— Это не имеет ко мне никакого отношения.

— Значит, если я правильно понял, в видеокамере ее не было?

— В какой видеокамере?

— В той, которую вы продали владельцу салона видеотехники «Парсуна» Войко днем третьего марта, а перед этим украли у покойного Козлова, господин мародер. Вошли, увидели, что сосед мертв, и решили поживиться?

Евгений сел на скамью. Два пятна на фоне черного неба написали над ним: бледно-зеленая луна и такого же цвета лицо Полянского.

— Да садитесь вы, чего стоять, — свойски предложил Евгений. — Упадете еще невзначай.

Полянский безвольно опустился рядом, запрокинул голову. Теперь по луне отражалось в маленьких линзах его очков в золотой оправе.

— Нет… нет, — шепотом вымолвил он, — так не надо… не надо так говорить, прошу вас…

Опершись локтями о колени, он снял очки, закрыл ладонями лицо и тут же, будто ожегшись, отнял их:

— Я никогда не был мародером, — заверил «аллегро». — Вечером второго марта около десяти часов Павел принес мне видеокассету. Я помогаю ребятам из ансамбля «Синий кит» из Дворца культуры моряков. Мы решили снять видеоклип совместно с музыкальной редакцией телестудии. Я нашел спонсора… И мы хотели использовать все виды Франции, которые наснимал Павел… Не очень профессионально снято, мало, но для клипа сойдет… Я давно просил у него эту кассету, но он все отказывал, говорил, что она ему нужна. А потом принес. Попросил заодно переписать — на телестудии хорошая аппаратура. Я там должен был быть четвертого, в понедельник. Ребята обещали принести чистую видеокассету… В общем, Павел пробыл у меня что-то около двух минут, попросил разбудить его в семь… Сказал, что сейчас уснет как убитый… Гм… Да, именно так и сказал. Накануне всю ночь стучала машинка, он, похоже, не ложился… Потом… потом вы все знаете, я говорил. В семь пятнадцать я сломал дверь и увидел… Бросился к телефону в его комнате… шнур был… шнура вообще не было… очевидно, тот, кто убил Павла, унес его с собой. Я бросился вниз, хотел позвать вахтера, а потом вспомнил, что у него есть видеокамера… уникальные кадры… для следствия хотел… Стал искать видеокамеру… то есть искать ее не нужно было — открыл шкаф, взял… В футляре и мягкой кожи, с «молнией»… Крышечка эта упала, я ее поднял, сунул в карман… Но пленки в камере не оказалось. То ли у него больше не было кассет… Я уже сам не понимал, что я делаю и зачем. Выскочил с камерой в руках в коридор — никого, у нас все встают поздно. Я забежал к себе, схватил эту… «французскую» кассету и стал снимать. Пленка как раз была на конце, там хвостик оставался чистый, ничего стирать не пришлось… Снял немного: крупно — труп… провел панорамку… и все, больше не поместилось. Не знаю, сколько прошло времени. Пожалуй, минут пять-семь. И три на то, чтобы вытереть полотенцем Павла все, к чему прикасался — шкаф, дверь… Побежал на вахту к телефону, но потом подумал, что если придет милиция, то наверняка зафиксирует камеру в протоколах… Я разбил очки… крикнул вахтеру, чтобы вызывали милицию, что Павел мертв, и бросился назад. Я боялся, что камеру… в общем, понимаете, эта камера, сущности, моя.

— То есть как это — ваша? — не понял Евгений.

— Вернее, она не моя, я хотел сказать… Начну по порядку. Сейчас, — он достал из кармана пачку «Мальборо» и долго не мог вынуть сигарету, а когда наконец вынул, Евгений поразился тому, как у него дрожали руки: ему еще никогда не приходилось видеть, чтобы у человека так дрожали руки.

«Странно, — подумал он, — все, что он проделал в то утро, говорит о предельном хладнокровии. Даже отпечатки стереть не забыл…»

— В общем, перед поездкой во Францию Павел предложил мне купить у него видеодвойку, — продолжал Полянский, прерывисто вздохнув, — Это не дефицит, конечно, я могу купить ее в магазине, но он… сделал скидку, сами понимаете — иначе какой мне смысл?

— Да уж понимаю.

— Но этих денег хватало только на дорогу, а Париж — город очень дорогой… самый дорогой в Европе, говорят…

«А я там собаку держу», — подумал Евгений, для которого самым дорогим городом оказался Приморск.

— Он попросил меня найти денег, обещал вернуть после возвращения… Я… у меня, в общем, есть один знакомый… Он одолжил до первого апреля. Когда Павел вернулся, я напомнил ему об этом… он сказал, что продаст видеокамеру и вернет. А когда его убили… Поймите, у меня не было другого выхода! Эти деньги… у меня нет таких денег, понимаете?.. Что мне было делать?..

— Кто этот ваш знакомый? — спросил Евгений.

Полянский попытался уйти от ответа:

— Понимаете, он не то чтобы мой знакомый…

— Короче, вы заняли деньги под проценты у ростовщика, — помог ему Евгений.

— Да. И под очень большие проценты.

— Почему Павел сам не занял?

— Ему бы не дали. Там не дают незнакомым. Сами понимаете — незаконная сделка… В общем, я согласился ему помочь.

— Сколько денег вы взяли у ростовщика?

— Шестьсот долларов.

— А сколько обязались вернуть ему в апреле?

— Семьсот.

— А камеру Войко продали за семьсот пятьдесят?.. Пятьдесят долларов — ваше вознаграждение за помощь Павлу, так?

Полянский достал носовой платок и стал протирать очки с таким усердием, что казалось, он выдавит стекла.

— Нет, нет, что вы!.. Мне не нужно никакого вознаграждения!..

— То-то вы пытались выторговать у Войко девятьсот долларов! — хмыкнул Евгений. — Рванули сразу же после того, как обнаружили труп, да еще пытались сделать бизнес, а?

— Да нет же! Девятьсот — полная стоимость камеры, я хотел отдать остальное матери Павла…

— Бросьте вы, Полянский! — поморщился Евгений.

— Да не мог я держать эту камеру дольше! Ведь никто не знал, что я брал деньги для Павла и должен их вернуть. Я бы не доказал!.. А ростовщик взял расписку, меня поставили бы «на счетчик», понимаете?.. И убили бы в конце концов!.. Через месяц одолженная сумма увеличивается вдвое, еще через месяц — опять… Ну что я должен был делать?! — Полянский готов был заплакать.

— Что было дальше?

— Дальше я дождался, когда вынесут труп, произведут осмотр, снимут показания…

— Снимают пиджак, показания берут. Рассчитались с ростовщиком?

— Да.

— Павел больше не должен?

— Нет.

— Что было потом?

Казалось, Полянский не услышал. Глядя на носки своих ботинок, он беспрестанно кивал, словно у него был нервный тик, и жадно втягивал дым.

— Потом я купил вина. Такого, как пил Павел. И сильно напился.

— Я не об этом. Кассета где? Ее-то вы не продали.

— Нет.

— Так где же она?

— Ее забрали.

— Кто, черт возьми?! — вывел его из прострации Евгений. — Кто?! Что вы резину тянете. Полянский?! Все равно ведь скажете!.. Ну?!.

Последовало минутное молчание.

— Вы можете дать мне гарантию… — начал было Полянский.

— Могу! — перебил его Евгений. — Я дам вам гарантию, что отпущу вас живым и даже не набью морду. Разумеется, если вы будете отвечать на мои вопросы вразумительно и быстро. Кому вы отдали кассету?

— Нелли, — шевельнул губами Полянский.

— Кому?!

— Нелли Грошевской.

— Зачем?

— Она позвонила мне и сказала, что если я не отдам кассету, то она скажет… кому следует, что я похитил камеру. Я сказал, что камеры не похищал, но она, оказывается, видела ее поздно вечером у Павла и знала, что утром милиция ее не нашла.

— Она что же, читала протокол осмотра? — вслух подумал Евгений.

— Я не стал выяснять. В том положении, в каком оказался я, не выбирают.

— Что было на кассете?

Полянский пожал плечами:

— Ничего, на мой взгляд, особенного. Париж, провинция… забыл…

— Аньер?

— Вроде. Виды: улицы, дома, машины, ограды, Эйфелева башня, собор Нотр-Дам, Лувр. Павел, его друг, жена друга — на улицах, за столом. Потом — Москва, вы с «президентом»… Алевтина Васильевна в комнате Павла, у нас… И в конце, наверно, то, что снял я.

— Почему «наверно»?

— Потому что я не видел. Где мне было просматривать? Марина весь день сидела дома.