Но соглашаться на предложение стать его постельной грелкой все равно не собиралась. И соврала бы себе, сказав, что не думала о согласии. Думала, и не раз. Но… Просто не сможет. И если она привяжется к Андрею, а потом они расстанутся, будет намного больнее, чем сейчас. Да и с его заморочками по поводу чистоты крови – ведь решит же когда-нибудь жениться, наследника заводить, а что останется ей? Ждать его по вечерам, смакуя редкие минуты украденного счастья? От этого становилось совсем горько и тянуло разреветься, жалея себя.

Да уж, она же отказалась, а сама себе только что почти мексиканскую драму придумала…

Только вот самый важный критерий, который она для себя определила в жизни, подобную связь точно не выдержал бы. Уля уже давно во всех ситуациях представляла одно и то же – как говорит о происходящем своим родителям. И дело не в том, что мама и папа не поддержали бы её решение – они никогда не высказывались категорично, стараясь мягко намекнуть и уточнить, готова ли она к переменам в жизни, просто… Ульяна сгорела бы со стыда, рассказывая, что решила стать любовницей взрослого мужчины, без перспективы на более глубокие отношения.

Но все равно так обидно, что Андрей считает её в чем-то ниже себя, что и словами не объяснить. Тоже, блин, голубая кровь, белая кость…

Тетрадный лист пришлось перевернуть, но не потому что Ульяна тщательно конспектировала лекцию, просто на предыдущем количество рогатых рож уже превысило все допустимые пределы. Но назвать Андрея козлом у неё не поворачивался язык, причем, даже мысленно. Он просто такой, какой есть, и это его право. И она тоже не без тихой грусти, но их личные шизофрении, оказывается, плохо совместимы. Обидно, но такова жизнь. А то, что от этого всего очень хочется плакать, так ничего страшного, пройдет.

Жаль только, что слезы – это расходуемые калории, она и так в последнее время ещё сильнее похудела, самой стало неприятно на себя в зеркало смотреть. Даже Светка, которая до этого восхищенно и чуть завистливо щелкала языком при виде Улькиной хрупкости, теперь улыбаться перестала, все больше посматривая с сомнением и тревогой.

Звонок положил конец не только её рассуждениям, но и последней на сегодня паре. Фуф, ну, хоть можно выдохнуть и идти в общагу. Учить все равно вряд ли получится, голова совсем не варит.

- Уль, иди сюда, - выглядящий намного свежее Игорь потянул почти несопротивляющуюся девушку в сторону окна. – Ты что сейчас собираешься делать?

Она рассеянно выглянула на улицу. Тучи, с самого утра затянувшие небо, пропали, и вместо них теперь разгулялось яркое солнце, совершенно беспардонно светящее в глаза и отражающееся от подернутых рябью луж. Даже стало как-то веселее, хотя все ещё довольно прохладный ветер заставлял плотнее кутаться в куртку. Бабье лето это, конечно, прекрасно, но снова простыть, радуясь его приходу, все-таки было бы обидно.

- Не знаю… Наверное, прогуляюсь немного, а потом домой пойду. А что?

- Да так, - парень тоже выглянул в окно, о чем-то глубоко задумавшись. – Поехали со мной, - он ухватил Улю за запястье и попытался потянуть за собой, но девушка от этого движения только шарахнулась, больно ударившись бедром о край подоконника. – Извини…

Уле и самой стало стыдно, но сдержаться она не смогла. Почему-то сейчас было тяжело выносить чужие прикосновения. Но это не уменьшало её смущения, от которого в лицо бросилась краска.

- Нет, это ты меня прости.

Сделав над собой небольшое усилие, она села рядом с Игорем. Не так, чтобы совсем вплотную, но достаточно близко.

- Уль, серьезно, как ты? Я же вижу, что ты поменялась.

- Да и ты таким, как раньше, уже не будешь, - она отложила в сторону рюкзак, чтобы не мешал сосредоточиться на рассматривании собственных рук.

Серебряное колечко с надписью «Спаси и сохрани» слишком болталось на среднем пальце, пришлось надеть его на большой. Мамин подарок на какой-то праздник. Уля уже и не помнила, на какой именно, давно это было, ещё в школе, зато не могла забыть, как поначалу постоянно боялась его потерять, трогала и гладила. И слова мамы хорошо помнила. Про то, что будет всегда любить и молиться на неё, а уж сама дочка пусть себя побережет.

Кто его знает, может, именно мамины молитвы тогда и спасли. Не то, чтобы Ульяна была глубоко верующей, но в том, что Он существует, не сомневалась никогда. А уж в том подвале так и вовсе просила долго и горячо.

- Не буду, - Игорь медленно кивнул, полностью утратив присущую ему дурашливость. – Я до сих пор понять не могу – почему?

- Почему он тебя похитил?

- Нет. Почему он хотел тебя убить, - он медленно потянулся за её рукой, так, чтобы она видела его движение. Пальцы оказались холодными и настолько тонкими, что стало даже страшновато. – У меня это в голове не укладывается. Ладно меня, заложников часто возвращают мертвыми и хорошо, если не по частям, но ты…

- Я не знаю, правда, - она повернулась, прижавшись лбом к его плечу. – Извини, что от тебя шарахаюсь. Это не потому, что не доверяю, просто… Я знаю, что ты не виноват, но и его слова забыть тоже не могу. Мне и подвале было страшно не столько из-за того что запер. Хотя и это тоже. Хуже всего было, что я почти поверила. Прости меня за это, пожалуйста.

- Совсем уже обалдела. Конечно, прощаю, - но трогать её или обнимать Игорь не спешил, потому что в Уле появилось что-то такое, чего раньше не было. Какая-то нотка надрыва. Вроде, все нормально, она улыбается, даже смеется, но глаза… Иногда в них появлялось что-то такое, что на душе кошки скребли. – Но с одним условием.

- С каким?

Они на несколько секунд замолчали, потому что пока дают звонок на начало пары, говорить все равно невозможно. Он у них тут такой, что любой пароходный от зависти побледнеет.

- Родители сегодня собирают самых близких, вроде как, отпраздновать моё освобождение. Поехали?

Предложение было очень даже заманчивым, и сразу возникло искушение согласиться, но…

- Я же тебе просто друг, не родня, так что лучше не надо. Я буду там лишней.

- Глупости! Ты для меня сделала столько, что не каждый родной на это решился бы. И папа очень просил тебя привезти. Ты ему понравилась.

Он ей тоже понравился. И Уля чувствовала себя неудобно от того, что уже пару дней ему не звонила, но не потому что надоело общаться с Иваном Петровичем, просто не хотела навязываться. Они и болтали-то обо всяких отвлеченных вещах, девушка даже точно не могла рассказать, о чем именно, но ей было приятно, что такой умный человек хочет общаться с ней. Хотя стопроцентно хорошим его не назовешь, при всем демонстрируемом добродушии и приветливости в нем было что-то такое, что без слов говорило, кто отец Андрея. Кстати…

- Тебе брат, наверное, сказал, что я… То есть мы…

- Вы, вы. Сказал. И что ты его послала, тоже сказал, - Игорь спрыгнул с подоконника, но ссаживать Улю не спешил. Хватит, один раз уже дернул, только напугал, с ней теперь нужно быть осторожнее. – Кстати, за что?

- Да не посылала я его. В этот раз, - девушка тоже собралась слезать, но передумала, да и отвечать не спешила. Потому что в полной мере осознала суть фразы «и хочется, и колется». Ведь, если поедет туда, они обязательно встретятся, а Уля не была уверена, что это правильно.

- А когда ты его посылала? – Она сморщила нос и отмахнулась от его вопроса. – Уль, ну, пожалуйста… Я Андрея предупрежу, если не захочешь, можешь с ним даже не говорить.

Угу, прям бальзам на душу – стоять в паре метров и демонстративно друг друга не замечать. Вот этого ей гордость точно не перенесет.

- Игорюш…

- Все, не ной, ничего он тебе не сделает, - убедившись, что решимость подруги все-таки пошатнулась, он медленно и аккуратно ссадил её с подоконника.

- И вообще я не одета для гостей, - придумав последнюю отмазку, девушка с надеждой посмотрела на друга. Вообще-то это правда – обычные синие джинсы, темный свободный пуловер и короткая кожаная куртка. А уж кроссовки так и вовсе просто идеальная обувь для похода к Лебедевым.