Солнце, песок, интересные люди, новая стрижка — разве можно это сравнивать с толпой чумазых малявок? Если как следует разобраться, это она сделала Джейни одолжение.
Потому что это Молли снабдила Джейни новой одеждой и отправила на курорт. И пообещала присмотреть за «Беззаботным детством» те несколько дней, что оставались до начала летних каникул.
Правда, Молли бросила кузину на произвол судьбы, как только та приехала в Кейп-Мэй, но это еще как посмотреть, должна же у нее быть своя голова на плечах. Ничего с ней не случится. К тому же Молли сдержала обещание и честно управляла «Беззаботным детством», тот факт, что за эти несколько дней заведение не обанкротилось, должен привести Джейни в восторг.
За все это время случилась только одна крупная неприятность. Если не считать того, что в первый же день отключилось электричество, а четырехлетнего Мейсона Фурбиша дважды застукали, когда он демонстрировал Эйприл Феддерман свой «фонтанчик». Но, кроме этого, все в порядке.
Если бы не сотрудники Джейни, заварившие эту кашу с Лонгстритом. Перепутали время, на которое он хотел спровадить в «Беззаботное детство» племянников. Самое замечательное, что Молли не имела к этому никакого отношения. И тем не менее ради Джейни она великодушно решила расхлебать эту кашу, ближайшие две недели выполняя роль специалиста по детоводству.
Девчонка что надо!
Факт, что все познания Молли в вопросах обращения с детьми сводились к тому, что новорожденным полагаются розовые или голубые банты, детей кормят с ложечки, а «Отверженные» — жутко грустная книга, не имел ровным счетом никакого значения. А Доминику Лонгстриту и подавно не стоит об этом знать.
И потом, возню с его племянниками можно рассматривать как очередную работу, с этой точки зрения тоже все тип-топ. Чтобы иметь возможность пользоваться своим состоянием (а оно равнялось сумме, нулей в которой было больше, чем татуировок на теле рок-звезды), не меньше десяти месяцев в году Молли должна была работать. Или выйти замуж — но это уж слишком; ей и так неплохо живется.
Ограничение, «в воспитательных целях» наложенное на наследство родителями-оптимистами (большую часть жизни не обращавшими на дочь никакого внимания), Молли сумела превратить в очередное развлечение. Безответственная, взбалмошная сорвиголова Молли Эпплгейт.
По завещанию требовалось, чтобы она работала десять месяцев в году. Но про то, что эти десять месяцев она должна провести на одной и той же работе, ничего не говорилось. И теперь Молли резвилась на рабочем рынке, как дитя в песочнице.
В год она успевала сменить от шести до восьми работ. За последние двенадцать месяцев она демонстрировала нижнее белье; рекламировала на телевидении компанию, занимавшуюся производством автомобильных покрышек; помогала одной старой перечнице печатать мемуары; нянчила младенца в Монако; работала официанткой на роликовых коньках («Принесет вам заказ и споет песенку»); разносила напитки в казино в Лас-Вегасе; выгуливала собак на Манхэттене. Это не считая газеты, из которой только что уволилась. Хотя там она была не репортером, а скорее курьером. Всеми обожаемым курьером.
Может, кто-то назовет это взбалмошностью. Лично Молли предпочитала термин «смена впечатлений». И — развлечений.
Первые несколько дней управлять детским центром было интересно. Она научила детей отбивать несложную чечетку; потом, пока не закончилась коричневая краска, все рисовали пальцами собственный вариант «Моны Лизы». Потом разучивали кувырок назад через голову. Дети прозвали ее Хали-Гали Молли.
Вероятно, заботиться о детях надо как-то еще, но Молли отлично со всем справилась — спасибо сотрудникам Джейни и записочкам, которыми та обклеила все стены центра. Под каждым выключателем красовалась надпись: «Прежде чем уехать домой, убедись, что не забыла никого из детей в ванной ».
Мысли Молли снова вернулись к «Правилам Джейни», особенно к тому, которое запрещало выведывать у детей сведения о родителях и прочем. «А зачем вообще нужны правила, если их не нарушать?» — сказала она себе. За свою жизнь Молли успела проучиться самое малое в двенадцати частных школах, и из всех ее выгнали со скандалом.
— Расскажи-ка мне, детка, — сказала Молли, затормозив перед светофором, — про своего дядю Ника. Во всех подробностях.
— Ага, самые подробные подробности. Суровые факты. Запросто, Молли. А что именно тебе нужно?
Молли широко улыбнулась. Что за девчонка! Если бы они вместе росли и учились в одних и тех же школах, владели бы сейчас всем миром. Или отбывали срок в тюрьме.
— Начнем с семейного статуса. Женат? Разведен? Закоренелый холостяк?
— Нет, жены у него никогда не было, — сказала Лиззи. — Я слышала, мама однажды ночью говорила папе: это все оттого, что он такой бессовестный, эгоистичный ублю…
— Ну, про это пока достаточно, — перебила ее Молли, стараясь не улыбаться. — Значит, убежденный холостяк. А как насчет подружки?
Лиззи поерзала, поудобнее устраиваясь на сиденье.
— Целая куча. То одна, то другая. Мама говорит, это все оттого, что он считает себя пупом зе…
— Вот что, Лиззи, давай договоримся: ты сообщаешь только факты, без маминых комментариев, хорошо? Что-то мне подсказывает, я сама могу сообразить, что она говорила, а это как раз самое интересное, понимаешь?
Лиззи пожала плечами.
— Ладно. Значит, про Синару тебе не нужно?
— Синара? Звезда Бродвея? Та самая Синара? Аи contraire, та cherie [6]. Валяй, куколка.
— Мама говорит… ой, извини. Синара живет с нами в поместье. То есть «с нами», потому что у нас дом стоит рядом с домом дяди Ника, только на нашей земле. У нас десять акров. А у него целый миллион.
— Позволь мне высказать смелое предположение. Думаю, твоя мама про это наверняка что-то говорила папе?
— А разве мы не договаривались, что ее слова мне не нужно пересказывать?
— Правила, моя сладкая, созданы для того, чтобы их нарушать — я про это недавно вспоминала. Даже мои правила. И потом, у тебя язычок так и чешется, верно?
Лиззи выразительно вытаращила нахальные зеленые глаза.
— Она сказала, что он компенсатор. Я посмотрела в словаре, что это значит, когда поняла, как это слово пишется. Если компенсатору не хватает чего-то, он вместо этого будет использовать другие вещи. Бедный дядечка Ник, наверно, ему многого не хватает. Иначе зачем ему столько домов и всего остального? Но я больше всех люблю этот.
— Понятно, едем дальше. Что это за поместье? Название? И не забудь про то, как его называет твоя мама.
— Ну, папа его называет «Наше поместье». Дядя Ник обычно говорит «вирджинская недвижимость». Он никогда ничего не называет по-своему. Мама называет дядину часть поместья «Его личный Версаль». А знаешь, как она называет его « Ламборгини » ?
Молли улыбнулась.
— Нет, кажется, я уже догадалась. Лучше расскажи, что там есть.
— Ага. Дом. Сараи. Конюшня. Дорожки. Два бассейна, один снаружи, другой внутри. Театр. И еще «Вход воспрещен».
Молли удивленно уставилась на Лиззи.
— Что?
— Дядя Ник так зовет свою студию, или кабинет, в общем, называй как хочешь. Видишь, все-таки иногда он придумывает названия. Ключи есть только у него, папы и дяди Тейлора. А для всех остальных «Вход воспрещен». В прошлом году он даже приписал «К тебе, Лиззи, это тоже относится». Мама говорит, что на будущий год он окопает студию рвом, а в ров напустит крокодилов.
— Кажется, твоя мама начинает мне нравится.
— Ты же ее не увидишь, ты что, забыла? Она уплыла на Гречневые острова, а когда она вернется, ты уже уедешь.
— Греческие острова, Лиззи. Ты же знаешь.
— Ну да, — протянула Лиззи. — Вовсе им не обязательно было уезжать. Мы с Тони не всегда себя плохо ведем.
Как будто что-то укололо Молли в сердце. Ей захотелось обнять девочку, прижать к себе. Мать родила Молли, не успев снять платье от «Шанель» — до последней минуты не хотела уезжать с вечеринки. А как только ее выписали, родители бросили Молли одну и уехали, и потом бросали еще много раз, пока не разбились на самолете в горах Аргентины.
