– Выходит, что озеро Нельское – ловушка для диверсантов Абвера, – констатировал Самойлов.
– Так все и задумывалось при строительстве полигона, но об этом не знает даже его начальник, полковник Веригин, – улыбнулся майор. – Набросок карты местности пару недель назад мы «подарили» одному из агентов Абвера. Так что Канарис и его контора прекрасно осведомлены о путях подхода к полигону.
– Но, как вы сказали, товарищ майор, о проходе через болото фрицы не знают.
– Не знают, – подтвердил Коготь, – если только кто-нибудь из местных жителей не работает на фашистов. Хотя полковник Веригин заверил меня, что каждого жителя деревни Павловское проверяли, и не один раз. Но кто его знает, всякое может быть, – пожал плечами майор. – По крайней мере, такой вероятности развития событий я бы не исключал полностью.
– Но это же значительно облегчает нам выполнение задачи, – воодушевился Андронов. – Раз диверсанты пойдут где-то здесь, значит, мы можем их встретить и поступить с «гостями» по своему усмотрению, не так ли, майор?
– Не все так просто, – вздохнул Коготь. – Да, с одной стороны, мы знаем примерно, где они могут пройти. Но озеро Нельское большое, а нас всего шесть человек. К тому же немцы все же могут пойти через болото. Такую вероятность исключить нельзя. Вот и попробуй их засечь, тем более что это будут не рядовые солдаты, а опытнейшие диверсанты, готовые пойти на смерть ради выполнения задачи. Но, с другой стороны, – майор улыбнулся и оглядел свою группу, – мы ведь тоже не лыком шиты. Так что придется помозговать, как немцев не пропустить к объекту, поскольку я хочу преподнести им один подарочек или сюрприз, это уж как кому угодно.
– И что за подарок, товарищ майор, если не секрет? – спросил младший лейтенант Абазов.
– О подарках раньше времени не говорят, примета плохая.
– Любите ты, Владимир Николаевич, тайны, – усмехнулся Андронов.
– Работа у нас такая, капитан. Ну что, возвращаемся на полигон, товарищи офицеры? – бодро спросил Коготь.
– Это же более пятидесяти километров по тайге еще топать, – поправив на плече снайперскую винтовку, сказал Егоров.
– Такие прогулки, товарищ младший лейтенант, если станут регулярными, укрепят твой дух и здоровье, – съязвил Коготь и приказал: – Вперед, на базу!
Пройдя десять километров по тайге, группа офицеров СМЕРШа остановилась на привал.
– Полчаса отдыхаем, – взглянул на командирские часы майор, – а затем в путь-дорогу. По моим подсчетам, к утру мы должны добраться до полигона.
Коготь сел на поваленную ветром сосну и, стащив сапоги, перемотал портянки. Он увидел метрах в тридцати от основной группы Анютина, который, присев возле дерева, курил. Майор поднялся и, не торопясь, пошел к нему.
– Отдыхаем, Павел Капитонович? – подойдя вплотную к лейтенанту, спросил Коготь.
– Да, папиросой балуюсь, товарищ майор, – поднялся лейтенант.
– Сиди, отдыхай, у нас же привал, – махнул рукой Коготь.
Анютин сел, прижавшись спиной к стволу дерева, рядом с ним устроился майор.
– Говоришь, балуешься папиросой, – завязывая разговор, начал майор.
– Да я почти не курю, Владимир Николаевич. Бывает, истреблю одну-две в день. Иногда просто за компанию, так, чтобы, как говорится, поддержать беседу с товарищами.
– А я вот бросил. Жена у меня, понимаешь, военный врач, убедила одним словом. Ну, я подумал пару деньков, а потом одним махом решил проблему. Некоторые постепенно бросают, не по мне это. Если замахнулся для удара, то бей, а иначе нечего выпендриваться.
– Да, вы правы, товарищ майор, – согласился Анютин.
Некоторое время они молчали. Первым заговорил Коготь:
– Я прочитал в твоем личном деле, что ты специалист по дымовым средствам, огнеметам и пулеметчик первоклассный. Откуда такая тяга к дыму и огню? Если бы я был пожарным, то меня это наверняка бы насторожило.
Анютин улыбнулся и, посмотрев на майора, пошутил:
– Вы же знаете, что дыма без огня не бывает, как не крути. А если серьезно, я рос в детдоме под Тулой.
– Прости за вопрос. Ты сирота?
– Мать погибла, когда ночью возвращалась с работы. Она ехала на велосипеде, а из-за поворота выскочил грузовик, – лейтенант замолчал, проглотив комок горечи, а затем продолжил: – Мне тогда было всего девять лет, маленького росточка, метр с кепкой про таких говорят. Отец и до этого здорово пил, а тут и вовсе запил беспросветно. Нашли его через месяц возле магазина, с колотой раной в груди. Повздорил он по пьяни с уголовником, а тот, недолго думая, выхватил нож и оборвал жизнь моего папаши-алкаша. Правда, добрый он был, хоть и непутевый. Посадит, бывало, меня на свое колено, обязательно угостит сахаром и скажет: «Я тебя, Пашка, на лошадях покатаю». Все время обещал, да так и помер, не покатав ни разу, – тяжело вздохнул Анютин. – А у меня мать сама из детдома была, никаких родственников. А от отца все его родные давно отвернулись. Так я остался совсем один, и путь у меня был один – в детдом.
«А наши судьбы с тобой, Паша, чем-то похожи», – слушая лейтенанта, с грустью подумал Коготь.
– Я не мог смириться со своей судьбой, убегал несколько раз, меня ловили и возвращали назад, – продолжил свой рассказ Павел. – Учительница у нас была одна, Марья Никоноровна, она все время твердила, что по мне тюрьма плачет и моя жизнь обязательно пройдет за решеткой. Несмотря на то что я был небольшого роста и щуплый, характер у меня был еще тот. Если кто меня обижал, я спуску не давал, до трех, как говорится, не считал, бил первым. После каждой драки Марья эта не унималась, трендела и трендела, что до тюрьмы мне осталось недолго. Разозлило меня все это. Захотел я стать человеком, пробиться в люди. Сидел над учебниками допоздна. Память у меня отличная, на лету все схватываю.
– Я заметил, что ты наблюдательный, – вставил Коготь.
– Так вот, вскоре я всех догнал и перегнал по учебе в классе. Особенно мне нравились такие предметы, как математика, физика и химия. Любил я потом повторять всякие опыты после уроков. Мастерил что-то, взрывал в парке… Нравилось мне испытывать на практике то, о чем я узнавал на уроках в школе. В восемнадцать лет призвали меня в армию, а через полгода началась война. Неподалеку от Могилева, ночью, я один с минами, которые сам же и изготовил, пробрался на немецкие позиции, снял часового, установил мины и подорвал два танка и одно самоходное орудие. Вот так это и началось. Во время отхода нашей роты я из пороха и еще разных там штуковин смастерил нечто вроде дымовой бомбы. Когда немцы подошли ближе, я ее и рванул. Перепугал фрицев до чертиков: такое едкое дымище стояло там несколько часов. Так фашисты, вместо того чтобы преследовать нас, драпанули в прямом смысле этого слова. Они подумали, что мы применили химическое оружие, – Анютин тихонько засмеялся. – За это дело я получил свою первую медаль «За отвагу».
– Тебе надо было еще вручить медаль «За смекалку», – сказал Коготь.
Они рассмеялись.
– Возможно, – пожал плечами Анютин, – только такой медалью пока не награждают.
– А насчет дыма и бомбы – интересная мысль, – задумчиво произнес майор.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался лейтенант.
– Так, одна идея пришла в голову. По ходу дела разберемся, – ушел от ответа майор. Оглянувшись на прочих подчиненных, он поднялся и скомандовал: – Привал окончен, продолжаем путь. – Затем Коготь повернулся к Анютину: – Это здорово, что ты оказался настырным парнем, лейтенант.
Группа продолжила путь к полигону, петляя среди деревьев. Коготь шел, внимательно наблюдая и вслушиваясь. «В тайге расслабляться нельзя», – вспомнил он поучения своего деда Петра. В данной ситуации это было особенно актуально.
Как и рассчитывал Коготь, утром, когда рассвело, они подошли к полигону и связались по рации с полковником Веригиным. Группу Когтя впустил часовой через металлические ворота, встроенные в забор из колючей проволоки. Таких ворот Коготь во время обхода полигона насчитал пять.
«Виллис» вскоре подкатил к вышке, где его уже поджидали. Погрузившись в джип, смершевцы поехали к штабу. Умывшись в умывальнике и плотно позавтракав в офицерской столовой, Коготь пошел к начальнику полигона, велев своим людям хорошенько отдохнуть и выспаться.
