Главный герой книги Херманса покидает свою страну, засунув пистолет во внутренний карман пиджака.

Я не хотел уезжать, я хотел остаться и писать книги.

На прошлой неделе я не мог писать, так как ездил по делам в Германию. В перерывах между встречами в различных фирмах я читаю ту книгу, которую всегда беру с собой. Эту привычку я перенял у отца.

Одна персидская пословица гласит: «Не пытайся продать икру тому, кто живет на Каспийском море». Каспийское море — это место, где ее добывают.

Иммигрантам в Нидерландах довольно сложно зарабатывать на хлеб коммерцией. И уж тем более, если они хотят заниматься продажей кофе. Этот бизнес непрост во всем.

Торговая палата ставит целый ряд условий. Банки не желают давать ни цента. Крупные фирмы, занимающиеся продажей кофе, просто принуждают тебя открыть фастфуд с ближневосточной кухней.

Не бывать этому.

Мои усопшие родные в гробу бы перевернулись и легли бы спиной к Нидерландам, если бы узнали, что их потомок, когда-то мечтавший стать писателем, с длинным ножом стоит за прилавком забегаловки, продающей шаурму.

Я не стал выходить на нидерландский рынок, а в основном поставляю кофе в Германию и Бельгию. Поэтому я часто в разъездах. Когда я уезжаю, мои жена и дочь по очереди следят за магазином.

Тот, кто покинул родной кров и очаг, больше никогда не будет прежним.

Многих из нас переезд наделил новым характером.

Приезжая в Германию, я часто встречаю старых товарищей. Когда-то они, с ружьями на спине, скитались по горам, пытаясь завоевать города. Теперь они все — водители такси. То, что в лице таксистов Германия получила так много квалифицированной, высокообразованной рабочей силы, — это хорошо, но мне больно, когда я это вижу.

В конце дня, после того как я посетил всех своих немецких клиентов, я отправляюсь на вокзал. Там я всегда встречаю земляков. Их сразу можно заметить среди других таксистов.

В ожидании пассажиров они сидят за рулем и читают газету или книгу на персидском языке. Они узнают меня по логотипу на моем фургончике: ПОСТАВЩИК КОФЕ РЭФИК ФОАД АМСТЕРДАМ.

Они сразу выходят из такси. Мы пожимаем друг другу руки, обнимаемся, и они покупают пачки кофе, которые я специально привез для них.

Мы разговариваем, обмениваемся последними новостями о родине. Разговоры обычно длятся недолго, потому что, как только прибывает поезд и пассажиры выходят наружу, мои товарищи бегут к своим машинам, чтобы проехать немного вперед, когда очередь из такси продвигается. Мне хочется поговорить на серьезные темы, но вести с ними такие беседы невозможно. Ни в Германии, ни в Бельгии, ни в Нидерландах.

Еще один мой товарищ живет в Кёльне, он поэт. На родине он отвечал в нашей подпольной газете за страницу, посвященную искусству. В Кёльне он несколько лет проработал в маленьком ночном магазинчике, принадлежавшем одному турку. На самом деле, это был киоск, где мог поместиться только один человек, при этом, когда появлялись клиенты, он должен был стоять согнувшись за прилавком, разговаривая с ними через окошко в стеклянной стене.

Когда посетителей не было, он работал над своими стихами.

Приезжая в Кёльн, я навещал его. Наши разговоры через окошко постоянно прерывали клиенты.

Работа в этом киоске отнимала у него жизнь. Он ушел от турка и открыл свою овощную лавку.

— Почему именно овощную лавку? — спросил я его.

— Это проще всего, капитал не нужен. Ставишь несколько ящиков фруктов и зелени в лавке, и готово. Открываюсь в одиннадцать утра, закрываюсь в шесть. Тогда весь вечер я могу заниматься своими делами.

Вчера в Кёльне я разговаривал с ним. Оказалось, что свободное предпринимательство — это не такое простое дело:

— Ты никогда не боялся огурца? Ты никогда не осознавал, что груши могут тебя убить? Я сижу здесь, в магазине, и смотрю на огурцы, на груши, на шпинат в коробке, это ужасно, они все гниют. Эти испорченные баклажаны угрожают моему существованию.

Конечно, не каждый стал таксистом или продавцом овощей. Многие получили высшее образование и нашли хорошую работу. В первую очередь, женщины воспользовались новой ситуацией, чтобы добиться достойного положения. И все-таки создается впечатление, будто первое поколение беженцев оставило позади свои мечты, чтобы обеспечить своим детям лучшие шансы в жизни. Они, будто спортсмены, передающие эстафетную палочку следующей группе бегунов.

В Нидерландах я наблюдаю целую волну иммигрантских детей, получающих высшее образование. Они в десять раз усерднее своих нидерландских однокурсников, потому что они осознают свое положение. Сейчас такие компании, как «Heineken», «Shell», «Philips» и «KLM» стремятся заполучить самых умных студентов-иммигрантов. Я очень хочу участвовать в этом новом течении, распахнуть свои двери этим изменениям.

Чудесно снова быть дома, я рад вновь оказаться на чердаке и писать: о себе, о моих земляках и других странах.

Когда я бежал из Ирана, все мое прошлое превратилось в восьмизначное число. Это был код, который сообщила мне моя подпольная партия на случай крайней необходимости. Мой связной сказал мне тогда:

— Если придется бежать из страны, попробуй через Афганистан. Или отправляйся в горы и переходи границу с СССР. Если не удастся, попробуй через Пакистан или Турцию. В любом случае, тебе будет нужно обратиться в русское посольство. Там ты спросишь посла и назовешь ему тайный код. Тогда посол все устроит в соответствии с правилами международной солидарности пролетариата. Ты получишь паспорт и отправишься в Москву, об остальном там уже позаботятся.

Этот код, будто магическое число, отпечатался в моем мозгу. Иногда я начинал сомневаться, правильно ли я его запомнил. Поэтому я записал его цифры в нескольких местах в обратном порядке, в том числе и на внутренней стороне каблука моего левого ботинка.

Попытки пересечь границу с СССР на севере часто заканчивались неудачно. Посторонних замечали за десятки километров до границы и арестовывали.

Я подумал, что Афганистан будет наилучшим вариантом. Глубокой ночью я отправился к восточной границе, однако бегство подчиняется только своей собственной логике. Даже если продумаешь несколько вариантов, лишь дорога укажет, куда тебе идти.

Мне помогла старинная мудрость: «Выбери путь, и он поведет тебя».

Я выбрал путь в Афганистан и оказался в Турции.

Турция — красивая страна, а турки — необычайно хорошие люди. Я люблю их. Но не турецкую полицию — она ужасна, именно она в свое время превратила Турцию в ад для моих соотечественников.

Бог не мог помочь путнику в турецких приграничных районах, в отличие от пачки «Marlboro». Она должна была быть красной и длинной. Она действовала словно магическое заклинание. Не взять в дорогу доллары было не так страшно, как не иметь при себе «Marlboro». Тому, у кого в карманах при обыске не находили сигарет, могло не поздоровиться.

Худой и оголодавший, я наконец добрался до Стамбула.

Хотя я понимал, что не являюсь единственным беженцем, но все-таки не ожидал увидеть, как тысячи моих соотечественников бродяжничают на улицах Анкары и Стамбула.

Я был наивен, не мог представить, что могу стать одним из них, и не хотел иметь с ними ничего общего. Я был на пути в Москву, где собирался продолжить борьбу. И у меня еще было достаточно денег, чтобы прожить некоторое время в Стамбуле в ожидании русского паспорта.

Я поселился в приличном отеле. Ранним утром следующего дня я, начистив ботинки, отправился в советское посольство. На его воротах не было охраны, за происходящим на улице следили видеокамеры.

Я позвонил в дверь и долго ждал, пока мне ответят.

— Что надо? — спросили меня по-английски.

Это был не тот вопрос, который я ожидал услышать. Я представлял себе, что распахнется дверь и я прошепчу секретарю на входе: «Мне нужно поговорить лично с послом».