Даже упадок страны после революции – дело совершенно обычное. Это только в воспаленном воображении революционных интеллигентов перевороты и катаклизмы несут нечто «прогрессивное» и способствуют развитию.

Революция (которая не в книжке, а в реальности) никогда не продвигает и не укрепляет страну, а только ослабляет ее. Что и естественно: революция разрушает экономику, уничтожая самые сложные формы производства, инфраструктуру и связи между регионами. Чем дольше и радикальнее революция – тем больше разрушений и потерь.

До революции 1789–1794 годов Франция была самым передовым государством Европы… И всего мира. Можно сколько угодно смеяться над галломанией русского дворянства, но уперто учить французский язык у них были веские причины. Французский учили и Германия, и Британия, и весь юг Европы. Дело, конечно, не в его исключительных красотах, а в доступе к тем текстам, которые давало знание французского.

Французские моды и французская кухня, французская музыка и французская архитектура господствовали в Европе. Ученики превосходили учителей! В дворцовых комплексах и Германии, и России больше хорошего вкуса. Сегодня не так уж сложно сравнить знаменитый и широко разрекламированный Версаль и Екатерининский дворец и парк в Царском Селе. Не верите – так убеждайтесь сами: Екатерининский дворец и по размерам больше, и намного красивее Версальского. Но все же были ученики и были учителя. Учителя были французы.

А ПОСЛЕ революции 1789–1794 годов Франция перестала быть лидером Европы. Никогда больше не была она лидером ни экономическим, ни военным, ни политическим, ни культурным. Последним всплеском этого лидерства стала как раз империя Наполеона. Вспыхнула… И погасла навек. Франция же раз и навсегда стала «всего лишь» одной из европейских держав – не хуже, но и ничем не лучше других.

Так и у нас. ДО революции и Гражданской войны 1917–1922 годов Российская империя была одной из великих держав и одним из лидеров мирового развития. ПОСЛЕ этих чудовищных событий разоренная, устрашающе обнищавшая страна десятилетиями возвращалась в хотя бы относительно нормальное состояние.

ДО революции 1991–1993 годов Советский Союз был одной из двух «сверхдержав». Вся мировая наука делилась на советскую и «всю остальную». Культурная жизнь в эпоху Брежнева была необычайно интенсивна и развивалась взрывообразно.

ПОСЛЕ революции 1991–1993 годов мы живем в обычной «среднеевропейской» стране. Живем, кстати, совсем неплохо, небедно. Живем даже свободнее, вольнее, шире, чем в большинстве стран Европы. Но живем в «одной из богатых стран» – и только, а прежнее лидерство потеряно. Что-то, помнится, и в Священном Писании говорилось о людях, променявших право первородства на чечевичную похлебку. Что тут сказать… С похлебкой у нас все в порядке.

Неудивительно, что все внешние враги всегда активнейшим образом поддерживали чужие революции. Одной из самых страшных тайн коммунистов было то, что большевицкий переворот 1917 года финансировался военной разведкой Германской империи. Кстати, финансировался он и американскими банкирами – это у нас и до сих пор страшная тайна.

Но ведь и здесь ничего нового. Французскую революцию 1789–1794 годов активнейшим образом поддерживала Англия. Поддерживала и финансировала всех вообще французских крамольников, независимо от направления; поддерживала даже людей, вызвавших личное раздражение французских королей или влиятельных лиц Королевства Франция. Лишь бы крамольники имели средства и продолжали гадить своему государству. Лишь бы не ослабляли усилий.

Так и германская разведка платила не одним большевикам. Из 70 млн марок, отпущенных на поддержку политических радикалов в Российской империи, большевикам досталось только 3 млн. А вообще германцы платили кому угодно, включая региональные группки, отстаивавшие «независимость княжества Аракс», или взбесившихся баб, «боровшихся с химерой стыда» и разгуливавших по улицам голыми. Лишь бы смуты делалось побольше!

Так что и в полчищах американских «советников», помогавших революции 1991–1993 годов стать как можно более радикальной, кровавой и страшной, нет ничего оригинального и нового. Все это старо, как окаменевший навоз мамонтов.

Участникам событий всегда кажется, что эти события исключительные и невероятные. Каждая любовь – исключительная. Ничего никогда не бывало такого, что происходит здесь и сейчас именно с этим юношей или данной конкретной девушкой! И каждый новорожденный – самый удивительный и прекрасный для папы и мамы (чем родители моложе – тем малыш исключительнее и прекраснее).

Люди полагают чем-то исключительной смуту, которую наблюдают, и, как спел А. Макаревич, «последней считают любую войну».

Если же отнестись к событиям реалистично, то 1993 год – совершенно обычное событие. Это завершающая фаза самой обычной революции. Событию исполняется 20 лет – срок почти что юбилейный; пора хотя бы попытаться понять, что же именно произошло и что нам теперь, после катаклизма, нужно делать.

Препояшем же чресла поясом усердия, отсечем явный бред скальпелем рационального знания, разгребем завалы истерических завываний лопатой истины. Но не будем обманывать самих себя и других россказнями об исключительности именно этих событий.

«Власть по природе своей не может быть ни буржуазной, ни пролетарской, ею руководят не интересы классов, не интересы людей, а интересы государства и нации, как великого целого»[2]. Такие прекраснодушные слова написал Николай Бердяев после попытки генерала Корнилова остановить сползание России в бездну революционного кошмара. Сказано хорошо. Эти слова заставляют иначе отнестись к человеку, которого Иван Ильин называл не иначе как «Белибердяевым». Но сказанное – совершенная неправда.

Всякую власть осуществляют люди. Среди них есть и ничтожные, и выдающиеся личности, но большинство всякого властного слоя – самые обычные человеки; хорошо еще, если они умные и образованные. Каждый из них имеет свои представления о хорошем и дурном, в том числе о правильной и неправильной политике… То есть свои политические убеждения.

Политический деятель может самым честным образом работать на нацию и государство, но всегда будет понимать эти интересы по-своему. В зависимости от того, как он их поймет.

Разные убеждения имели царедворцы Александра III и Николая II, разные «платформы» и «уклоны» возникали в партии большевиков.

В СССР ходила шутка, что коммунисты бывают красные и черные. Красные коммунисты ездят в красных трамваях и едят красную колбасу. А черные коммунисты ездят в черных «волгах» и едят черную икру.

После того как в конце 1960-х установился принцип «несменяемости», чиновники из номенклатуры сидели на своих постах и по 15, и по 20 лет… поэтому иногда «перестройку» называют «революцией вторых секретарей»: «вечно вторые» секретари отчаялись иначе сделаться первыми…

В этом есть резон, но ведь вторые секретари не больше первых намеревались развалить СССР. При этом и те и другие могли иметь весьма различные политические убеждения.

Этих «черных коммунистов» высших партийных чиновников было не так уж много.

В конце 1980-х принято было смеяться над колоссальным аппаратом управления. Считалось, что в нем занято 18 млн человек (откуда цифра – уму непостижимо). Сергей и Татьяна Никитины пели на слова Эльдара Рязанова: