— Ну-ну, успокойся. Что случилось?

— Марк Сигизмундович! Помогите! Я не хочу! Не хочу к нему! Спрячьте меня!

Максим подбежал и обхватил Марка за пояс. Слезы потоком полились по щекам, оставляя влажные отметины на плаще.

— Максик! — Лицо Марка приняло страдальческое выражение. — Не плачь, прошу тебя. Будет, успокойся.

Максим, глотая слезы, пытался говорить.

— Разве ты не улетел в Америку?! Тебя же усыновили?!

— Нет! Я не хочу к нему! Не хочу! Он — толстый! Вонючий! У него изо рта пахнет, как из помойки!

— Что ты такое говоришь?

— Спрячьте меня! Пожалуйста!

Максим зашелся в плаче. Опешив, танцор опустил на пол сумку и обнял ребенка.

— Ну-ну, перестань! Не плачь! Сейчас мы зайдем ко мне и все решим.

— Вы, вы…, - слезы мешали говорить. — Вы не отдадите меня ему?

— Что ты? Как я могу это допустить?! — Марк потрепал мальчишку по волосам. — Давай, вытирай слезы и пошли.

В квартире Марка было тихо и уютно. Он провел мальчика в ванну, открыл кран и обнадеживающе произнес.

— Не переживай! Мы сейчас во всем разберемся. Смывай слезы, а я пока чай поставлю. Ты любишь чай?

Всхлипнув, беглец утвердительно кивнул.

— Ну, вот и отлично. Умоешься и проходи на кухню.

Максим вышел из ванны и в нерешительности встал на пороге.

— Ну что же ты?! Давай садись. Сейчас уже вскипит.

Мальчик сел. Повернувшись, учитель с наигранным весельем уточнил.

— Что, действительно, вонючий?

Максим кивнул.

— А ты его дезодорантом — не пробовал?

Максим опустил глаза, смеяться не хотелось. Поняв, что опростоволосился, Марк принялся исправляться.

— Ладно. Что-то я не то. Лучше, ты сам давай. Расскажи, что случилось?

Вздохнув, Максим сквасил плаксивую физиономию и хотел опять пустить слезу, но Марк сразу запротестовал.

— Это что? Ты что, затопить меня вздумал?! Давай без слез! Пей чай и рассказывай, все как есть.

Рассказывать особо было нечего. Все, как всегда: отель, номер, мужчина. Конечно, американец был не первым противным клиентом, но мысль, что он должен был остаться с ним навсегда, приводила мальчика в отчаянье. Учитель молчал, сочувственно кивал головой, но не в состоянии что-либо изменить, лишь вздыхал. Под конец он грустно резюмировал.

— Невезуха какая-то. Что ж, будем думать, как тебе помочь. Ты пока посиди в зале, включу тебе видик. У меня там кассета есть с мультфильмами — Том и Джерри. Видел?

— Угу. Только две серии.

— Значит, посмотришь остальные. А я обедом займусь. Ты — голодный, наверное?!

— Да.

— Ну, вот видишь.

Марк зарядил кассету и оставил его у телевизора. Пройдя на кухню, поставил сумку на стол и принялся выкладывать провизию. Голова лихорадочно соображала: «Марик, у тебя проблема! Большая проблема! Твоя доброта тебя когда-нибудь погубит. Почему он прибежал именно к тебе, знаешь?! Потому, что ты был слишком добр. Ты сам привозил его сюда и, вот результат! И что теперь делать?! А что делать — не оставлять же его себе, нужно сообщить им. Может, отпустить?! Покормить, дать немного денег и отпустить?! Идиот! И речи быть не может. Хозяин этого не поймет. Скорее, заставит возместить ущерб. Опять же американец этот другого пацана затребует. А потом, если Максим сам вернется — ну, надоест ему в колодцах жить, куда его денут?! Хозяин тебе уже намекал — куда. Нет-нет, отпускать нельзя! Ни в коем разе. А то потом и самому как бы не пришлось вот так бегать. Только куда тебе-то бежать?! Звони! Звони им немедленно!» Марк машинально доставал продукты: кефир, батон, сельдерей. На курице его прервали. В коридоре зазвонил телефон. «Ну вот — легки на помине. Кажется, началось». Кинув мерзлую тушку обратно, он вздохнул и нехотя поплелся к аппарату.

— Алло.

— Сигизмундыч, слышь?! — В трубке раздался задыхавшийся бас усача. — Ты давно дома сидишь?

— А что такое?!

— У нас проблема!

Марк прикрыл ладонью трубку и, уже зная наперед, что ему скажут, ехидно поинтересовался.

— Что-то случилось?!

— Пацан сбежал! Любимчик твой!

— Максик?!

— Ага. Урод малолетний!

— А разве его не забрали?!

— Нет! — Карпыч рявкнул с такой злостью, что Шапиро отпрянул от трубки. — Звонил сейчас этот хлыщ америкосовский. Орал, как сумасшедший, требовал вернуть. Иначе, бабки — тю-тю. Хозяин и Маринка его еле успокоили. А мне велели, к вечеру мальчишку отыскать.

— Как?! Так взял и сбежал?!

— А ты что думаешь?! Инопланетяне унесли?! Вот еще геморрой на мою задницу. Я-то пацана в номер доставил, передал из рук в руки, а он его упустил. Так мне теперь еще и бегай, ищи его по всей Москве.

— Да уж.

— Я чего тебе звоню — он к тебе не прибегал?!

— Карпыч! — Возможность поиздеваться над усачем Марк упускать не хотел. — Так ты его продал что-ли?!

— Ты мне, блядь, поумничай!!! — Карпыч был на взводе. — Сам сечешь, кто за них бабло получает.

— И кто?!

— Конь в пальто!

— Ладно, расслабься. Он у меня.

— Свистишь, сука?! — Поверить в то, что напомаженный придурок столько мотал ему нервы, Карпыч не мог. — Опять, небось, приколы свои гомосячьи распускаешь?!

— Нет-нет! Разве этим шутят?! Серьезно — у меня.

— И давно?

— Минут двадцать.

— И ты, твою мать, не мог позвонить?!

— Не успел еще. Пацан прибежал, плачет. Что плачет, сказать толком не может. Успокоить сначала надо было, поговорить, вот и задержался.

— Ну, гаденыш! — Карпыч хотел отвесить еще пару трехэтажных, но времени не было. — Так! Короче! Я подъеду минут через тридцать. Никуда его не выпускай! Яйцами отвечаешь, понял?!

— Да, понял я, понял! Он и так никуда не денется. Сидит, счастливый, что сбежал, видик смотрит.

— Все! Скоро буду!

— В дверь не звони. Чтобы не тревожить. Я замок закрывать не буду, на цепочке оставлю. Руку просунешь и войдешь.

— Не дебил чать.

Карпыч приехал, как и обещал. Даже чуть раньше. Красный, взмыленный, со сбившимся набекрень галстуком. Марк даже пожалел его: «Бедолага. С Хозяином шутки плохи».

— Где он?

— Тс-с! — Марк приложил палец к губам. — Там, в зале. Сидит, телевизор смотрит.

— Один?!

— Один! С кем же еще?!

— Хорошо.

— Что делать-то будешь?!

— Что делать?! Дал бы ему сейчас по морде. Да, блядь, синяки останутся. Хозяин сказал, чтобы в лучшем виде.

— Правильно. Нечего здесь живодерню устраивать. — Марк опустил глаза. — Но, хочу предупредить, он — того.

— В смысле?

— Настроен решительно: к америкосу ни ногой.

— Ничего. Я умею уговаривать.

— Ты ж сказал, бить не будешь?

— А я и не говорю, что бить. Вколю два куба, сразу шелковый станет.

— Чего?

— Того! У тебя ванная свободная, я шприц приготовлю?

— Да-да.

Тихо, чтобы их не слышали, танцор провел Карпыча в ванную. Отломив край ампулы, усач опустил стальное жало и заполнил узкое брюхо шприца.

— Все! Готово! Пошли!

— А ты один не можешь?! — Марк отвел взгляд.

— Что, коленки дрожат?! Как трахать их, так ты первый, а здесь закосить решил! Нет уж, блядь — пошли! Своими руками будешь любимчика гнобить!

— Да, ладно-ладно. Я просто спросил.

— Короче, так! Как войдем, я его скручу и сверху придавлю, а ты руку держи. Как вколю, так и отпустишь. Все понял?

— Да.

— Тогда пошли.

Стараясь не шуметь, мужчины прошли в зал. Шагов их Максим не слышал, комнату заполонили звуки мультфильма. Но что-то, сродни инстинкту самосохранения, заставило его обернуться. Зрелище мгновенно шокировало. С перекошенным, красным от злобы лицом на него шел усач. Позади, бледный, как полотно, крался Марк. Учитель, избегая смотреть на любимца, испуганно следил за Карпычем.

— А-а! Нет! Не надо! — Максим вскочил с кресла. — Я не хочу! Не хочу к нему!

Как медведь, усач кинулся на жертву, поймал, подломил под себя грубой хваткой и, скрутив, сел всем телом сверху.