Он лег рядом и, подложив ей под голову одну руку, другой стал поднимать ее юбки. Когда их губы вновь встретились, она быстро протянула руки к пуговицам на его бриджах и поспешно начала их расстегивать. Их потребность друг в друге была слишком велика, чтобы чего-то стыдиться, и само их нахождение в этом уединенном месте среди кустов еще более усиливало испытываемое ими наслаждение.

Рука его коснулась ее бедра там, где кончались белые шелковые чулки, и она улыбнулась, когда он вдруг замер, осознав, что под юбками на ней не было ничего, кроме тонкой полоски материи, на которой и держались эти чулки.

Последняя пуговица на бриджах Донована расстегнулась под ее пальцами и, помедлив секунду, она запустила руку внутрь. Прошлой ночью она увидела мельком мужское естество Донована и была поражена его размером и красотой. Живя в поместье, она не раз видела половые органы животных и однажды даже была свидетельницей того, как на огороженном забором дворе жеребец сквайра Хэдли взгромоздился на кобылу-рекордистку сэра Гилберта, но никогда прежде она не находила во всем этом никакой красоты.

До вчерашней ночи.

До Донована.

Она коснулась жестких курчавых волосков и ощутила несказанный восторг, почувствовав под пальцами шелковистый на ощупь, бархатистый и, однако, удивительно твердый член. И все это время его пальцы двигались у нее между ног, скользя внутрь, лаская ее, пока она не поняла: еще мгновение, и она закричит.

Она приподняла голову и укусила его в плечо.

— Господи, Маргарита! — хрипло воскликнул Донован, опуская голову меж ее грудей. — Не могу этому поверить. Я должен был бы быть лучше… сильнее. Но я не могу ждать, ангел. Я должен иметь тебя сейчас же или, клянусь, я опозорюсь…

Он лег на спину и втащил ее на себя, так что теперь она стояла на коленях, как бы восседая на нем.

— Донован? — вопросительно прошептала она, пытаясь разглядеть в почти уже кромешной тьме черты его лица.

— Сегодня тебе не удастся исчезнуть незаметно, как ты сделала это в прошлый раз, — произнес он, спуская до колен свои бриджи, и приподнял ее юбки, так что волосики в низу его живота защекотали ее обнаженные ягодицы. — Так что это единственный способ сохранить тебе приличный вид.

Маргарита приподняла одну бровь, на мгновение задумавшись над его словами, затем улыбнулась. Идея ей скорее понравилась, особенно когда она вновь почувствовала у себя между ног его пальцы, ищущие тот небольшой бутон, который расцвел в первый раз прошлой ночью.

Почувствовав давление его члена у входа во влагалище, она слегка приподнялась, помогая ему, направляя его, затем вновь опустилась, с наслаждением ощущая его член внутри себя.

Он начал двигаться в ней, слегка приподняв бедра.

Она уперлась ему в живот, балансируя на коленях, откинула назад голову и закрыла глаза, наслаждаясь пронизывающими все ее существо ощущениями. Голод, зародившийся где-то глубоко внутри ее, побуждал ее двигаться вперед, назад, влево, вправо. Каждое ее движение, каждое изменение в положении ее тела сближало маленький расцветающий вновь бутон с телом Донована, вызывая в ней целую бурю восторга.

Его бедра ритмично двигались, выводя мелодию любви и желания, страсти и самоотвержения, и ее тело пело в ответ. Они создавали новую великую музыку, которая была слышна только им двоим, — наслаждаясь ее красотой, слушая своими сердцами, как она поднимается крещендо, достигает кульминации и, наконец, взрывается мощными аккордами симфонии, сочиненной тысячелетия назад.

Маргарита упала без сил на грудь Донована и стала покрывать ее поцелуями, мгновенно задрожав от наслаждения, когда он прижал ее к себе и начал нежно гладить.

— Ах, ангел, — шепнул он ей на ухо, когда она, наконец, успокоилась и положила ему на плечо голову. — Моя дорогая отважная Маргарита. И ты еще была так глупа, что спрашивала меня, оставлю ли я тебя когда-нибудь?

— Всегда… всегда ли так будет у нас с тобой, Донован?

По тому, как дрогнула его грудь, она поняла, что он усмехнулся.

— Если так будет всегда, то не пройдет и года, как я умру от истощения. Но хочешь верь, хочешь нет, медлительность в любви тоже имеет свои преимущества. Мне кажется, я мог бы провести вечность, просто целуя тебя.

— Правда? — Она приподняла голову, собираясь его поцеловать, и вдруг нахмурилась. — Донован! Я чувствовала, что-то в тебе изменилось. Твои усы. Их нет!

Он улыбнулся, и на щеке его, у самых губ, появилась ямочка, которую из-за усов она прежде не видела.

— Конечно же! Если мы и дальше собираемся скрываться, словно воры, как я могу позволить, чтобы ты появлялась в ярко освещенных комнатах с царапинами.

Она провела кончиком пальца по его гладкой коже над верхней губой.

— Донован, да ты, похоже, еще больший интриган, чем я, тебе это известно?

Он слегка прикусил ее палец своими ровными белыми зубами.

— Разумеется. Это часть моего очарования, разве ты не знала? — бросил он, после чего помог ей подняться, и внимательно осмотрел ее платье в поисках приставших листьев, присутствие которых могло бы выдать их с головой.

В молчании смотрела Маргарита, как он расправил свою собственную одежду, затем сложил то, что оказалось одеялом, и сунул его подальше в кусты, вероятно, для того, чтобы позже забрать его оттуда.

— Но это только одна часть, Донован, — произнесла она наконец, когда они направились назад к дому. — Другая — это твоя способность отвернуться, когда я занимаюсь своими делами, — ты не задаешь никаких вопросов. Это одна из причин, почему я тебя так люблю.

— Да, что касается последнего, Маргарита, — сказал он, становясь прямо перед ней с тем, чтобы она не могла подняться по ступеням и войти в дом. — Какое-то время я буду довольствоваться половиной буханки, но не всегда. Про меня многое можно сказать, но только не то, что я терпеливый человек.

А вот Вильям терпелив, подумала Маргарита и тут же пожалела, что не может выбросить из головы мысли о мести хотя бы в эти столь прекрасные моменты, когда она с Донованом.

— Ты не станешь влезать в мои дела, Донован, — проговорила она, вздернув с вызовом подбородок, — а я не буду мешать тебе. То, что каждый из нас делает, не имеет никакого отношения к тому, какие чувства мы питаем друг к другу. Ты обещал. Ты сказал, что не будешь врать мне.

— Я, попрошу Пэдди освежить мою память в отношении того, что мне сказать на исповеди, когда в следующий раз отправлюсь очищать от грехов свою душу, — сказал Донован и отступил в сторону, чтобы она могла вернуться в дом. — Но пока я буду вести себя как пай-мальчик.

Маргарита поднялась на две ступени, затем повернулась и посмотрела на него. Он выглядел таким молодым, таким красивым, таким удивительным, что ей до боли не хотелось его покидать.

— Донован, — прошептала она дрожащим от волнения голосом. — Я беспокоилась о том, что в действительности я не люблю тебя по-настоящему… что я путаю страсть с любовью. Но я ошиблась. Ты знаешь, почему теперь я так уверена, что люблю тебя?

Он покачал головой и ухмыльнулся.

— Нет, но мое сердце жаждет это услышать, моя дорогая, — проговорил он с таким невероятно сильным ирландским акцентом, что она едва разобрала его слова.

— Я это знаю, — серьезно ответила она, отказываясь реагировать на его дурачество, — так как, хотя ты и доставляешь мне одни только неприятности, я совершенно уверена, что буду любить тебя до самой смерти… и даже после этого.

С этими словами она повернулась и, приподняв юбки, взбежала по каменным ступеням на террасу. Там она на мгновение остановилась, чтобы собраться с духом и стереть с лица улыбку и, переступив через порожек, вошла в комнату, где воздух уже сотрясался от носового сопрано леди Саутби.

— Эй, Томми, ты только посмотри!