«Нет! — Катерина решительно тряхнула головой. — Лучше даже не думать об этом». Но не думать об этом было невыносимо. Равно как и о том, что раньше, в своей прежней, еще до нее жизни, муж был на войне. И не на одной. И там он занимался тем, что убивал людей. Катерина знала об этом почти наверняка, хотя и эта тема в их семье относилась к разряду запретных.

С некоторых пор она всё чаще вспоминала постер, увиденный из окна маршрутки, на которой Катя с Леночкой возвращались из института онкологии, — портрет писателя Грина и огромные буквы: «Будьте добры друг к другу. От зла происходит зло». В иной день Катерина лишь снисходительно улыбнулась бы незатейливости создателей этой социальной рекламы, но только не теперь. Теперь, после встречи со священником, она почти не сомневалась, что эта реклама появилась перед ее глазами специально. Для того чтобы отныне постоянно напоминать ей о том, что грехи родителей ложатся на хрупкие, беззащитные плечи детей…

— Мама, а ты мне купишь шоколадное яйцо с феечкой? — в полудреме, не открывая глаз, пробормотала вдруг Леночка.

— Обязательно. Но сначала поспи еще немного. А потом мы с тобой, с Максимкой и папой сходим в кафе и съедим что-нибудь горяченькое. И там же поищем твоих «феечек».

— А где папа?

— Они с дядей Сережей пошли в бар. Скоро придут. Спи.

— Хорошо, — покорно согласилась дочь. — Спать я буду, а горяченькое нет.

— Леночка, ты же мне обещала! Чтобы поправиться, обязательно нужно хорошо кушать.

— А когда я поправлюсь?

Сердце в груди Катерины рухнуло куда-то вниз, а потом заколотилось с бешеной скоростью. Она перевела дыхание и постаралась, чтобы голос предательски не дрогнул:

— Скоро. Сейчас мы поедем в Германию, к одному очень хорошему доктору. Побудем там две недельки, подлечимся хорошенько и сразу поедем на море. Оно такое синее-синее и очень большое.

— А злые акулы там есть?

— Нет, там только дельфины, и они добрые. А еще там много ракушек и красивых камешков. Среди них попадаются волшебные — с маленькой дырочкой, которую проделала вода. Они называются «куриным Богом» и приносят удачу. Так вот мы с тобой обязательно найдем такой камень, и всё будет хорошо.

Убаюканная этой песней о море, Ленка снова заснула…

…Усталые, измученные двадцатичасовым нон-стоп-автопробегом, Зеча и Бугаец сидели в баре аэровокзала и в ожидании отложенного рейса на Франкфурт тянули местную «Оболонь». Оно, конечно, может, и не стоило городить огород с вылетом в Германию через Киев, вот только «небереженого конвой стережет». Наученному чужим горьким опытом Бугайцу крайне не хотелось оставлять свои транзитные следы в электронных банках данных питерских силовиков. Опять же и добрая милицейская фея настоятельно рекомендовала, по возможности, совершать глобальные переезды с территорий сопредельных государств.

— …А этот, который негр, он тебе как показался?

— Сказать по совести, довольно мутный тип. Хоть и негр, но есть в нем что-то такое северное.

— В каком смысле северное?

— Да в таком, что на хер моржовый похож, — гоготнул Зеча. — Но аванс отсчитал без лишних разговоров. Равно как без бюрократических формальностей. Так что в этой части никаких претензий.

— Ой, не нравится мне вся эта история.

— Чем же именно?

— Не знаю. Не нравится, и всё, — пробурчал Бугаец. — Слушай, а может, ну его в жопу? Негра этого? Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан. Аванс забрали, и ладно. В конце концов, что он тебе предъявить сможет? Если вообще найдет?

Зеча изобразил на лице изумление:

— Дружище, но ведь это же моветон! Кидать заказчика! Фффи, как низко вы пали в своих мыслях. Или уже не только в мыслях?

— Настоящий моветон случится, если выяснится, что всё это — красивая ментовская подстава. Контролируемый заказ или как это у них называется?

— Был бы контролируемый, меня бы приняли уже на стадии передачи аванса, — рассудил Зеча. — Так что не ссы, браток, прорвемся. Если, конечно, твой Сидор чего-нить не откаблучит. Кстати, где ты его откопал, прыткого такого?

— Он у меня во взводе несколько недель служил. Когда мы Панкисское ущелье стерегли, помнишь?

— Ущелье помню. Сидора — нет.

— Вы с ним буквально на сутки разминулись, — объяснил Бугаец. — Это когда тебе осколками задницу посекло и тебя в госпиталь на вертушке отправили.

— Столь пикантные подробности мог бы и опустить.

— Ну вот, а на следующий день у нас Сидор появился. А потом всё с точностью до наоборот случилось: его, с правой голенью, туда, а тебя — как раз обратно.

— Понятно. Вопросов больше не имею, — кивнул Зеча. И немедленно задал следующий вопрос: — А катер у него откуда?

— Ему два года назад один перец задолжал сильно, а вернуть долг не смог. Вот и предложил на выбор: либо 500-й забрать, либо катер.

— И Сидор, значит, катер выбрал? — усмехнулся Зеча. — Романтик, блин!

Бугаец потупил глаза и сказал смущенно:

— Оно, конечно, лучше бы я с тобой на это дело пошел. Но сам видишь, какая беда с Ленкой приключилась.

— Всё, хорош! А то мы с тобой сейчас до такого договоримся! — осадил приятеля Зеча. — Дети — это святое! Ленку надо спасать, пока есть такая возможность! Да и Катюху тоже! Ты ее там, в Германии, кстати, тоже к каким-нибудь психоаналитикам поводи, что ли. А то на нее без слез смотреть невозможно. Если еще деньги понадобятся — сразу звони. Ты меня услышал, дружище?

— Я тебя услышал. Спасибо. Но деньги у меня есть.

— Лишних никогда не бывает… И давай, брат, без этих своих комплексов! Не надо мне этого твоего «через две недели как штык!». Понадобится задержаться — на неделю, на месяц, на год — значит, задерживайтесь и оставайтесь. Главное, вылечить ребенка. А деньги я достану. Осознал?

— Ты же знаешь, я халявщиком никогда не был, — буркнул Бугаец.

— «Ты не халявщик, ты — партнер». К слову, рассчитывай, что, когда работу сделаем и остаток от негра получим, одна треть там твоя, законная.

— Это с каких таких щей? За что?

— С таких! Во-первых, за катер. Во-вторых, за креативную идею.

— Чего?

— Того самого! Лично я до расстановки со стрельбой с воды никогда бы не дотумкал. Так что он и есть, креатив.

— Да пошел ты!

— Я-то пойду. Потому как лично у меня пиво закончилось. Тебе как, обновить?

— Давай, — сдался Бугаец, понимая, что приятеля всё равно не переспоришь и не переубедишь.

И Зеча пошел за очередной порцией «Оболони»…

Санкт-Петербург,

6 августа 2009 года,

четверг, 10:46 мск

Оперативное совещание «гоблинов», на повестку дня которого был вынесен всего один пункт «Планирование мероприятий по защите судьи Зимина в день начала судебных слушаний», продолжалось. Основным докладчиком выступал Мешок. В качестве трибуны избравший широкой подоконник оперской, на коем он вольготно расположился с ногами. Всем своим видом Андрей напоминал сейчас Акелу, вещающего своей стае со Скалы советов.

Доклад подходил к концу. И поскольку прочих служебных дел у собравшихся было невпроворот, должен был, без перерыва на перекур и «оправиться», сразу перетечь в прения. И, желательно, конструктивные.

— …Подытоживая шершавым языком армейского плаката, вынужден признать: с учетом вышеозвученной оперативной информации, угроза разного рода провокаций, в том числе включая пальбу, в предстоящий понедельник представляется вполне реальной. Исходя из этого готов выслушать соображения относительно того, как нам с вами пережить сей «черный день календаря».

— Я так и не понял: че за оперативная информация такая? И откуда ее к нам надуло? — простодушно поинтересовался Тарас.

Мешечко, не желая пока распространяться среди коллектива о странной истории с заказчиком-негром, ответил уклончиво:

— Да так, из разряда «одна бабка сказала».

— Понятно. Людям знать не положено, — достаточно точно интерпретировал Шевченко пространное объяснение Мешка.

Между тем Андрей обвел внимательным взглядом сидящий в оперской народ, приглашая высказываться. И когда тот скользнул по Крутову, Женя, как обычно, изрек глубокомысленное: