Вникая в смысл, Кабанов сверлил взглядом паркет: «Что они там бухтят? Педофильский спрут?! Хм. Интересно. С чего бы вдруг? Столько лет не замечали и вот тебе на. Что милиции больше заняться нечем?! Так и проституцию к особо тяжким приравняют. Да и кого там эти спецы из конторы могли задержать?! Старичков, просиживающих ночи напролет у веб-камеры? Или операторов роликов? Это ж все — пыль. Шелуха. Шелуха тех семян, что посеяны в девяностых. А побеги уже высоко. Настолько, что санкции Генпрокурора тут мало. Если только виза „самого“».

… Середина 90-х.

На входе их встретил сухощавый старичок в жилетке и провел внутрь. Усадив на банкетки, поочередно вызывал каждого на центр комнаты и тщательно обмерял фигуру. Зачем — мальчишки этого не понимали.

Через неделю костюмы были готовы. Карпыч зашел к Марку в комнату, кинул одежду на стол и пробурчал: «Пусть примерят. Сегодня только забрал».

Обновки сидели, как влитые: черные шерстяные пиджаки, белые рубашки, щегольские бабочки. Вечером приехал Хозяин, оценить оправданность вложений. Осмотрев, довольно резюмировал: «Хорошая работа. Надеюсь, Марк Сигизмундович — ваша будет не хуже». Шапиро опять не понимая, что конкретно имеется в виду, захлопал ресницами. Хозяин пояснил: «Останьтесь, нам нужно поговорить». Ладони Марка увлажнились, а в висках запульсировало: «Опять что-то не так».

Дождавшись, когда Карпыч уведет мальчиков, работодатель по-деловому начал.

— Марк Сигизмундович, у меня к вам очередное поручение.

— С-с… слушаю.

Хозяин улыбнулся.

— Вы хорошо поработали.

— Спасибо.

— Несмотря на некоторые трудности, вы справились — претензий к вам пока нет.

— Поверьте, — Марк принял страдальческий вид, — мне это далось с великим трудом, и…

Хозяин резко оборвал.

— Охотно верю. И потому…, — Работдатель взял в руки детский пиджак. — Эти костюмы. Вы знаете, зачем они?

— Мальчики должны куда-то отправиться?

— Браво. Вы делаете успехи. Конечно, не семимильными шагами, но я доволен и этим. Так же как и вашим наставничеством. Вы понимаете, о чем я?!

Марк скривился, будто откусил лимон.

— Я вас предупреждал. — Хзяин снисходительно улыбнулся.

— Ничего. Я все понимаю.

— Так вот! Просмотрев определенные видеозаписи, я пришел к выводу, что эти три мальчика — для которых и сшиты костюмы наиболее подходящие кандидатуры для нашего дебюта.

Марк молчал, ожидая продолжения.

— Сегодня вечером вы объясните каждому из них, что завтра у них будет другое, — Хозяин выдержал паузу, давая возможность осмыслить фразу. — Другое задание и другой мужчина. И он будет делать с ним все то же самое, что делали с ними вы. И, может быть, даже больше. От пацанов, прежде всего, требуется полное подчинение и, как желаемое, разумная инициатива.

— Вы хотите сказать…?

— Да! — Хозяин повысил голос. — Именно это я и хочу сказать. Пора им отрабатывать вложенные средства.

Задавать вопросы и удивляться Марк больше не хотел. Это должно было когда-нибудь случится. Да и бессмысленно что-то говорить. Все решено: окончательно и бесповоротно.

— Я поговорю с ними.

— Рассчитываю на вас.

Потупившись, Марк помолчал с минуту и, выдохнув, уточнил.

— Мне можно идти?

— Конечно.

Пацанов было жаль. В самом деле, жаль. Даже ему — взрослому мужчине с большим опытом было не по себе от мысли секса по принуждению. А здесь — мальчишки. Еще дети. Но, как и в прошлый раз, Марк убедил себя, что от него ничего не зависит.

«Без эмоций — просто делай свою работу. Вот и все», — убеждал он себя.

С кандидатами на выезд он провел целый день. Занятия пришлось отменить и долго и мягко рассказывать мальчикам, как и что им нужно будет делать и вести себя. После общего вступления, Марк доверительно беседовал с каждым с глазу на глаз, убеждал и уговаривал. «Потерпи. Так надо. Потом будет легче — вот увидишь». Вечером, перед отправкой, поцеловав каждого в лоб, напутствовал: «Не бойтесь. Все будет хорошо. Утром вы уже будете дома».

Вернулись, действительно, все. Но разные.

Его любимчику — Виталику в какой-то мере повезло. Клиент — пожилой владелец сети автозаправок, так и не смог сподобиться на что-то. Немолодой организм, принявший изрядную порцию алкоголя, подвел в самый неподходящий момент. Поначалу довольный и игривый, к полуночи старичок отрубился и продрых на ковре до утра, а пацан до пуза наелся деликатесов и допил бутылку коньяка. Алкоголь скосил и его. Утром охранник передал на руках мальчишку Карпычу, и только в машине Виталик понял, что ночное приключение кончилось.

Двоим остальным повезло куда меньше. Пацаны молчали и ничего не хотели говорить. Зайдя в спальню, Марк услышал, как кто-то, накрыв голову подушкой, конвульсивно рыдал. Успокаивать, как бы сильно не хотелось, было нельзя: пацан должен был пройти через это, принять и выстоять. Другого выхода не было. Усилием воли, Марк заставил себя развернуться и выйти вон.

Со временем на выезды стали ездить и остальные. В подвале через полгода жили уже не три, а девять воспитанников. И каждый принимал свалившиеся на него испытания по-своему. Кто-то спокойно, принимая происходящее, как данность, кто-то плакал и отказывался, но изменить ничего не мог, кто-то и вовсе бесследно исчезал. Уже до конца года из первого состава хореограф не досчитался троих. Куда они подевались, было неизвестно. В одном Марк был почти уверен, побег исключался. Но были и другие варианты.

Если живая игрушка сильно понравилась, клиент мог просто купить ее. Вопрос цены был вне компетенции Марка. Да и откуда ему было знать?! Спрашивать у Хозяин — чревато осложнениями. Тем паче, что заслуженный со временем небольшой авторитет мог полететь к чертям собачьим. Марк и не спрашивал. Но Хозяин сам поднял эту тему.

— Марк Сигизмундович, а мальчики не интересуются у вас об исчезнувших друзьях?

— Мм, — Марк замешкался. — Признаюсь, бывает.

— И что же вы им говорите?

— Да ничего. Просто ухожу от ненужных вопросов.

— Да?! — Хозяин укорительно покачал головой. — Напрасно. Неизвестность пугает. И, если она не заполнена чем-то, ребенок сам начинает ее заполнять. Понимаете?

— В какой-то степени.

— Боюсь, что все же нет.

— Я не знаю, как быть. Вы ничего не говорили об этом.

— Хорошо. Тогда послушайте меня. Чтобы они не выдумывали себе страшилок, скажите им, что выбывшие были усыновлены.

В глазах Шапиро обозначилось недоумение.

— Да-да! Что вы так смотрите?! Расскажите им о семье, которая забрала мальчика. Опишите его быт и новую счастливую жизнь. Ведь вы иногда навещаете его. Правда?!

Марк выглядел растерянным.

— Они что, действительно, были усыновлены?

— В каком-то роде. Только давайте без подробностей. Подробности вы придумаете сами. Хорошо?!

— Я попробую.

— Вот и отлично. Успокойте их.

Вечером на занятии Марк выдал первую легенду. Отрывочно и весьма нескладную, но мальчишки поверили. Ведь верить в сказку всегда приятно. Раскрыв рот, они искренне завидовали исчезнувшим Юрке и Димону, чьи койки в спальне стояли нетронутыми. В сознании каждого Марк поселил надежду: когда-нибудь, кто-нибудь, пусть хоть и клиент, но заберет его отсюда. Далеко-далеко: в просторный дом, где будет своя комната, игрушки, компьютер и велосипед.

С течением времени, видя радостные улыбки и горевшие глаза, Марк невольно и сам начинал верить в придуманный им мир. «Да уж, никогда не думал, что кроме хореографии, мне придется врачевать их души. Пусть и обманом, но ложью во благо».

Впрочем, врачеватель из Шапиро был такой же, как из мясника — ветеринар. Мясник мог кормить скотину клевером, гладить ее по холке и даже колоть витамины. Но все ради одного — мяса! Хотя сами пацаны мясником считали другого человека — Карпыча. Если для них Шапиро являл нечто подобное ангелу, то лысый усач олицетворял демона. Но сам Карпыч, тоже считал, что демон — это поневоле. Он, как и Марк, просто делает свою работу — грязную, а подчас и кровавую, но без нее никуда. Потому, как даже изощренная ложь и слащавые уговоры «ангела» могли сломать всех. И кому-то по определению надо было быть плохим. Ужасным, жестоким и опасным. Карпыч и был таким. Лишить новичка воли, заставить его подчиняться и делать то, что было дико и ужасно по сути своей — Марк не всегда с этим справлялся. А демоническое насилие работало безукоризненно. Пудовым кулаком или кожаной плетью он крушил детское тело, а вместе с тем и сознание. Разбивал, словно молотком, скорлупку сопротивления, размалывая ее в прах. Взгляд, налитый злобой и яростью, выжигал в детском сознании: «Слушай и подчиняйся!»