты Афанасьева зашли в небольшое придорожное кафе «Марусяʼз драйв» и встретили там весьма сдержанный прием.
— Что надо? — спросила тощая бабешка лет сорока. Ее интонации весьма живо напоминали ненавязчивый советский сервис.
— А что есть? — спросил Афанасьев.
Баба ткнула пальцем в панель наверху, где было изображено нехитрое меню «Маруси»: пирожки с творогом, пирожки с яйцами и пирожки с капустой, гамбургер, супергамбургер, гамбургер с сыром, жареная картошка и три вида напитков.
— Спиртного не держим, — процедила баба.
— Спасибо, нам не надо, — вежливо откликнулся лейтенант Пуртов, командир разведчиков.
Заказы тетка оформила споро, про деньги даже не заикнулась, но все посетители «Маруси» смотрели на советских офицеров так, что кусок им в горло не шел, поэтому они поспешили убраться из «Маруси» и съесть обед на улице, сидя на броне БМД.
Афанасьев жевал мягкую булку, переложенную сочной котлетой, пил «Кока-колу» и отмечал изменения, которые произошли в городке с момента их появления. Еще десять минут назад было людно, а сейчас все попрятались. Казачки в джинсах и ковбойских рубашках загнали детей по домам. Афанасьеву стало обидно: не фашисты же в город пришли, в конце концов!
Он не знал, что весь Кымыл-Мурун видел по ТВ сцену гибели командного «Дрозда» с Черноком. Он не знал, что Чернок в казачьей среде — один из наиболее уважаемых армейских командиров. Он ничего этого не знал и потому ощутил легкое раздражение. Ладно, почему есаул при сдаче волком глядел — понятно, но мирные-то граждане почему паникуют?
Афанасьев решил наладить с местным населением контакты. Причем начать с есаула.
***
Есаул Денисов разругался со всеми своими товарищами и подчиненными. Они были за Общую Судьбу, а он — против. Как можно соединяться со страной, где, считай, еще вчера ломали церкви и вешали священников, где крестьян морили голодом, где с казаками расправились так, что только кости хрустнули? Всего два поколения назад шла непримиримая, насмерть, война, в которой брат шел на брата, а сын — на отца. Младший брат казака Петра Денисова, захватив его, раненного в ногу, выбил ему еще и глаз, зверски избил и (эту подробность Григорий узнал, когда вырос) изнасиловал его жену, бабку Григория. Ночью на станицу налетели врангелевцы, перебили красных казаков, а тех, кого захватили в плен (в том числе Денисова-младшего), связали попарно и побросали в Дон. Ожидавшего смерти Петра освободили. Жена вместе с детьми пристала к обозу, где везли раненого мужа, и таким манером их семейство оказалось в Крыму.
