Вместе с тем патриотическая государственническая идеология, о которой также много говорят в последние годы, — это очень расплывчатая категория. Как таковой «питерской команды», то есть четкой группы носителей данной идеологии, не существует. Есть разные люди из Санкт-Петербурга, близкие Путину, но объединения по какому-то определенному мировоззренческому признаку не наблюдается. Мне кажется, что миф о «православных чекистах» был газетной уткой. Спецслужбистское прошлое — это еще далеко не идеология. Это скорее стиль, тип, который в определенных ситуациях может ужиться с разными мировоззренческими представлениями — как патриотическими, так и либерально-западническими. Следует отметить, что вокруг кандидатов в разработчики «патриотической доктрины» из ближайшего окружения Путина, причисляемого к «православным чекистам», пока не сложилось никакого идеологического штаба, никакой серьезной интеллектуальной группы. Более того, сплошь и рядом они опираются в своих эрзац-разработках на традиционный контингент либеральных политтехнологов, которые в конечном итоге с разными оговорками призывают к глобализации и отстаивают либеральные реформы, адаптированные к российским условиям, а в этом, согласитесь, мало патриотического и совсем нет ничего православного. И наоборот, совсем непитерская группа во власти последнее время активизировала процесс разработки патриотических и идеологических проектов… Пока сложно говорить, где здесь кончается прагматизм и начинается убеждение, но факт запроса на идеологию налицо. На мой взгляд, сегодня власть как никогда прагматична, людей с яркими выпуклыми и последовательными убеждениями — кроме разве крайнего атлантиста Чубайса — в ней практически нет. А потребность в идеологии, напротив, есть, и, следовательно, этим обязательно кто-то займется: не симпатизанты — так прагматики.

Либеральный курс всегда обнаруживает свои отрицательные результаты, будь то недовольство населения жилищно-коммунальными реформами, монетизация льгот, повышение тарифов на энергоносители, либерализация естественных монополий или что-то подобное. Плюс к этому ориентация на Запад всегда обнаруживает свою тщетность, хотя бы потому, что не дает и даже теоретически не может дать никак ощутимых положительных результатов. Это усиливает значение патриотического фактора — если этим не воспользуется Путин, то все дивиденды достанутся оппозиции. При наличии мощного патриотического потенциала, который и лег в основу первого избрания Путина, этот потенциал все еще не получил никакого ясного политического оформления. На нынешний момент структур, способных предложить адекватную политико-идеологическую опору Владимиру Путину, практически нет. Есть структура, объявившая себя «партией власти», в лице «Единой России», но в собственно политическом и идеологическом проявлении здесь как раз очень большие проблемы. Дело в том, что в эту партию влили самых разнообразных персонажей, левых и правых, региональных фрондеров и государственников, ярких политиков и невзрачных чиновников. При этом на рейтингах серия слияний отразилась довольно странно — совокупный процент относительно бывшего самостоятельного расклада не только не вырос, но и упал. Получается, что «Единая Россия» не столько политическая опора, сколько барометр электоральных позиций самого Путина. А это никак не облегчает ему задачу. Я не допускаю, что такая партия, как «Единая Россия», способна впитать какую-то последовательную идеологию (которую, кстати, еще надо разработать), а также принести Владимиру Владимировичу дополнительную поддержку. Это скорее превентивная мера против фрондерства и партийно оформленный административный ресурс. Что очень неплохо, но далеко не достаточно. Я думаю, что гораздо лучше с идеологической проблемой справится евразийство, которое постепенно стало крайне популярным учением — оно сочетает в себе и консерватизм, и определенную открытость. Это своего рода «научный патриотизм», основанный на геополитике. Я скептически оцениваю возможность привить евразийскую идею патентованной «партии власти» — это не те люди, не те структуры, у них не тот склад и не тот формат. Поэтому в свое время и возникла идея самостоятельной партии «Евразия», партии патриотической, отчетливо идеологизированной и пропутинской.

Сильной стороной евразийства является возможность его прикладного применения в международной политике. Партия «Евразия» с самого начала ставила своей принципиальной целью создание Евразийского союза как прямого аналога Евросоюза.

Ориентируясь на активизацию отношений со странами Востока, мы в то же время — сторонники активного сближения с Европой. В этом и состоит евразийство. Пропутинские силы иного формата обречены на то, чтобы тенью следовать за прагматизмом его внешнеполитических шагов, а это существенно сужает поле для маневров.

Что же касается отношений с США, то евразийство по самой основе своей идеологии не может двигаться в проамериканском направлении. Из политических сил США мы поддерживаем лишь республиканцев-изоляционистов. Не потому, что они нас любят — «американская любовь» — вещь сомнительная и ни к чему хорошему не приводит, а потому, что они призывают США отказаться от спонсорства глобализации, сосредоточиться на внутренних проблемах и оставить остальной мир в покое. И вместе с тем евразийство считает, что будущее России лежит в эффективном заключении серии стратегических альянсов с державами «береговой зоны» — от Европы через арабский мир до Азии и Дальнего Востока. Следовательно, такая идеология становится предсказуемым и прозрачным постоянным партнером для огромного количества политических сил зарубежных стран. Прагматизм не может быть содержанием конкретной политики. Он всегда расположен в определенных рамках и должен иметь операционный простор. Для Путина очень важно иметь как атлантистский партийный фланг, лояльный ему, так и евразийский, столь же лояльный. В такой конфигурации у него будут полностью развязаны руки для любого маневра. С атлантистами сегодня все в порядке, но смутным и фрагментарным евразийством вовсю пользуется оппозиция. Это полезно не только для укрепления внутреннего положения дел в стране, но и для оптимизации внешнеполитических процессов.

В начале своего президентства Путин первого срока разбирался с тем, что ему досталось. Он пришел к власти в критический момент нашей национальной истории, и не ему, ни обществу до конца не ясно — что произошло? Кто мы? Куда нам идти? Где враги? Где друзья? И есть ли они у России вообще? В дальнейшем что-то начало проясняться. Конечно, может быть, бремя власти в такой сложной стране, в такой напряженной исторической ситуации и в таком враждебном окружении на самом деле гораздо тяжелее, чем представляется обывателю. Но мне кажется, что Владимир Владимирович Путин должен нам всем: россиянам, стране, истории, задача Путина — создать в России стабильный политический режим, отвечающий интересам российской государственности, интересам народа, приоритетам нашей геополитики. Лишь после этого ему можно будет думать об отходе от дел. Нынешнее равновесие обманчиво и очень хрупко. Сейчас оно держится только на Путине. Желательно сделать так, чтобы оно держалось само по себе на основе политико-мировоззренческой системы. Построение адекватной, тонкой, продуманной политики в сфере государственности, патриотизма, национальной идеи есть, пожалуй, важнейшая задача, и осуществить ее может только Путин. Со своей же стороны мы сделаем все возможное, чтобы ему в этом помочь.

Чтобы оценить политическую среду, в которой начал оперировать Путин, начнем с некоторых общих дефиниций. Следует разделять мировоззренческие наклонности населения — подчас весьма смутные, партийные силы и политических лидеров. В современной России между этими реальностями отношения самые странные — «диалектические». С точки зрения интуитивных симпатий можно выделить следующие секторы: патриотический и антипатриотический. За последние годы баланс между ними резко изменился в сторону патриотизма, хотя во властной элите, СМИ и экспертном сообществе львиную долю продолжают составлять люди, довольно брезгливо относящиеся к нашей стране и нашему народу. Это явный дисбаланс: мэйнстримные настроения явно ориентированы в национальном ключе, который разделяется Владимиром Путиным и его ближайшим окружением, но политические парадигмы в значительной степени продолжают оставаться либеральными. В этом можно увидеть некий парадокс: замедленность ротации спичрайтеров или их подгонки под изменившиеся условия долгое время заставляла Путина говорить странным языком: он пытался высказать с помощью либерального жаргона национально-этатистские вещи.