— И вы уже сообщили ему свое мнение? — не скрывая прилива злобы, процедил Унагами.

Судзуки развел руками.

— Ничего не поделаешь — служба! — почти добродушно рассмеялся он и с иронией в голосе полюбопытствовал: — Сколько времени вы уже потеряли?

— А вы, подполковник, что, разучились считать? — прищурился Унагами, вызывающе не поддерживая шутливого тона собеседника.

Лицо Судзуки тоже посуровело, иронический тон исчез.

— Господин Мацумура полагает, что неудача, постигшая вас, — результат вашей медлительности, — сказал он тоже сквозь зубы.

Оба обменялись крайне неприязненными, короткими взглядами.

— Думаю, что Мацумура-сан получил информацию не из самого чистого источника, — произнес наконец полковник Унагами. Затем повернулся к Яманаси. — У меня возникла весьма плодотворная идея, — сообщил он с подъемом в голосе.

— Новый план? — вопросил майор, изящно пощипывая тонкие усики.

— Да, новый план, — подтвердил полковник, — и не будь я Унагами, если на этот раз преступники не попадутся в ловушку.

— А вы не переоцениваете себя, полковник? — вмешался Судзуки.

— Переоцениваю? — Унагами окинул подполковника ядовитым взглядом. — Тогда, прошу вас, возьмите операцию в свои руки и ликвидируйте эту бандитскую нечисть! — прошептал он через внезапный приступ кашля. — Чтобы бросать в тюрьму и расстреливать, большого ума не надо! А вот для того, чтобы работать мозгами, нужно иметь соответствующую голову на плечах!

— Вы забываетесь, полковник! — возмутился Судзуки.

— Да, да, именно: нужно иметь голову на плечах! — членораздельно повторил Унагами. — Именно голову, а не...

Майор Яманаси поспешил разрядить атмосферу:

— Что вы предлагаете, Унагами-сан? — спросил он учтиво.

— Я не предлагаю, а делюсь с вами своими соображениями, — остывая, ответил полковник. — Что вы скажете, если в Харбине начнет действовать еще одна подпольная группа коммунистического толка?

— Какой-то бред! — снова вмешался Судзуки.

Унагами и бровью не повел в его сторону.

— Руководитель этой группы, — он обращался исключительно к Яманаси, — должен каким-то способом войти в контакт с главарем шпионской шайки, которая нас интересует. А начнем мы с того, что вы, господин Яманаси, нанесете еще один визит в разведшколу. Вручите майору Оноуци и однофамильцу нашего уважаемого подполковника, капитану Судзуки, письмо, которое я напишу. Пусть они подберут человека, подходящего нам по всем статьям. Вы лично побеседуете с этим кандидатом на роль руководителя группы подпольщиков и ночью перевезете его в харбинскую тюрьму. С начальником тюрьмы я обо всем договорюсь лично, а тем временем вы, майор, отправитесь в Бинфан, в «хозяйство доктора Исии». Встретитесь там с комендантом охраны и поставите его в известность, какая птица будет доставлена в Бинфан с очередной партией заключенных.

Яманаси внимательно слушал.

— Далее события развернутся следующим образом: наша «птичка» подберет себе двух-трех партнеров — желательно из тех, кто так или иначе был до своей поимки связан с харбинскими коммунистами, — и вместе с ними «выпорхнет» из-за колючей проволоки. Так называемому руководителю будущих диверсантов — именно к этому он их будет призывать — дадите мой телефон. Как?

— Все ясно, — ответил майор не без одобрения.

— Это еще не все, — продолжил полковник Унагами. — Свяжитесь с политической полицией и возьмите у них список лиц, подозреваемых в связи с коммунистами. Список должен быть коротким — три-четыре фамилии. Эти люди нам пригодятся...

— Весьма... перспективно, — потерев затылок ладонью, признал подполковник Судзуки. — Беру свои слова назад... Кажется, я погорячился...

Шэна Чжи трижды приводили на допрос. И трижды в беспамятстве выносили. Потом о нем словно бы позабыли: в течение целой недели ни разу не вызывали к следователю, а в начале следующей вообще перевели в общую камеру.

В камере, напоминавшей по размерам вагонное купе, умещалось шестеро заключенных: четверо на двухъярусных нарах и еще двое — на полу, в проходе. На ногах у каждого были надеты тяжелые кандалы.

Народ в камере Шэна подобрался схожий характерами — все угрюмые, неразговорчивые. Да и о чем могли говорить друг с другом, если каждый из них о своем прошлом и о том, что привело его в тюрьму, предпочитал не распространяться. И к чему вести тягостные беседы? А о будущем своем соседи Шэна по камере знали не больше, чем и сам Шэн. Как и он, ничего благоприятного для себя в нем не усматривали.

Сблизился Шэн лишь с Сеем Ваньсуном — широкоплечим, средних лет мужчиной с округлым флегматичным лицом. Сей тоже не отличался излишней разговорчивостью, однако кое-какими подробностями из своей жизни на свободе все-таки с Шэном поделился.

Он работал школьным учителем в маленьком пристанционном поселке, расположенном неподалеку от приморского города Нинбо. В то утро Сей, как обычно, отправился в школу, стоявшую на отшибе, за переездом. Пропустил поезд, следовавший из Ханчжоу, и уже намеревался перейти через линию, когда внезапно внимание его привлекли самолеты, приближавшиеся со стороны моря. Он удивился. В самом деле, что нужно самолетам в этом районе, столь отдаленном от крупных центров?

Между тем самолеты, сделав круг, пронеслись над поселком, едва не касаясь крыш. Когда они зашли на новый вираж, Сей обратил внимание, что к их крыльям прикреплены какие-то коробки, из которых вылетают и распыляются в воздухе крохотные мутные облачка.

Сделав еще несколько заходов, самолеты скрылись за горизонтом. Сей забеспокоился. Самолеты были явно японские, а японцев он хорошо знал. От этих «заморских дьяволов» ничего, кроме несчастий, ждать не приходится.

Вечером, встретившись с соседями, Сей долго говорил с ними о странном визите сюда японской авиации. Предположения высказывались разнообразные, однако ни одно из них нельзя было принять безоговорочно. Ясно было только: самолеты что-то сбрасывали.

Впрочем, на следующее утро интерес к загадочному валету ослаб, а еще через два-три дня о нем вообще перестали вспоминать.

Тем временем нагрянули беды, которые вскоре поглотили внимание всего местечка: один за другим начали заболевать люди.

Болезнь начиналась всегда внезапно и остро. Сперва человек чувствовал, что его знобит, потом озноб усиливался, одновременно быстро поднималась температура. Больной жаловался на головную боль, на судороги в мышцах, на ломоту в суставах. Язык распухал, покрывался белым налетом.

— Так, как если бы его натерли мелом, — рассказывал Шэну Сей.

Во рту у заболевшего пересыхало, речь становилась бессвязной, неразборчивой, походка — неуверенной. Человека терзали какие-то страхи, ему все время хотелось от кого-то бежать. Наконец, больной впадал в беспамятство и умирал.

«Чума!» — повторяли охваченные отчаянием и страхом жители поселка.

В семье Сея первой жертвой «черной смерти» стал новорожденный сын. На следующий день умерла десятилетняя Ли, а ночью та же участь постигла жену. Горе пришло не только в их семью. Эпидемия чумы в течение недели унесла сто пятьдесят человек.

Медкомиссия, прибывшая из Шанхая, начала исследовать причины эпидемии. Обстоятельства выглядели загадочными: по обыкновению чума появляется вначале у крыс, а на этот раз врачи не обнаружили ни одного больного или же мертвого грызуна.

Загадку разгадал профессор Шанхайского университета Ван Ин. Собрав информацию среди местного населения, он приступил к поиску ответов на два основных, по его мнению, вопроса: какая связь между внезапной эпидемией и появлением в этом районе японских самолетов? Что содержалось в таинственных коробках, которые, как единодушно утверждали местные жители, были прикреплены к плоскостям японских бипланов марки «кавасаки»?

Подозрения профессора в том, что к распространению эпидемии причастны японцы, подтвердил не подлежащий сомнению факт: множество зачумленных блох он обнаружил в поле. Предположить, что туда их занесли какие-либо крысы, было нелепо. Во-первых, крысы никогда не убегают далеко от жилья человека, а во-вторых, блохи слишком вольготно чувствуют себя в шерсти грызунов, чтобы беспричинно покинуть своих носителей.