Как на всяком уважающем себя кладбище, здесь тоже оказался местный старожил – то ли сторож, то ли просто приблудившийся и зарабатывающий свою копейку местный экскурсовод.

Войдя на кладбище, мы перво-наперво сфотографировали карту. Это действие мы называем «загрузить навигатор». Фоткаешь – и потом на цифре смотришь, где находишься и куда идти. Мы достаточно долго бродили по узеньким тропкам, всматриваясь в надмогильные надписи, стихи и изречения. По большей части все эти надписи были схожи между собой. Мода, что ли, такая была… однообразная, хоть и в стихах.

Вскоре послышался и голос:

– Девушки, вы что-то ищете? Может быть, вам помочь?..

Нет, все-таки в каждом городе, на каждом кладбище есть свой доморощенный экскурсовод!

– Я тут все могилы почти наизусть знаю, – продолжал неизвестно откуда взявшийся гид. – Вы же не местные, так я много чего интересного могу вам рассказать. И всего за сто рублей. Меня Алексей зовут.

Особо не чинясь, мы отдали доброхоту сотню и пошли за ним по аллейкам, слушая рассказы о тех или иных усопших пермяках.

– Вот это, – разливался соловьем Алексей, – могила Тупициных. В майских записях 1918 года великого князя Михаила Александровича говорится, что он собирался из «Королевских апартаментов» переехать к ним в дом. Предполагали, что переезд задумывался с целью побега. Да не успел князь… Заарестовали, а потом расстреляли…

Мы подошли к Успенской церкви.

– А вот это… – Он обратил наше внимание на крышку канализационного люка неподалеку от стены. – «Могила про́клятой дочери».

Действительно, здесь, вросшее в землю, находилось странное надгробие. И правда похожее на чугунную крышку канализационного люка. На крышке читались слова: «Пермского исправника Девеллия дочь Таисия от роду 6 лет 11 месяцев скончалась в январе 1807 года». По ободу крышки – змея, кусающая себя за хвост, а в змеином чугунном кольце – немигающий взор черепа, маска смерти. Круглые, отверстиями насквозь глаза, треугольный нос и раззявившийся параллелограммом злой рот. Бррр, кто ж так девочку-то любил, что такое страшилище в виде надгробной плиты придумал?

Оказалось, родственнички ейные настолько «обожали» Таисию, что посмертно придумали ей такой памятник.

– Раньше, – продолжал вещать Алексей, – могилка-то вообще на дороге была, чтоб по ней люди ходили и память девчушки топтали. Однако богобоязненные пермяки предпочитали обходить могилку девочки стороной, именно поэтому ни изображение, ни надписи на ней до сих пор не стерты. Это только теперь оградку поставили. А вообще интересная история произошла, рассказать?

Еще бы мы отказались – конечно, рассказать!

…В 1800 году родилась у пермского исправника Александра Ивановича Девеллия дочь. Кто-то говорит, что мать ее, тоже Таисия, померла родами, кто-то, что прожила она до 1835 года и умерла в 55 лет. Неизвестно это, да и сама история непонятная, темная. По одной из версий, девочка вообще была внебрачной дочерью исправника. После смерти матери ее приняли в семью отца. Но мачеха люто возненавидела Таисию и после ее смерти прокляла. Проклятие звучало так: «Пусть же змея подавится своим грехом». Поэтому и заказала такое страшное надгробие. Девочку похоронили за церковной оградой, прямо на дороге, ведущей к кладбищу. Чтобы пришедшие помянуть близких топтали ее ногами. А неприкаянная душа девочки, по легенде, с тех пор плачет по ночам.

– Какая грустная история. Но такая же и непонятная. Как же отец позволил так свою дочку похоронить? – тихо спросила Йола.

Алексей только пожал плечами:

– Ну мало ли что бывает… Вот второй вариант легенды говорит, что любимая жена исправника умерла во время родов. Девочка получила имя матери. Но она постоянно напоминала исправнику о смерти жены, и за это он невзлюбил кроху. А, до кучи, и дочка оказалась не его! Мужчина простил супруге измену, но не смог принять незаконнорожденную дочь. Поэтому после смерти Таи от инфлюэнцы ее могила оказалась за оградой церкви… Ладно, девушки, пора мне, – неожиданно сказал наш гид, развернулся и пошел куда-то вглубь кладбища.

– Эй, ты куда? А дальше экскурсию!!!?

– Не, мне пора уже, да и нет ничего интересного дальше…

– М-да-а, Йол, надо бы порыться в Интернете, поискать что-нибудь еще про эту могилу, а то как-то все расплывчато, непонятно. Ну что, дальше пойдем?

– Танюш, погоди, я плиту сфоткаю и пойдем, ок?

– Вспышку включи, а то сумерки уже… – Я вытащила сигареты.

Мы сфотографировали страшную могилу и повернулись уж было, чтобы идти дальше, как вдруг в конце одной из аллей показался монах. Он медленно шел в нашу сторону. Мы, посовещавшись, решили окликнуть его: вдруг сможет пролить свет на истинную легенду проклятой дочери.

– Постойте, святой отец, подождите, пожалуйста, – приблизились мы к монаху. Его лицо практически полностью скрывал капюшон, но и под ним было видно, что молодой монашек явно нездоров – бледный, с ввалившимися щеками. Вот что посты с людьми делают…

– Вы хотели узнать о про́клятой могиле? – Его голос шелестел тихо-тихо. – Вам же уже все рассказали. Я и сам не без греха, но могу проводить вас к не менее интересному месту. – Монашек развернулся и пошел туда, откуда только что пришел.

– Йол, может, не пойдем? Ну его, стремный он какой-то, да и вечереет, как бы не нарваться на каких-нибудь местных ролевиков, играющих на кладбище в привидения монахов.

– Да ладно, пошли, светло еще, да и интересно…

Мы шли по узкой аллее среди серых уже теней от могильных плит, и время как будто растворилось. Внезапно показался просвет. И послышался тихий шепот монашка:

– Пришли почти уже. Смотрите…

Мы вышли на освещенную последними лучами закатного солнца поляну. На ней стоял всего один памятник из белого мрамора. Время его не пощадило, и мрамор, во многих местах со сколами, уже успел посереть. Изображена была скульптурная композиция: молодой мужчина протягивает руку к младенцу, лежащему на коленях у женщины, а та с искаженным лицом не дает ему прикоснуться.

– Странное надгробие, не находишь? А что там написано? Давай поближе подойдем…

Мы сделали несколько шагов и начали разбирать практически стершуюся надпись. Внезапно камень как будто растворил в себе все написанные строки, и что-то стало происходить со зрением и слухом. Как бы издалека начали пробиваться в сознание странные голоса. Словно в мареве, проступила какая-то комната. Голоса зазвучали отчетливее:

– Анастасия, Настенька, золото мое, сжалься! Ведь люблю тебя! – На коленях перед девушкой стоял красивый, одетый по последней моде конца девятнадцатого века молодой человек.

– Нет, Алекс, не могу, и не проси. Грешно это. Все, иди уже, сейчас Алена придет меня укладывать, а заметит тебя, так все тетушке расскажет – не миновать мне тогда беды. Иди, любимый, до завтра.

– Да что ж грешно, Настенька? В Европе таких как мы кузенами зовут, и жениться им можно. Мы ж не родные брат и сестра. Я же уезжаю завтра. Уезжаю надолго, почти на год… Ты хоть придешь в охотничий домик просто попрощаться?

– Приду. Всё, иди, буду там.

– В полночь! – пылко воскликнул юноша и вылез в окно.

А через пару минут дверь в спальню отворилась и вошла хозяйка поместья.

– Настенька, душа моя, ты не легла еще?

– Нет, тетушка, – склонила девушка голову. – Алену жду, чтоб раздеться помогла.

– Ну, спокойных, светлых снов тебе, моя хорошая, а Аленку я сейчас кликну.

Настенька была племянницей Марии Александровны Кропотовой, дочерью двоюродного брата ее мужа, Андрея Александровича Усольского, и Ольги Сергеевны Ростопчиной.

Обе семьи каждое лето проводили в своих имениях близ Перми, находившихся неподалеку друг от друга, всего в двух верстах. И Мария Александровна, и муж ее Георгий Романович часто проводили время в Усолье, как прозвал свое имение Андрей.

В один год в обоих семействах родились дети. У Кропотовых сын Александр, а у Усольских дочь Анастасия. Когда Настеньке исполнился год, семью Усольских постигло несчастье. Андрея Александровича арестовали и обвинили в заговоре против царя. Полгода не было никаких вестей, а потом стало известно, что его сослали в Сибирь, где он и сгинул. Поиски и письма ни к чему не привели, а через два года пришли бумаги, в которых говорилось, что Андрей Александрович Усольский убит при попытке побега из соликамской тюрьмы. У матери Анастасии случился удар, и хоть по истечении некоторого времени она оправилась физически, но не смогла душевно. Она, как тень, ходила в ночной сорочке по комнатам поместья и, забыв, что у нее есть дочь, тусклыми глазами смотрела в никуда. Мария Александровна и Георгий Романович решили забрать ее и Настеньку к себе. Однако, несмотря ни на перемену места, ни на попытки разговоров с ней, ни на приглашенных докторов, Ольга не выходила из своего тяжкого состояния и в конце концов, перестав узнавать окружающих и даже свою маленькую дочку, тихо угасла и умерла во сне.