Тот, ничего не подозревая, вразвалочку брел по тропе. Опущенный книзу фонарь бросал ему под ноги мутный желтоватый свет и, покачиваясь, издавал звуки, похожие на короткие вскрики какой-то ночной неведомой птицы, отрывистые и резкие.

Шаг за шагом охранник приближался к штабелю шпал, за которым притаились в засаде Цао и Тинг.

Сун знал: они не спускают с охранника глаз. Мысленно отсчитывая секунды, почти зримо представлял, как сейчас Цао расправляет веревку с подвижной петлей на конце, как, готовясь к прыжку, напрягся Тинг — проворный и быстрый, словно рысь.

Свет фонаря исчез за нагромождением сложенных шпал. Охранник поравнялся с Цао и Тингом.

Сун привстал, сделал несколько шагов вправо и увидел, как фонарь, переворачиваясь и неровно мигая на лету, описал в воздухе дугу и погас, глухо ударившись о землю.

В следующую минуту он, ориентируясь в темноте на освещенное окно, не разбирая дороги, побежал к путевой будке. Тех двоих, кто сейчас находился внутри, нужно было застичь врасплох, покуда они не хватились своего дружка, явно замешкавшегося с возвращением.

Вот и дверь. Из-за угла будки вынырнули две тени.

— Командир! — услышал Сун взволнованный шепот. — Как? Будем брать хорьков в их норе?

Сун поймал говорящего за рукав.

— Ты, Ло, — приказал коротко, — быстро к окну и следи в оба! А ты, Цинь, за мной!

Командир распахнул входную дверь. В темный коридор сквозь щель во второй двери, ведущей из тамбура в комнату, пробивался свет. Прильнув к щели, Сун пригляделся. В комнате, сидя друг против друга на соломенной циновке и похохатывая, охранники развлекались игрой в кости.

— Чжун... ты? — раздался голос одного из охранников.

Сун рывком отворил дверь.

— Ошибаетесь, господа! — шагнул он через порог. — Посмотрите внимательнее, разве я похож на Чжуна? — И передернул затвор винтовки...

Через несколько минут, тараща ошеломленные глаза, охранники, надежно связанные, с кляпами во рту, лежали на драной циновке, застилавшей пол будки. Одеждой их было одно лишь исподнее. Обмундирование, а заодно и винтовки партизаны реквизировали.

Ло держал обезоруженных вояк на прицеле. Переодетые в форму маньчжоугоских солдат. Цао, Цинь и Тинг приступили ко второй части операции, где у каждого было свое задание.

Цао быстро заменил в сигнальном фонаре простое прозрачное стекло на красное.

Цинь, прижимая к груди коробку с аварийными петардами, взбежал вверх на насыпь и прямо по шпалам устремился к выходу из туннеля.

Тинг тоже кинулся на насыпь. Секунду его силуэт маячил в темноте между рельсами, потом исчез — Тинг залег в засаде по другую сторону от насыпи.

«Пора и тебе, Сун, занять свое место», — мысленно приказал командир самому себе. И скользнул в проход между двумя штабелями шпал.

До рассвета было еще далеко. Настороженную тишину ночи нарушало лишь стрекотание цикад и редкий шальной шорох ветра.

Но вот натужным стоном послышался отдаленный гудок.

— Ставь петарды и прочь с полотна! — крикнул Сун. Крикнул в полный голос, чтобы его услышал Цинь, притаившийся вблизи туннеля.

— Готово, командир! — донесся ответ, и вслед из глубины туннеля, заглушая все звуки, вырвался на простор ухающий перестук паровозных колес и шипение пара.

Через секунду Сун увидел неверно брезжущий свет. Сомнений быть не могло: это светил фонарь, подвешенный к тендеру. Локомотив, как и следовало ожидать, двигался задним ходом — медленно, словно с опаской ощупывая свой путь тенью, отбрасываемой на рельсы ацетиленовым фонарем.

Все дальнейшее совершилось с такой быстротой, будто обезумело время, многократно ускорив свой бег.

Едва под колесами тендера одна за другой начали рваться аварийные петарды, машинист локомотива, услышав эти сухие, похожие на пистолетные выстрелы хлопки, пустил контрпар и высунулся по пояс из окошка. Из темноты выскочил переодетый охранником Цао. Сигнализируя красным светом об опасности, он размахивал на бегу фонарем, зажатым в высоко поднятой руке.

— Стой! Останови! — кричал Цао машинисту.

Впрочем, судя по шипению и свисту, машинист и сам догадался, что дело худо и нужно экстренно сажать машину на тормоз.

— Что случилось? — выкрикнул он растерянно.

По узкому трапу на землю спрыгнул японский солдат. Рявкнул свирепо:

— В чем дело?

— Господин... — вытянулся перед японцем Цао. — Дело в том, что...

Если японец и узнал когда-нибудь, в чем дело, то только от служителя мира иного. Обстоятельному докладу Цао помешал Тинг, бесшумно подобравшийся к японцу со спины...

Цао отбросил в сторону теперь уже бесполезный фонарь.

— Спускайтесь, приехали! — сердито бросил он машинисту и кочегару.

Те ни живы ни мертвы, пересиливая дрожь в ногах, вылезли из паровозной будки.

Цао окинул презрительным взглядом их жалкие фигурки.

— Эх вы! А еще китайцы! — скривил брезгливо губы. — Что нам с ними делать? — взглянул он на Тинга.

Машинист и кочегар втянули головы в плечи, пугливо озирались.

— Пусть живут! — небрежно обронил Тинг. И крикнул в темноту: — Что скажешь, командир?

Сун вышел из своего укрытия. Не торопясь приблизился к локомотиву.

— Ты уже сказал, товарищ Тинг, сказал правильно: пусть живут! — Затем, заглянув машинисту в глаза, быстро и отрывисто спросил: — За вами следом движется бронепоезд?

Машинист с лихорадочной поспешностью закивал в ответ. При красноватом свете, падавшем из паровозной будки, было видно, как дрожат его губы.

— Каким образом на бронепоезде узнают, что на линии все в порядке? — продолжил Сун.

— На подходе к туннелю бронепоезд даст длинный гудок, — стуча зубами, проговорил машинист. — Очень длинный...

— А вы? — прервал его Сун. — Как должны ответить вы, если все благополучно?

— Короткий гудок, потом длинный и опять короткий.

Сун, одернув на себе куртку, обернулся к Цао:

— Отведи их в будку, пусть составят компанию тем троим. Вместе с Ло присмотришь за ними до конца операции, а там пусть катятся на все четыре стороны!

— Понял! — хмуро ответил Цао и вскинул винтовку с трехгранным штыком. — Пошли!

Посаженный на тормоза локомотив свирепо, с присвистом, дышал. Содрогавшийся всем своим многотонным, окованным сталью корпусом, он готов был в любую минуту рвануться с места и на всех парах влететь в туннель.

Сун, прищурившись, примерился к лесенке, по которой нужно было подняться, чтобы попасть в будку. И ясно представил, что произойдет чуть позднее, когда мчащийся без огней локомотив там, в глубине туннеля, на бешеной скорости сшибется лоб в лоб с бронированной махиной.

Ухватившись за поручень, он вскочил на подножку.

— Передай Циню, пусть поторопится! — бросил через плечо Тингу.

Тот стремглав сорвался с места и сразу оказался рядом с Цинем. Присев на корточки перед локомотивом, Цинь подвешивал к буферному брусу свертки с пироксилиновыми шашками.

— Ну, как там у вас? — донесся из будки машиниста нетерпеливый голос Суна.

— Осталось бикфордов шнур подвести к детонатору! — не поднимая головы, крикнул в ответ командиру Цинь.

— Может, зажечь верхний фонарь? — спросил Сун.

Ответить Цинь не успел. Потому что в этот момент в небесах засветился красный огонек сигнальной ракеты. Шэн Чжи предупреждал о том, что бронепоезд на подходе.

Еще десяток бесконечно долгих минут, и наконец партизаны услышали то, что желали услышать: бронепоезд оповестил протяжным гудком, что он притормозил перед входом в туннель.

— Как только дам ответный сигнал, поджигайте шнур и бегите! — крикнул Сун и, резко дернув за кольцо, открыл клапан гудка. Паровоз коротко свистнул. Сун снова потянул за кольцо. На этот раз он дольше подержал клапан открытым. И едва отзвучал третий, короткий гудок, Сун отвернул тормоз, рванул на себя до предела регулятор скорости и, не теряя ни доли секунды, спрыгнул на землю. Никем не управляемый локомотив, набирая скорость, двинулся вперед.

В кабинете было тихо. Если не считать тиканья настенных часов и приглушенного бормотания капитана Кураки, разговаривавшего с кем-то в приемной по телефону. Но генерал-майор Мацумура не относил эти звуки к числу тех, которые он считал нарушающими тишину.