– Кто вам нужен? – спросила она.

– Кто-нибудь из этой квартиры. Я с телефонной станции.

– Там нет никого, – опять сказала женщина.

– Уехали? – спросил упавшим голосом Козлов.

– Умерли.

– Все?

– Здесь старички жили, муж с женой. Муж умер, а женщину убили.

– Давно? – нашел в себе силы поинтересоваться Козлов.

– Несколько дней назад.

Он и сам знал, что старушку убили. Она погибла от удара страшной силы чугунной сковородой.

– Жаль! – пробормотал потрясенный Козлов и стал спускаться по лестнице, с каждым шагом все быстрее и быстрее, и на улицу он уже вылетел стремглав.

По улице почти бежал, но через полквартала убавил шаг, а в голове металось хаотично: «Убита! Убита!»

Ночные кошмары всегда начинались неожиданно. Козлов видел себя крадущимся в ночи, видел свои жертвы, к которым никогда не испытывал ни жалости, ни сострадания, и в конце концов просыпался в холодном поту, чтобы с радостью помилованного обнаружить, что все происходящее – лишь сон. И вдруг – случайно увиденный дом, тенистый двор, и все так нелепо и страшно совпадает – и во сне, и в жизни. Та же лестница и та же дверь.

– Что, брат, плохо?

– А?! – вскинулся Козлов.

Перед ним стоял мужчина в клетчатой рубашке и всматривался в лицо Козлова с тревогой.

– Сердце прихватило? – спросил мужчина.

Козлов ничего не ответил, пошел торопливо прочь. Он не подумал, что разумнее воспользоваться автобусом, и пошел пешком до самого своего дома. По пути все и решил. Ни на секунду здесь больше не задержится. Иначе – конец всему, он сойдет с ума.

Денег у него было совсем немного, но он не думал сейчас, на что будет жить. Хотел вырваться из города, уехать далеко, неважно куда, и это сейчас было его единственным желанием. Беспорядочно побросал в сумку вещи, не отдавая себе отчета, что ему может понадобиться, а что – нет, и опрометью выскочил из квартиры.

По дороге на вокзал Козлов вспомнил, что надо бы позвонить Вике, но тут же подавил это желание. Все оборвать в одночасье – и тогда, может быть, к нему придет спокойствие. Так он для себя решил. Уехать – и чтобы никто ничего о нем не знал.

В кассу стояли три человека. Козлов нетерпеливо переминался с ноги на ногу, перед ним уже оставался всего один человек, как вдруг Козлов вздрогнул и поспешно отвернулся. Мимо прошел милиционер. Взглядом скользнул профессионально цепким. И от этого взгляда Козлову стало холодно.

– Я вас слушаю, – сказала девушка-кассир.

– Мне один билет! – произнес поспешно Козлов.

– Куда?

– Куда? – Он замешкался.

Девушка смотрела на него, выжидая.

– В Челябинск! – сказал Козлов.

Он был в Челябинске проездом, когда возвращался после демобилизации из армии. Ему помнилось, что это очень далеко. То, что нужно сейчас.

– Купейный? – спросила девушка.

– Да.

Он взял билет, как индульгенцию. Все оставить в прошлом, чтобы снова жить. Ему все еще было не по себе, но уже хотя бы появилась надежда, что все образуется.

Мрачноватою вида смуглолицый проводник проверил билет.

– До Челябинска? – уточнил.

– До Челябинска, – подтвердил Козлов. – Там же написано.

Утро для него началось с перестука колес. Козлов открыл глаза и увидел покатый потолок купе. За окном мелькали деревья, отчего солнечный свет казался чередой хаотично вспыхивающих огней, рассыпанных вдоль железнодорожного полотна.

И когда чувства в нем проснулись, Козлов с изумлением обнаружил смену настроения. Он не стал счастливее. Просто к нему вернулась жизнь. Он лежал на верхней полке, глядя в потолок, и не чувствовал всепроникающей тревоги. Мысли были ясны. Как хорошо!

Козлов свесился с полки. Молодая женщина и ее дочка одновременно подняли головы.

– Здравствуйте! – жизнерадостно сказал Козлов. – Вы ночью, наверное, сели?

– Да, – приветливо улыбнулась женщина.

– Далеко едете?

– До Челябинска.

– И я до Челябинска.

– Завтракать с нами будете?

– Буду, – ответил Козлов, приятно удивленный своим открытием: у него проснулся аппетит.

Это было похоже на неожиданное выздоровление. Благородный консилиум уже вынес вердикт, что больной не дотянет и до следующего утра. Родственники наперегонки бросились прощаться, теснясь у постели, которая вот-вот станет смертным одром, а приговоренный вдруг беззаботно встал и пошел. Козлов засмеялся, счастливый.

– Какое утро, а? – сказал он, делясь своей радостью.

Женщина выглянула в окно. Мелькали деревья. Солнце уже поднялось над их верхушками. По небу плыли редкие облака. Все как обычно. Она так и не поняла ничего. Просто не знала, что такое проснуться и узнать, что живешь.

– Как дочку звать? – спросил Козлов.

– Валя.

– Сколько лет?

– Шесть.

– В школу не ходит еще?

– Этой осенью пойдет.

– Не рано?

– Нормально.

На столе лежала колбаса, стоял пакет с кефиром. Хлеб был нарезан по-женски аккуратно.

– Угощайтесь, – сказала женщина.

– С удовольствием. Только вы меня сдерживайте.

– Почему? – удивилась женщина.

– Во мне проснулся зверский аппетит, – засмеялся Козлов.

Солнечные лучи ласкали его лицо, и от этого ему было тепло и хорошо.

– А вы ешьте. У нас много всего с собой.

– Ну, смотрите, – развел руками Козлов. – Я вас предупредил.

Он взял несколько колечек колбасы и с наслаждением отправил их в рот. Маленькая Валя смотрела на него почти с восхищением.

– Умеешь так? – спросил Козлов.

– Нет.

– Плохо ешь, да?

– Плохо, – ответила за дочку мать. – Мучаемся с ней.

– А это пройдет.

– Вы думаете?

– Конечно. У меня вот, например, до сегодняшнего дня не было аппетита. Совершенно.

– Оно и заметно, – засмеялась женщина.

– Честное слово! – поклялся Козлов и тоже засмеялся.

В купе заглянул проводник. Кажется, со вчерашнего дня он стал еще мрачнее.

– Чай будем пить? – хмуро поинтересовался он.

– Да, – ответил Козлов. – Пять стаканов.

– Пять? – изумилась его соседка.

– Вы ведь с дочкой по одному выпьете?

– По одному.

– А мне три стакана, – сказал Козлов. – Итого пять.

Ему сейчас всего побольше хотелось: и чая, и смеха, и солнца. Он ничего этого не замечал раньше и теперь наверстывал упущенное.

– Вы домой едете? – спросила женщина.

– Нет, из дома.

– В командировку?

Козлов не стал ее разубеждать.

– А кем вы работаете?

– Даже трудно сказать, – засмеялся Козлов. – Я сейчас вроде бы никто.

– Безработный, что ли?

– Нет, здесь другое. Я аспирант. Пишу кандидатскую диссертацию.

– О! – сказала уважительно женщина.

– Когда ее напишу – буду преподавать где-нибудь в институте. Появится профессия, статус. А сейчас я действительно никто. И не учусь, и не работаю.

– Но ведь все впереди.

– Да, все впереди, – согласно кивнул Козлов.

Как она хорошо сказала – все впереди. Проводник принес чай – пять стаканов. Когда он ушел, Козлов сказал, кивнув ему вслед:

– Мрачный какой, а? Не радуется жизни.

– Человек при исполнении, – вступилась за проводника женщина.

– Если он при исполнении – у него улыбка должна быть от уха до уха, – сказал беззаботно Козлов. – Длина развернутой улыбки – десять сантиметров. Так в эмпээсовской инструкции написано.

Женщина посмотрела на него недоверчиво. Козлов рассмеялся.

– Вы шутите?

– Конечно, – легко признался Козлов.

– Вы его простите, – попросила женщина. – Может быть, у него проблемы. У вас бывают проблемы в жизни?

– Еще какие! – сказал важно Козлов.

– Например?

– С утра хочется солнца, а идет дождь. Каково?

– Но сегодня солнце, – напомнила женщина.

– Неужели? – Козлов выглянул в окно. – Вы правы. Значит, претензии снимаются.

Он был прав, когда бросил все и уехал. Нужна была встряска. Удар. Пощечина собственному мерзкому настроению.