— Так и было, пока мы не обнаружили на острове магазины. Никак не могу запомнить его название, а то я бы тебе сказал. Зато Элизабет теперь умеет спрашивать по-гречески: «Вы принимаете к оплате „Америкэн Экспресс“?»

— Повезло тебе, — улыбнулся Доминик.

— Не то слово. Тебе тоже повезло: Элизабет упрашивает меня остаться здесь еще на неделю. Можешь меня заранее поблагодарить.

Доминик уже открыл рот, чтобы сказать «спасибо», но удержался. Три недели смотреть, как Молли разгуливает по поместью в своих малюсеньких шортах? Захочет ли она остаться здесь еще на неделю, если он скажет ей, что она ему нужна? Нужна ли она ему?

— Элизабет сильно огорчилась, когда ты отказался? — произнес он, надеясь, что не слишком нагло игнорирует заботу брата о себе. — Хотя три недели или месяц — какая разница? Если ей и правда там так понравилось…

— Ник, признайся: ты сидишь на транквилизаторах, да? Ты что, в самом деле хочешь возиться с Лиззи и Малышом Тони еще месяц?

— При чем тут транквилизаторы? У нас все в порядке. Так и передай Элизабет.

В трубке долго молчали. Наконец Тони спросил:

— Ты закопал их в землю? Сослал в резервацию? Или замуровал в комнатах?

Доминик откинулся в кресле и положил ноги на стол.

— Тони, ты соображаешь, что говоришь? Это же твои дети.

— Потому и спрашиваю.

Доминик хмыкнул, опустил ноги и встал с кресла.

— Честно говоря, мне понадобилась помощь. — Он снова подошел к окну взглянуть, чем занимается Молли. — В основном ради Лиззи. Я подумал, ей пойдет на пользу женское общество.

Повисла пауза, после чего Тони завопил:

— Ты что, приволок туда очередную девицу? Черт, Ник, ты что, очумел? Это же мои дети!

— Тони, не сходи с ума, здесь нет никаких девиц. У меня никого нет. Тейлор теперь по ним специализируется.

— Ну, ладно, ладно, я погорячился. Но, между прочим, детьми должен был заниматься именно ты. А не спихивать их кому-то на руки.

Через лужайку по направлению к конюшне промчалась Молли, следом за ней — Малыш Тони и Лиззи. Все трое тащили пакеты просто нечеловеческих размеров. Своими длинными ногами Молли отмахивала гигантские шаги; через закрытое окно Доминик слышал, как весело она хохочет.

— Они с Молли очень поладили… Как закадычные друзья, понимаешь? Они… они вместе играют.

— А, так ты им нанял какую-нибудь девчонку постарше? Тогда ладно. Даже Элизабет понимает, что ты не можешь возиться с ними круглые сутки. Конечно, это твои родные племянники, умные, веселые, но три недели с утра до вечера… Ты уверен, что справишься?

— Еще как. — Доминик открыл окно и высунулся наружу, пытаясь разглядеть, что происходит за углом, возле конюшни. — Все отлично.

— И ты не работаешь?

Доминик отошел от окна и вернулся к столу.

— Нет, не работаю. Ты прав, отпуск мне просто необходим.

— Вот-вот, Ник, наконец-то ты это понял. Я знаю, ты думаешь, что работать надо на всю катушку, но в этом-то и проблема. Ты все делаешь на всю катушку. Ты не знаешь, что это такое — расслабиться, забить на все, плевать в потолок. Элизабет даже поспорила со мной на пять баксов, что ты уговоришь Тейлора репетировать, пока нас не будет.

— Да ты что? — сказал Доминик и посмотрел на часы. Одиннадцать. Репетиция начнется не раньше двух. Он успеет сделать несколько звонков — прежде всего Тейлору в Нью-Йорк — и набросать пару идей об оформлении сцены. — Скажи ей, она тебе должна пять долларов.

— Отлично, братишка. Сам знаешь, я за тебя волнуюсь. Только молча. Элизабет беспокоится вслух, а я молча. Ты же свои таблетки ешь горстями, как будто это леденцы. Так и до инфаркта недалеко. Пора уже тебе научиться отдыхать и радоваться тому, что есть. Помнишь Сида? Он тоже работал как ненормальный вроде тебя. А потом — раз, и пять шунтов в сердце, а ведь ему еще пятидесяти не стукнуло. Правда, он был женат в пятый раз и баловался кокаином, но…

Доминик его уже не слушал. С телефоном в одной руке и с наброском декораций для первой сцены в другой он вернулся к окну. Снаружи донесся новый взрыв хохота.

Через лужайку мчался Малыш Тони, оглядываясь на бегу. В руках он держал какой-то огромный блестящий желто-сине-зеленый пластмассовый предмет. Он остановился, дернул в нем за что-то, потом повернулся и выстрелил, выпустив целый фонтан воды.

Это что, водяное ружье? Нет, правда? Черт. Сроду не видел водяных ружей такого размера.

Ого, оказывается, бывают еще больше: из-за угла вынырнула Лиззи и окатила Малыша Тони струей воды. Ее розовое с желтым ружье било на тридцать футов, не меньше.

— Попала! — в восторге завопила она. — Теперь надо замочить Молли.

Молли?

Невпопад поддакивая брату в трубку, Доминик поискал глазами Молли, которая обнаружилась прямо под его окном, где пряталась от племянников.

И тоже с водяным ружьем — да что там, с целой водяной пушкой. За спиной у нее висели большие пластиковые баллоны — с водой, решил Доминик. На голове — повязка ядовито-розового цвета. На губах — кровожадная улыбка. Осторожно переступая босыми ногами, она подкрадывалась к детям.

Доминик отошел от окна.

— Слушай, Тони, — прервал он красочный рассказ брата о том, как кого-то хватил удар прямо посреди очередной печально известной двенадцатичасовой репетиции. — Помнишь наши водяные пистолеты?

— Что-о? Я звоню тебе по международной связи, минута которой стоит кучу денег, чтобы рассказать про инфаркт Харви Гудинга. При чем здесь водяные пистолеты?

— Еще как при чем. — Доминик отложил набросок декораций и распустил узел на галстуке. Какого черта он вообще нацепил галстук? Сегодня же суббота! — Помнишь, у нас были такие маленькие пистолетики с пластмассовыми пробками. У меня — оранжевый. Надо было то и дело останавливать игру, чтобы налить в них воду из садового шланга. Ха-ха, у нас на это уходило больше времени, чем на саму стрельбу.

— Э-э… слушай меня внимательно, Ник. Ты сидишь? Тебе надо присесть. Сядь, Ник. Все хорошо. Расслабься и вдохни поглубже.

Доминик отодвинул телефон от уха и удивленно на него посмотрел. Потом разулся.

— Тони, — сказал он, включив «громкую связь», чтобы освободить руки… — Ты извини, мне пора. — Он снял носки и засучил повыше штаны. — Малыш Тони… парень хочет поиграть со мной в лошадки, понимаешь? Отдыхай, наслаждайся жизнью, поцелуй за меня Элизабет, увидимся через две недели.

И он отключил телефон. Потом подбежал к окну, чтобы проверить расстановку сил. Одновременно с этим он стянул галстук и повязал вокруг головы, так что концы свисали над левым ухом. Вылитый Рэмбо. От Ральфа Лорана.

Лиззи пряталась за деревом слева, футах в двухстах.

А где же Молли? Прищурившись, он быстро обежал взглядом местность. Так, Молли на одиннадцати ноль-ноль, за «Мерседесом».

Теперь надо отыскать Малыша Тони. Самое главное сейчас — это отыскать Малыша Тони.

Но ни Молли, ни дети пока не должны его видеть. Поэтому Доминик через заднюю дверь, крадучись, добрался до угла, остановился и осторожно выглянул. Конечно, Малыш Тони именно здесь. Спиной прижался к стене, а ружье наставил на лужайку.

— Дай-ка мне. — Доминик протянул руку и забрал у Малыша Тони оружие. — Я смотрю, женщины вывели тебя из игры, парень. Самое время вызвать подкрепление.

— Д-дядя Ник? — захлопал глазами Тони.

— Зови меня просто Рэмбо, — поправил его Доминик и потрепал по волосам. — Значит, ты оставайся здесь. Только, чур, никому ни слова, идет? Но сначала покажи мне, как эта штука стреляет.

— Ты хочешь замочить Лиззи? — с надеждой в голосе спросил Тони.

Доминик кивнул. Малыш Тони показал, на что нажимать, и его дядя вышел на тропу войны. Замочить Лиззи? Обязательно. Но только после того, как Молли вымокнет с головы до ног.

Доминик пригнулся, прижал к себе ружье и на цыпочках прокрался вдоль стены к другому углу дома.

До «Мерседеса» примерно тридцать ярдов. Малыш Тони сказал, что ружье бьет на пятьдесят футов. А сколько футов в тридцати ярдах? [11] Тридцать ярдов поделить на — тьфу, или умножить? Так, в одном ярде три фута, если помножить, получается… Черт!