– Царство ему небесное, – перекрестился Юрий, вспоминая всегда деятельного и подвижного боярина. Он ходил как-то вприпрыжку, словно боялся куда-то опоздать, одет всегда с иголочки, будто собирался на свидание.

Банька оказалась на славу, с сухим паром, березовыми и дубовыми вениками; напарившись, выбегал на берег и кидался в Неглинную. Вышел Юрий из бани и почувствовал себя легко, как будто во второй раз родился.

Вечером за длинным столом собралось до трех десятков человек, выпили за здоровье князя, хозяина, гостей. Стол ломился от мяса, дичи, рыбы, соленых и жареных грибочков.

– Жениться тебе надо, боярин, – говорил Юрий, развалясь в кресле. – Детям женский пригляд нужен, да и тебе тоже.

– Отец мне невесту сосватал в Ростове, – искоса поглядывая на князя, отвечал Степан. – Против моей воли хотел женить, да вот не успел.

– А что, не приглянулась тебе девица?

– Из боярской семьи, весьма уважаемые люди. И дочка у них видная, даже очень хороша собой. Только не пришлась она что-то мне по сердцу. Рад, что ничем все кончилось.

– Из селянок бы выбрал. В таком большом хозяйстве одному не управиться, помощница нужна.

– Из селянок? Влюбилась в меня тут одна. Дочка купеческая. Проходу не дает. Не знаю, как отвязаться.

– Хорошенькая?

– Да сам погляди. Третья с конца стола, что справа.

Юрий склонился над тарелкой, ложкой зачерпнул мелких маслят и отправил в рот. Потом посмотрел в край стола, взглядом отыскивая купеческую дочку. Та, что предстала взору, разочаровала его. Худенькая, с веснушчатым лицом, вздернутым носиком, она в свои семнадцать лет казалась совсем подростком.

Но он сказал:

– Хорошая девушка. Самостоятельная, деловитая. И лицом пригожа.

Степан недоуменно поглядел на него, потом прыснул:

– Скажи еще – красавица! Умеешь ты заливать, князь!

– Наверно, у нее от женихов отбоя нет…

– А знаешь, и вправду надо признать: парни вертятся около нее, только все напрасно. Она их всех отшивает!

– Вот видишь, я был прав: девка-то приметная!

Юрий некоторое время рассматривал гостей, спросил:

– А та, что напротив твоей девушки сидит, кто такая?

– Ну, эта действительно красавица!

– Так кто она?

– Муж у нее конюшим моим был.

– Почему – был?

– Не остерегся, под копыто лошади попал. Полчерепка снесло.

– Надо же! Мужчины гибнут на поле боя, а тут… Значит, вдовушка?

– Князь, ты едешь к жене, а на вдовушек заглядываешься?

– А что ж такого?

– А вдруг не примет?

Юрий посмотрел на Степана долгим взглядом, хотел ответить, что, дескать, не твое дело, но хмель брал свое, хотелось похвалиться, побалагурить, и он не выдержал:

– Ты забываешь, что у меня жена – половчанка!

– Ну и что?

– Как – что? Половцы – язычники, у них сохраняется многоженство. Не знал, что ли?

– Ну знал, и что с того, что многоженство?

– А то! Девушек с раннего детства приучают к мысли, что у мужа будет несколько жен и много наложниц. Поэтому они не ревнуют своих мужей. И когда их благоверные гуляют по другим женщинам, то это считают в порядке вещей.

– Так в степи. А здесь, на Руси, у нее только ты один…

– Все равно. Для моей жены важно одно: чтобы я был при ней и чтобы дети были наследниками моего имущества и власти. Так что хочешь быть свободным в браке, женись на половчанке! – и он хлопнул ладонью по узкой спине Степана.

Боярин поморщился, но ничего не сказал.

– Ты вот что, – Юрий приблизился к нему и стал говорить тихо, – подойди к ней и незаметно шепни, пусть выйдет на крыльцо. Я подожду ее там. Но чтоб никто не слышал, хорошо?

– Все равно узнают.

– Ну, это потом. А пока сделай, как я сказал.

Пошатываясь, Юрий вышел из горницы. Было ветрено, по небу мчались тонкие серые облака, сквозь них проглядывала мутная луна. Между построек затаилась непроглядная темень, самое подходящее место для влюбленных. Он прислонился к крылечному столбу, стал ждать.

Наверху резко открылась дверь, вместе со светом наружу вырвался гул многих голосов, смешанный с музыкой свирелей, бубен и дудок, кто-то, спотыкаясь и бормоча себе под нос, прошел мимо и скрылся между домами.

Наконец вышла та, которую он ждал. Она встала возле двери, не решаясь спуститься по лестнице, видимо, выглядывала его. Тогда он вышел на лунный свет, тихонько позвал:

– Не пугайся. Я один.

Она неторопливо сошла, остановилась возле него. Он увидел, как у нее лукаво сощурились глаза, а на лице мелькнула улыбка.

– С чего ты взял, князь, что я боюсь? Я в своем селении, меня есть кому защитить.

– И кто же они, твои защитники?

– Папа с мамой да братья.

– Ты вместе с ними живешь?

– Нет, живу отдельно.

– Скучно поди одной?

– Да уж какое веселье… А ты чего, решил поразвлечь меня?

– Приглянулась ты мне, захотелось встретиться, поговорить.

– Говори.

– На виду стоим. Может, отойдем в сторонку?

– И то правда. Отойдем.

Они встали в тень какого-то дома. Он попытался привлечь ее к себе, но она легко вывернулась, погрозила ему пальчиком:

– Шалунишка ты, князь! Любишь рукам волю давать. Привык, как видно, с доступными женщинами дело иметь.

– Коли обидел, прости.

– Обидел, князь.

– Тогда я пойду… Пир еще не закончился.

– Так сразу? И до дома не проводишь?

– Боюсь предложить. Опять обижу.

– Да мало ли что мы скажем…

Дома с пристроенными сарайчикам, хлевами и амбарами располагались без какого-либо намеченного порядка, где как придется. Расстояние между постройками было самое малое, лишь бы запряженной лошади проехать. Юрий несколько раз споткнулся о выбитые колесами жерди, она его поддержала под руку:

– Осторожнее, князь. Упадешь, нос разобьешь.

– Смеешься?

– А почему бы и нет?

– Негоже над своим князем смеяться.

– Я не смеюсь. Я подшучиваю. Неужто шуток не принимаешь?

– Когда как, – честно признался он.

Юрий чувствовал, что она постепенно брала власть над ним, подчиняла своей воле, это ему нравилось, и он решил пустить все на самотек, пусть решает она.

Они остановились возле большого дома, в его слюдяных окнах отсвечивался тусклый лунный свет.

– Вот здесь я и живу, – сказала она, прислонясь к бревенчатой стене, и он заметил, как сквозь платье выперлись полные груди. У него перехватило дыхание.

– А ребятишки поди спят? – спросил он глухим голосом.

– Они у бабушки с дедушкой. Меня отпустили погулять, не часто такое развлечение случается.

Он помолчал, спросил:

– Может, впустишь, водички попить? В горле пересохло.

– Я вынесу.

Она принесла ему глиняную кружку кваса, прохладного, ядреного. Он выпил, вытер рукавом губы, сказал:

– Вкусный. Спасибо.

– На здоровье, князь.

– Как хоть звать-то?

– Агриппиной кличут.

– А меня Юрием.

– Да уж знаем! – В ее голосе послышался откровенный смех, и он понял, что сморозил глупость. – До свидания, князь.

Наутро у него с утра начало ныть сердце. Мысли невольно возвращались к Агриппине. Дружинники собирались в дорогу, он тоже стал вяло собирать вещи. Потом вдруг остановился, вызвал к себе Ивана, своего ближайшего сподвижника.

– Ты вот чего, – сказал он, пряча глаза… – Чего-то мне боярин Степан не нравится. Скрытный какой-то он, себе на уме. Одним словом, решил я проверить у него по ходу дела уплату дани.

– Да у боярина вроде все в порядке…

– Доверяй, но проверяй! – наставительно проговорил Юрий, а на душе у него стало так прескверно, что он махнул рукой и стал выпроваживать Ивана, чтобы прекратить этот неприятный разговор. – Иди, скажи всем и за проверку возьмись. Потом доложишь.

А сам завалился на кровать и, заложив руки за голову, стал упорно глядеть в сучковатый потолок.

Через некоторое время в горницу ворвался разъяренный Степан.

– Князь! – едва сдерживаясь, с порога начал он. – Чем я тебе досадил? За что такой позор? Разве не знаешь, что мы, бояре Кучки, всегда исправно рассчитывались с казной?