Сон не шел, бежал от него, спугнутый ворохом разноцветных воспоминаний. Так лежал он в кровати, в своей бывшей — все-таки бывшей, несмотря на примирение — комнате, когда в дверь заскреблось, скрипнуло, и что-то белое застыло.
— Кто это там? — приподнялся на локте Тит, и положил руку на лежащий рядом пояс с ножом. В голове мелькнула глупая мысль «все это время меня поджидали мои детские привидения», и она как ни странно, его успокоила.
— Не бойтесь, господин, — тихо отозвалась белая тень. — Я пришла узнать не нужно ли чего вам.
— Пф… — издал Тит нечленораздельный звук, когда его призвали не бояться. И непроизвольно двинул вперед голову, в надежде разглядеть получше, что это там за явление. Ночь была лунной, но пространство у двери как на грех было в тени…
— Ты что, совсем ума лишилась, девка? Что мне может понадобиться в такое-то время?
— Немножко тепла, быть может, — тихо ответила тень. — Капельку заботы. Чуточку ласки.
Говоря, тень медленно приближалась, и наконец-то попала в лунный свет, струящийся из окна, и обернулась молоденькой девушкой, красивой. Вроде бы…
Девушка сделала еще шаг, белое облако, оказавшееся рубашкой, вдруг как-то ловко и незаметно отделилось от неё. Ну точно, красивая… Эвон как в нужных местах налита…
— Да ты совсем что ли сдурела?! — тихим шепотом рявкнул Тит.
Ночь в детской комнате, и воспоминания, в этой неожиданной ситуации, обернулись для него возвращением старых установок, и он брякнул казалось давно отжитое:
— Не дай бог отец услышит! Знаешь, что он с тобой сделает?!
И тут же его ожгло стыдом, потому что отец ему уже был не указ. Но вообще, чего делать, непонятно. Это мужчинам вообще-то положено к девкам приставать, а не наоборот… И пока Тит все это соображал и лихорадочно распихивал мысли по полкам в голове, ночная гостья с кошачьей грацией опустилась на кровать, не давая времени опомниться, подняла одеяло у ног, и внедрилась под него, через мгновенье вынырнув с другой стороны.
— Тшшш! — Пальчик уперся в губы Тита. — Не бойся отца. Ничего он тебе не сделает.
А руки гостьи уже блуждали в нужных местах с большим энтузиазмом.
— Ох, — сбился с дыхания Тит.
— Так ведь приятно? — спросила девица.
— Приятно… — пискнул Тит. — Только не надо с корнем-то отрывать…
— Я еще девственница, — сообщила ему с озорным смешком девица. — Тебе придется научить меня. Научишь?.. Научишь?..
— Ты откуда взялась-то? — пробормотал он, но ответ получил не словами, а действиями. — Тебя как хоть зовут-то?..
— Агата… — отозвались ему тень и лунный свет.
«Это просто какие-то детские фантазии, — промелькнуло где-то на краю сознания Тита. — Так они в этой комнате без меня хранились, а когда я вернулся…»
И это были последние связные мысли в эту ночь.
Через несколько часов, когда Агата выскользнула из под хозяйской руки уснувшего Тита, и вышла в коридор, там её встретил патрикий Ипатий. Он был все еще в дневной одежде, и как видно доселе не ложился. В отдалении маячил седой старикан, и двое служанок с непроницаемыми лицами.
— Ну что? — Посунулся к девице Ипатий.
— Сперва было больно, а потом…
— Я тебя не про то, как тебе было, спрашиваю, пигалица! — шикнул патрикий. — И так слышал, как ты на весь дом кряхтела… Я тебя спрашиваю, получилось?
— Два раза точно получилось, господин, — кивнула девица. — А третий… — Её глаза стали задумчивыми. — Тоже вроде слилось.
— Два раза… Главное, чтобы вышло.
— Не волнуйтесь, господин, у меня самый срок. Все должно выйти.
— Эх, еще бы туда кого подпустить, для верности… — пробормотал патрикий.
— Да где ж вы сейчас еще нужную девушку найдете? Да чтоб не нищенку, да порядочную, да из хорошей семьи… И потом, — девица хихикнула. — Что она с ним делать бы сейчас стала? Он ведь тоже не железный. Вот кабы у вас еще хоть несколько дней было.
— Ну, хватит, — буркнул Ипатий. — Договор знаешь. Получится — считай, на всю жизнь себя обеспечила. Озолочу. Не получится, — сама ты, значит, своему благополучию враг.
— Ну уж я старалась как могла, — надула губки девушка. — А получилось или нет, мы теперь в свой срок узнаем. Разрешите откланяться, господин. Притомилась. Время-то совсем позднее.
— Куда?! — Коршуньими когтями вытянул к ней руку Ипатий. — Я тебе откланяюсь! Если тебя сейчас выпустить — понятно, что у тебя все выйдет, только чтоб деньгами кошель набить! Да поди потом разберись, от того ли? Здесь будешь жить, пока все не определится.
— Как же здесь? — Растерялась девица. — У меня и вещи все дома, и матушка…
— Вещи твои уже здесь. И матушку я предупредил, и присмотрят за ней. Здесь будешь. И присмотр за тобой будет, чтоб ни один мужчина до срока на выстрел не подошел. Не бойся, нуждаться ни в чем не станешь. Служанки о тебе позаботятся…
Служанки нацелились на Агату взглядом вышколенных керберов.
— Если что будет нужно, — продолжал Ипатий, — Димитрия попросишь… — Он указал на старика. — Слушайся его во всем. Он тебе, пока все не прояснится, старший.
— Ладно служанки, — хихикнула оправившаяся девушка. — А Димитрия-то не боитесь ко мне приставлять? А ну как вспомнит молодость, раздухарится, да в долю со мной войти захочет…
— Не шути со мной, девка! — Ипатий сгреб Агату за рубашку и подтянул поближе, поднимая руку для хорошей оплеухи.
— Ой, господин, ой! Говорят, для плода даже на самых-самых-самых ранних сроках такое плохо, — без видимого испуга запричитала Агата.
Ипатий застыл сверля девушку злобными глазищами.
— Тьфу! — Сплюнул он в сторону и разграбастал девичью рубаху. — Ну-ну, покрути… Может ребенок и твоего хитрованства себе возьмет. Забирай её, Димитрий, с глаз моих долой на дальнюю половину дома. Что делать, ты знаешь.
Димитрий поклонился, и вместе со служанками отконвоировал Агату к новому месту жительства. Ипатий дождался, пока они скроются, подошел к двери, за которой спал его сын. И вроде сперва хотел войти, но не решился, и просто долго так стоял, положив руку на косяк.
— Господь-всевластитель, — пробормотал он. — Не дай угаснуть роду. Не сыном, так внуком пусть прорастет… Сам усыновлю…
Постоял, перекрестился истово, и словно постарев разом на несколько лет, заковылял прочь.
* * *
Лежит на широкой постели Улеб. Успокоился внутри получивший свое зверь. Успокоился до поры. Лежит рядом на плече, разметав черные как смоль волосы, женщина знатного рода, и смотрит на него бездумными довольными глазами. Рассеянная улыбка гуляет на её красивом лице. Ласковыми движениями машинально она водит рукой ему по груди, и животу. Ленивая, приятная ласка после бешенной скачки…
Греет чужую постель Улеб. Муж женщины вот уже который год, управляет отдаленной провинцией. Но все отчего-то не может вывезти к себе жену с детьми. Или сама жена не очень-то хочет покинуть столицу? Или у мужа там возникли какие-то дела, для которых лишним станет присутствие жены? Того не знает Улеб. Пусть у мужа там хорошо идут его дела… Смотрит Улеб, как тени от шевелимой ветром прикроватной занавеси скользят по телу женщины, причудливо играя в ярком лунном свете. Хороша. И не скажешь, что дважды рожала. Точеная фигура изгибами взгляд волнует. Хороша… Да только чужая это краса. Это Улеб чует во все моменты, кроме самых кратких, когда мыслей не остается вовсе, и два тела волей природы сливаются в одно. Волосы её, будто вихрем в колечки завитые, тело смуглое, глаза карие, — все чужое. Даже запах её, хоть и приятный, и тот чужой. Дважды чужая, — один раз, потому что за мужем живет, а второй — потому что далеко отсюда родился Улеб. Вспоминается ему до сих пор девчонка, из осевших недалече от них половцев. У той девчонки волосы были как живая тяжелая волна, и глаза-васильки. Имя… Имя её забыл. Лицо, поворот головы, и как плечами поводила, откидывая назад голову, — всё помнит, кроме имени… Потерял в пути, убегая с отцом, сплавляясь по рекам, плывя морем в далекий Царьград. По пути обронил. Или уже тут, под палками ромейских учителей военной премудрости, в пыль на каменном плацу выкатилось. Или в такой вот постели, в складках белья затерялось. Имя исчезло. И той девчонки больше нет. Если минул её недругов набег, и голод и хворобь, то вместо неё живет уже давно взрослая женщина, наверняка замужняя и с детьми. Только и осталось у него в голове что эта картинка — видимо, чтоб не забывал чего-то… А чего?
