У оставленной сторожить детей и вещи Катерины Бугаец затекло всё тело. Ноги кололо нестерпимо, но, боясь пошевельнуться, она терпеливо сносила эту пытку, дабы не разбудить четырехлетнюю Леночку. Она, в отличие от своего старшего братика Максимки, с неимоверным трудом уснула каких-то двадцать минут назад, положив головку на колени матери. Катя тихонько гладила ее длинные светлые волосы, стараясь не думать о том, что если диагноз подтвердится, то к зиме Леночка будет выглядеть точно так, как те дети в больнице, куда они приезжали на консультацию: лысый череп, зеленоватый цвет кожи и выражение муки в глазах. Иногда Кате казалось, что всё это — всего лишь кошмарный сон. Но действительность возвращалась, и снова не было ничего, кроме бессильных слез, которых не должен был видеть никто — ни дети, ни муж…

…Всё началось чуть больше месяца назад. Воспитательница в садике сказала, что Ленка весь день была вялая и отказывалась играть. Вечером у нее поднялась высокая температура. Дочка родилась слабенькой, простужалась и болела довольно часто, поэтому тогда Катерина не придала этому особого значения и, напоив Леночку чаем с малиной, уложила спать. Участковый врач привычного ОРЗ не нашла, однако велела недельку посидеть дома, а перед выпиской на всякий случай сдать кровь. Кто тогда мог предположить, что столь привычная процедура обернется катастрофой.

Результаты анализа врачиху явно озадачили: она долго изучала бланк, на котором отдельные цифры отчего-то были подчеркнуты красным, расспрашивала, с аппетитом ли Ленка ест и не устает ли она на прогулках, а потом выписала направление в отделение детской гематологии онкологического института. «Пока пугаться не надо, — «успокоила» она Катерину. — Возможно, это ложная тревога. Специалисты разберутся». Выйдя из кабинета, Катя бессильно рухнула на дерматиновый диванчик. Она пыталась прочесть то, что было написано в направлении, но буквы прыгали перед глазами, и она видела одно лишь вселяющее страх название — «НИИ онкологии им.<N>Н.<N>Н.<N>Петрова».

— Мама, ну пойдем, — теребила ее Ленка.

— Куда? — очнувшись, испуганно спросила Катя.

— За фееечкой, ты же обещала.

— Да-да, сейчас, сейчас. А, может, сходим лучше в «Макдоналдс»?

Обычно Катерина не приветствовала походы в подобные заведения, но сейчас с ужасом думала о том, что в последнее время дочка действительно потеряла аппетит.

— Давай! — радостно запрыгала Ленка. — А ты купишь мне хеппи-мил со Шреком?

Катерина готова была купить всё что угодно, лишь бы никогда не знать и не слышать про НИИ онкологии. При одном только воспоминании о посещении этого учреждения и профессионально-сочувственном взгляде молоденькой докторши у нее до сих пор мороз пробегал по коже.

Докторша долго мяла Ленку, как тряпичную куклу; говорила, что не нужно отчаиваться; что детская онкология достигла значительных успехов и что в 80 % случаев удается добиться не только длительной ремиссии, но и полного излечения. Катерина слушала и послушно кивала, а перед глазами стояла одна и та же картина: мрачный больничный коридор и женщина, держащая на коленях лысого мальчика. Она очищала для него фисташки, а мальчик мотал головой и закрывал рукой рот. Катя смотрела на них и искренне недоумевала: почему мать этого мальчика не плачет, а методично продолжает разламывать скорлупки орехов?… А врачиха все говорила и говорила. О необходимости сделать пункцию костного мозга, об обязательной разработке особой диеты, о… А в голове Катерины билась одна-единственная мысль: «За что? Почему всё это случилось с нашей Леночкой?? А что, если… Если это проклятие? Самое натуральное проклятие на их семью?»

Неделю спустя, возвращаясь на машине с дачи подруги, она проезжала мимо кладбища в Парголово и, случайно приметив небольшую церквушку, инстинктивно остановилась. Припарковала машину, надела забытую Леночкой на заднем сиденье детскую косынку и не без робости переступила порог храма. Хотя до конца так и не понимала: зачем она пришла сюда и что хотела здесь найти.

У свечного ящика толпились люди, подавая записки и получая просфоры. «Булочки!» — мелькнуло в сознании Катерины, и, повинуясь внезапному импульсу, она встала в очередь. Но, очевидно, просфоры полагались не всем, потому что раздающий их служитель вопросительно посмотрел на нее и спросил:

— Сколько записок подавали?

Катя смутилась и, делая над собой усилие, чтобы не расплакаться, сказала:

— У меня дочка болеет.

Служитель поинтересовался, крещен ли ребенок, и, выслушав положительный ответ, посоветовал заказать сорокоуст о здравии. Катерина не знала, что такое «сорокоуст», но послушно кивнула головой.

— Как зовут дочку? — спросил он, открывая блокнот и приготовившись писать имя.

— Лена…

— Елена, — поправил служитель и, строго взглянув на Катерину, достал из корзины просфору.

Спрятав «булочку» в сумку, Катя купила самую дорогую свечку, руководствуясь обывательским принципом «чем дороже, тем лучше», вошла внутрь, присела на деревянную лавку возле стены и…расплакалась.

— У вас что-то случилось? — некоторое время спустя услышала она рядом с собой тихий голос.

Подняв голову, Катя увидела худощавого седовласого священника. Слезы еще сильнее полились из ее глаз, и, не отдавая себе отчета в том, что происходит, она принялась рассказывать батюшке всё. Всё то, что камнем лежало на сердце и буквально рвалось наружу.

Священник слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов. И лишь после того, как Катерина замолчала, покачал головой и тихо сказал:

— Мне сложно давать вам советы, потому что я не знаю вас, но не нужно связывать болезнь дочери с проклятием. Проклятия имеют обыкновение оборачиваться против тех, кто их посылает. Мне кажется, в вашем случае это скорее призыв к покаянию и необходимость задуматься над собственной жизнью. Спросите себя, в чем вы, ваш муж согрешили перед Богом? Если каким-то образом вы открыли свою душу дьяволу, то и безо всяких проклятий можно иметь множество проблем, справиться с которыми будет очень нелегко.

— Но, даже если мы с мужем в чем-то виноваты, почему должна страдать Лена? Она никому не причинила зла!

— Вы задаете очень сложный вопрос. Я мог бы долго рассказывать вам об ответственности детей за грехи родителей, но боюсь, что эти слова сейчас лишь запутают вас. В храм нужно ходить постоянно, а не захаживать сюда от случая к случая. Впрочем, хорошо уже то, что вы пошли не к колдуну, а в церковь, — улыбнулся он.

Катя хотела спросить у него, что же ей теперь делать, но побоялась показаться смешной. К тому же слова о Боге и дьяволе, о которых священник говорил так, словно они действительно существуют, определенно смущали Катерина. И, словно прочитав в ее глазах этот невысказанный вопрос, он легонько дотронулся до ее плеча и со словами: «Молитесь, Господь управит» — ушел.

Молиться Катя не умела. Сжимая в руках остроконечную свечу, она подошла к иконе, с которой на нее смотрел лик Христа. Она не знала, как и какими словами следует просить Бога, чтобы зло, нависшее над Леночкой, остановилось. Свеча перед иконой горела узким ровным пламенем. «Господи! Милостив буде мя грешной» — вдруг вспомнились Катерине слова из какого-то старого кинофильма, и неожиданно она почувствовала как сжимающий ее сердце обруч… слабеет.

О своем стихийном походе в церковь Катя никому не рассказала. Даже мужу, хотя тот, в отличие от нее, считал себя человеком убежденно православным. Но, рассказав Борису об этом, следовало бы тогда и признаться и в той страшной догадке, которая посетила Катерину после разговора со священником. А догадка эта зиждилась на оброненной батюшкой фразе об ответственности детей за грехи родителей.

Катерина доподлинно не знала, чем именно зарабатывает на жизнь ее муж: между ними на эту тему всегда существовало жесточайшее табу. Однако, будучи женщиной далеко не глупой, она отдавала себе отчет в том, что финансовое благополучие их семьи основано на мужних трудах, кои праведными отнюдь не были. А следовательно, и те бешеные, по ее меркам, деньги на двухнедельный курс лечения во франкфуртской клинике, которые Борис умудрился собрать за каких-то три недели, были…