— Да ты что, Пал Андреич? Хочешь всех нас, оптом, под цугундер подвести?!! Да как только мы допустим козлов из УСБ в наш садик-огородик, наступит полный паралич всей конторе.

— Так уж и паралич? Так уж и полный?

— Именно так! — с жаром подтвердил Мешок. — Потому что в переводе на общедоступный это называется «ключи от сейфов на стол». Пойми, Пал Андреич! Мы для уэсбэшников всё равно что таджики и азеры для пэпсов. Этим упырям на нас и «палки» рубить надо, и бабки зарабатывать одновременно. А тут в одних только сейфах у народа столько всего нарыть можно — у-у-у!

— Подготовимся, — продолжал вяло сопротивляться аргументам зама Жмых. — Предварительно проведем в конторе субботник. По очистке закромов.

— Ага, и тем самым распишемся перед «кротом» в полной своей умалишенности. К тому же, сколько ни зачищай, всё равно — что-то, да останется. Говна у всех хватает… В общем, «крота» братья наши старшие, может, и найдут, вот только и остальным мало не покажется. Тогда уж проще всех перестрелять.

— Хорошо. И что ты в таком разе предлагаешь?

— Сами воспитали бабу-ягу в своем коллективе, сами и отыщем.

— Допустим, найдем. И что потом?

— Крысу — к ногтю! — после долгой паузы зло ответил Мешечко…

В уже знакомом Шевченко кабинете-клетушке «транспортного» опера Лисицына, помимо самого хозяина, они с Иваном Демидовичем обнаружили импозантного седовласого мужчину в добротном костюме с лошадиным лицом уставшего от жизни интеллектуала.

— О, а вот и они! — преувеличенно-радостно загомонил Лисицын, вскакивая. — А мы вас уже заждались! Прошу знакомиться: Владимир Антонович Загарацкий.

— Загарацкий!.. Очень приятно, Загарацкий! — «интеллектуал» поочередно сунул вошедшим свою ухоженную влажную ладошку.

Тарас ладошку пожал, после чего вопросительно глянул на Лисицына. И тот, с какой-то подозрительной неохотой, объяснил:

— Владимир Антонович — адвокат Кирилла Кирсанова. Он специально прилетел из Москвы, чтобы поговорить с Иваном Демидовичем.

Теперь уже настала очередь Филиппова вопросительно уставиться на хозяина кабинета. Тот промычал нечто неопределенное, и тогда Шевченко плюхнулся в единственное в кабинете кресло, закинул ногу на ногу, не спрашивая дозволения у присутствующих, закурил и кивнул коротко:

— Ну что ж, можно и поговорить. Раз уж специально прилетел.

— А мы не могли бы… э-э… остаться с Иваном Демидовичем наедине? — скрипуче протянул Загарацкий, недовольно поморщившись: не то от табачного дыма, не то от манер Шевченко. — Дело в том, что разговор носит, скажем так, приватный характер.

Тарас покачал головой:

— Нет! Не могли бы! — и добавил с грубоватым простодушием: — Господин Филиппов находится под программой защиты свидетелей, и в нынешнем его статусе любая приватность ему противопоказана.

— Что ж, извольте, — в голосе адвоката прозвучало разочарование. — Присаживайтесь, Иван Демидович. — Филиппов покорно опустился на стул рядом с Шевченко, словно бы подспудно рассчитывая на его защиту. — Я не стану ходить вокруг да около, ибо это никому не нужно: не нужно вам, не нужно мне. — Загарацкий противоречил собственным словам: в данный момент, немного волнуясь, он расхаживал по комнате именно что туда-сюда-обратно. — Так вот! Отец Кирилла Кирсанова занимает ответственный пост в префектуре Центрального административного округа нашей столицы. Это очень уважаемый, очень порядочный человек. Человек с безупречной до сей поры репутацией. И тут вдруг случается такое несчастье. С его сыном беда!

— Ах, так это у его сына беда? — глумливо уточнил Тарас. — А я-то, грешным делом, решил, что это у бомжа беда. У того, которого Кирилл со своими дружками, такими же как он подонками, до смерти забил.

Загарацкий неодобрительно посмотрел на «гоблина»:

— Оставьте свой сарказм! В данном случае он абсолютно не уместен… И, кстати, о подонках: мы все почему-то, к месту и не к месту, любим цитировать «сын за отца не отвечает». А почему же, в таком случае, отец должен отвечать за непутевого сына?

— Потому что до сих пор это отцы у нас воспитывали сыновей, а не наоборот. Или какое новое постановление на сей счет в Госдуме приняли?

«Транспортник» Лисицын, понимая, что разговор начинает приобретать нежелательный характер, поспешил вмешаться:

— Тарас, давай все-таки дослушаем предложение Владимира Антоновича не перебивая. В конце концов, речь идет о судьбе вашего и нашего… э-э… подопечного.

— Хорошо, давай дослушаем.

Адвокат кивком головы поблагодарил Лисицына и продолжил:

— Итак, я предлагаю совместными усилиями всего лишь защитить репутацию Кирсанова-старшего. Зная его много лет, зная его несгибаемый характер, я убежден, что он и без правоохранительных органов сумет наказать своего сына со всей строгостью.

— Ага. Заберет у него на месяц ключи от «ламборджини», — снова не утерпел Шевченко.

И тут неожиданно для всех подал голос сам Иван Демидович:

— Скажите, а каким образом вы планируете защищать… э-э… репутацию?

— Вот, наконец-то слышу голос разумного человека, — расцвел Загарацкий. — Всё теперь зависит исключительно от вас, Иван Демидович. Но при этом и требуется лишь самая малость: на опознании вы просто должны не узнать Кирилла.

— Как это не узнать? А рисунки? Этих парней, их ведь по рисункам установили?

— Согласен, рисунки получились похожи. Но визуальное восприятие человека, что называется «восприятие глаза в глаза», это совсем другое дело, — интеллектуально разъяснил «интеллектуал». — Словом, Иван Демидович, судьба Кирилла зависит именно от того, опознаете вы его на следственном мероприятии или нет.

— А Хромов? Его тоже следует не узнать? — мрачно поинтересовался Шевченко.

— А кто такой Хромов?

— Это парень со второго рисунка, приятель Кирсанова, — пояснил Лисицын.

— А-а! Нет, Хромов в данном случае меня не интересует, — успокоился адвокат. — Его можете опознавать со спокойной душой. Даже лучше будет, если вы на него покажете. В конце концов, теперь уже невозможно точно установить, кто именно нанес последний, роковой удар. А вдруг это был именно Хромов?

Иван Демидович невольно зажмурился, и перед его глазами мгновенно выплыла картинка того рокового вечера. Он снова с ужасом наблюдал за тем, как молодые парни остервенело набрасываются на Сеньку и начинают его избивать. Как сам он забивается в щель между ларьками, а здоровенный пьяный жлобина — тот самый Хромов, — пытается вытащить его оттуда. Как сын уважаемого человека из московской префектуры кричит своему приятелю: «Да хрен с ним, давай лучше этого гасить!», и Хромов присоединяется ко всем остальным…

— Вам что, плохо? — донесся до Филиппова встревоженный голос адвоката, и тот поспешил открыть глаза.

— Нет-нет, со мной всё нормально.

— И последнее, Иван Демидович. Оно же, пожалуй, самое главное. — Загарацкий интригующе посмотрел на бомжа. — В тот роковой вечер, равно как во все последующие дни пребывания в милиции, вы, несомненно, испытывали глубокие моральные страдания. Так вот, мне поручено предложить вам небольшую компенсацию. В размере двадцати тысяч долларов США. Учитывая ваш… э-э… нынешний социальный статус, эти деньги вам будут совсем нелишними. Конечно, на них нельзя купить квартиру, даже комнату в Петербурге, но вот небольшой домик со всеми удобствами где-нибудь в области вполне возможно. Мы даже готовы помочь вам подобрать варианты. Естественно, бесплатно.

— Ах, какое благородство! — всплеснул руками Шевченко. — Я сейчас буквально расплачусь от умиления!

— Деньги вы получите сразу по завершении следственного мероприятия, — силясь не обращать внимания на оперативника, продолжил адвокат. — Но, как вы понимаете, при условии, что всё это останется между нами.

— Я понимаю, — понурил голову Филиппов.

— Так каков будет ваш ответ?

— Я должен подумать.

— Правильно! Человек всегда должен думать. Именно этим он и отличается от животного… Думайте, Иван Демидович, думайте! Только недолго, ибо времени у нас с вами мало. О своем решении вы сможете сообщить мне через Дмитрия Сергеевича, — Загарацкий кивнул в сторону Лисицына. — Ну а теперь, извините, вынужден вас покинуть, у меня через два с половиной часа самолет.