И тут же над головой вжикнули пули и одновременно с этим леденящим душу звуком моих ушей достигла короткая автоматная очередь.

— Не стрелять!!! — отчаянно заголосил кум. — Разин, ложись!

— Жди, — прошептал я. И уже громко добавил: — Иди на хер, Анатолий Андреич.

«Я лягу — меня сразу же скрутят. Хрен вам! Так просто вы не отделаетесь! Где ты там, кум? Я еще не свел с тобой счеты». — И я устремился на звук его голоса…

…И сразу попал под еще одну автоматную очередь. Пули выбили фонтанчики грязи из-под самых моих ступней. Я аж подпрыгнул. И был вынужден застыть на месте. И начал затравленно озираться по сторонам — как волк, попавший в облаву и не видящий ни единого выхода из оцепления красных флажков.

Метрах в десяти от меня из-за дерева вылез солдат и наставил мне в грудь автомат. Маленький зачмошенный солдат в грязном хэбэ, стоптанных сапогах и с настолько косыми глазами, что было странно, как он сквозь эти щелочки может хоть что-нибудь разглядеть. «Из местных, зараза косая, — промелькнуло у меня в голове. — На, здешние зоны любят брать самоедов.[52] Во-первых, неплохо знают тайгу. Во-вторых, тупы и послушны. В-третьих, отлично стреляют, с ружьем в руках чуть ли не с семилетнего возраста. А в-четвертых — и это, пожалуй, самое главное, — они особо не церемонятся, прежде чем открыть огонь по кому-то из зеков. Что пристрелить человека, что насадить на рогатину амикана[53] — для них, дикарей, все равно».

— Ложись, — спокойно попросил меня косоглазый. — Я тебя задержал, мне отпуск за это. Мне хорошо. И тебе хорошо. Не буду в ногу стрелять. Иначе…

— Слышь, ты, самоедина… — проскрипел я.

— Не стрелять!!! — надрывался метрах в двадцати от нас кум, но ближе подойти не решался. — Не стрелять, я сказал!!! Разин, ложись!

— Слышь, ты, пидарас, — передразнил меня солдат и опустил ствол автомата так, что он теперь смотрел мне в колено. — Не понял, что ли, что я тебя задержал? Ляж, или выстрелю.

Я захлебнулся от гнева. Все казавшиеся еще минуту назад самыми злободневными проблемы и долги мгновенно отошли на второй план. А на первом остался косоглазый ублюдок, которому надо было немедленно выставить счет.

Никто никогда не смел называть меня пидарасом! Потому что знали, что за этим последует. И вдруг какая-то грязная косая паскудина, еще вчера арканившая оленей, ни за что ни про что…

Да и пес с ним, с этим кумом! Пусть живет дальше! Все равно своей смертью не сдохнет! Я отменяю разборку с ним. У меня теперь есть должок поважнее.

И в следующую секунду я метнул нож в косоглазого. Одним из способов, которым меня обучили на зоне — «из-под юбки», то бишь снизу, почти без замаха. Промахнуться при этом — раз плюнуть, но зато противник обычно не видит момента броска. И если нож кинут точно, у жертвы нет ни единого шанса успеть от него уклониться. У самоеда и не могло быть никаких шансов! Я не промахнулся. А косоглазый, каким бы он ни был хорошим оленеводом и звероловом, все ж таки проморгал тот момент, когда я швырнул в него нож. И тяжелый «охотник» впился в живот чрезмерно самоуверенного солдатика. «Bay, прямо в печень», — взглядом специалиста оценил я ранение и поспешил сразу же бросить свое тело в сторону, совершил кувырок через голову и укатился за дерево. И вовремя. Вслед мне прогремела длинная автоматная очередь. Отличный стрелок, легко попадающий дробинкой белке в глаз, на этот раз опустошил магазин в молоко, после чего решил, что пора подыхать, и хлопнулся в заросли вереска. А я тут же прикинул, а не успею ли добежать до него и опять завладеть ножом. Нет. Поздно. На меня уже неслась целая армия. И с поводка спустили второго ротвейлера.

«Хотите сказать, что я вам все же достался живым, — подумал я. — Хрен! — И сломя голову припустил к болоту. — Или я потону в трясине, или вы меня расстреляете, пока буду ее искать. Одно из двух. Предоставляю на выбор. Правда, есть еще третье: может быть, кто-нибудь хочет полезть в болото за мной? Ха-ха!»

Я выскочил на берег, опередив гнавшуюся за мной по пятам собаку буквально на пару секунд. И сразу с разбегу влетел в ледяную, совершенно черную воду аж по колено. Ротвейлер же благоразумно остался да берегу. Лишь пару раз гулко гавкнул мне вслед. А я тем временем очень спешил отойти подальше-поглубже. И удивлялся, обнаружив, что ступаю своими босыми ногами по совершенно твердому скользкому дну. «Наверное, донный лед, — предположил я. — Не успел растаять с зимы». И, поднимая фонтаны брызг, двигал подальше от берега.

— Разин, стоять! — раздался у меня за спиной вопль кума. Но в воду он за мной не полез. И попридержал своих рвущихся в бой солдат. — Стоять, я сказал! Стреляю!!!

— Стреляй! — огрызнулся я и выбрался на относительно сухое место — этакий островок с несколькими кривыми березками и кочками, усыпанными брусничником. Здесь можно было прибавить шагу. А до берега, на котором столпились мои преследователи, было уже более полусотни метров.

— Потонешь, дурак!!!

Я обернулся, согнул правую руку в локте, продемонстрировал мусорам неприличный жест. И пошел дальше. Постаравшись расслабиться. И не забивать себе голову тем, что сейчас, вот уже скоро, по мне откроют огонь. И в лучшем случае убьют сразу. В худшем — прострелят хребет или брюхо. И оставят издыхать посреди этого безграничного болота. Нет, лучше об этом не думать.

Я забрел в неглубокую бочажину, провалился по пояс в черную липкую грязь, выбрался из нее с превеликим трудом и опять оказался на сравнительно твердой поверхности. Опять провалился — на этот раз по колено. И опять начал прыгать с кочки на кочку. Как архар со скалы на скалу. Ожидая в любой момент получить в спину пулю. Скорей бы. Неопределенность достала. Ну, чего они тянут? Эх, скорей бы. И, пожалуйста, сразу.

Я хочу умереть! Я очень хочу умереть!!!

— Анатолий Андреевич, — подошел к куму Чечев. — Разрешите, сниму. — Он щелкнул предохранителем на своем автомате и кивнул в сторону болота.

— Погоди, не спеши.

— Дык ведь уйдет.

— Куда? В трясину?

— Дык ведь…

— Отвали, не мешай… А впрочем. Дай-ка сюда. — Кум протянул руку, и прапор послушно, но не без сожаления вложил в нее автомат. — Я когда-то был в сборной училища по пулевой стрельбе. Вот и погляжу, не разучился ли.

— Я бы его сейчас с первого выстрела, — заныл над самым ухом толстяк Чечев.

— Я тоже. С первого… И вообще, прапор, отвянь. Не мешай целиться. — Кум не торопясь установил регулятор на стрельбу одиночными, дослал в патронник патрон и, отсоединив магазин, протянул его Чечеву. Потом проверил дальность на планке прицела. Вскинул было уже автомат, но в последний момент передумал, опустил ствол и щелкнул предохранителем. Внимательно посмотрел на отделение караульных солдат, столпившихся чуть в стороне, оценил их своим рентгеновским взглядом. — Та-а-ак, ты, ты и ты. Ко мне! — И когда солдаты вытянулись перед ним, отдал приказ: — Портки, сапоги, портянки долой. В воду пойдете сейчас — И при виде кислых солдатских рож, усмехнулся. — Сперва в воду, а потом в отпуск. Я вон того, — он кивнул в сторону болота, — сейчас подобью, вы мне его потом принесете. Не бросать же. Доставите в лучшем виде, отправитесь в отпуск. Команда ясна?

Трое счастливцев радостно взвизгнули и, пока товарищ майор не передумал, принялись торопливо стягивать с себя сапоги. А кум опять снял «калаш» с предохранителя и встал вполоборота к удалившейся уже метров на сто пятьдесят цели. Он, словно в тире, не спеша раздвинул ноги на ширину плеч, выпятил вперед левое бедро и опер на него левый локоть. Вдавил приклад в плечо, покачал стволом, поудобнее фиксируя автомат и руках. — Костоправ, — ухмыльнулся он и навел АК-74 на цель. — Ишь, Костоправ. Идиот… — Кум затаил дыхание перед выстрелом и коснулся тугого спускового крючка. Еще не надавил, только коснулся, точно зная, что вторым движением пальца он произведет выстрел уже обязательно.