Как только он коснулся воды, из глубин поднялась чёрная, плоская, вымазанная тиной голова громадной рыбы с ощетинившимися усами и блестящими бесцветными глазами. Огромные острые зубы сомкнулись на фланелевой рубашке Джейка. В панике попытавшись ударить рыбу, он наткнулся на ядовитый плавник, и, в отличие от Джоэля, пропал из виду с диким воплем, шумом и всплесками, так что стебли кукурузы на воде ещё некоторое время кружились в маленьком водовороте.

Водоворотик вскоре исчез, уступив место расходящимся во все стороны кругам, кукурузные стебли перестали кружиться и снова замерли, и только всё новые и новые ночные звуки нарушали тишину в устье рукава.

Все три трупа вынесло на берег в тот же день и примерно в том же месте. Кроме зияющей раны там, где шея переходит в грудь, повреждений на теле Рыбоголова не было.

Что же до тел Бакстеров, они были так обезображены и изувечены, что рилфутцы похоронили их вместе на берегу, так и не разобравшись, которое из них принадлежало Джейку, а которое — Джоэлю.

Вот он, этот проклятый остров! — старый китобой, положив руку на плечо моего друга Тренхарна, протянул вторую в сторону горизонта. — Смотрите, вон там, за Соловьиным островом! Мореходы называют этот клочок скалистой суши Миражом, а на картах он носит гораздо более прозаическое название Среднего острова. Через некоторое время вы сможете разглядеть остров полностью, вместе с бухтой. Правда, я не берусь гарантировать, что яхта все еще там. Так что, в случае чего, не обессудьте!

Китобой сунул в бороду коротенькую глиняную трубку и дохнул на нас едким дымом. Не обращая на него внимания, мы с Тренхарном уже обшаривали скалы Миража линзами биноклей. Картина была безрадостной — глазу не на чем остановиться. А дальше, совсем уже на горизонте, виднелись другие мрачные скалы, — остров Тристан, самый крупный в архипелаге Да Кунья, утопал там в дымке тумана. Но нас не интересовали ни Тристан, ни Соловьиный.

Легкий бриз полоскал паруса, и наша шхуна скользила к конечной цели путешествия, в акваторию Миража. Я оглянулся на своего друга и заметил на его лице маску откровенного нетерпения. Стоит ли еще в бухте Среднего острова покинутое экипажем судно «Счастливчик», на котором плыла его невеста? Шесть долгих месяцев Тренхарн ожидал хоть каких-нибудь вестей о «Счастливчике», так и не дошедшем тогда до Австралии. Мой друг назначил большое вознаграждение за любые сведения об исчезнувшем судне. Награда досталась старому китобою, который и затащил нас в этот забытый богом и людьми архипелаг в южной части Атлантики, где он собственными глазами видел стоящий на якоре посреди тихой бухточки Среднего острова корабль, увезший в неизвестность будущую леди Тренхарн. На яхте не было ни одной живой души. Поиски на острове тоже не дали никаких результатов. Похоже было, что экипаж «Счастливчика» на берег не высаживался.

— Мы очень быстро убрались оттуда, — рассказывал китобой. — Моряки — народ суеверный.

И, надо сказать, я прекрасно понимал старика. Мне тоже показалось, что над островом нависла слишком уж гнетущая атмосфера. Тем более на покинутом «Счастливчике».

— Никто из наших просто не мог там оставаться, — попыхивая, как и сейчас, прокуренной своей трубкой, рассказывал нам китобой. — Сразу понятно, что место это не чистое. Опасное место!.. Когда я торчал на палубе той безлюдной посудины, то не мог избавиться от впечатления, что с минуты на минуту туда вернется ее экипаж, хотя голову готов был позакладывать, что их, горемычных, давно уже на свете нет…

В эту минуту громкое восклицание Тренхарна возвестило о том, что мой друг наконец увидел то, что так долго искал. Проследив за его протянутой рукой, и я поймал окулярами своего бинокля корпус «Счастливчика», светлым пятном выделявшегося на фоне черных прибрежных скал.

— Вильямс, смотрите, это он?

Старый китобой отвел ладонью протянутый ему бинокль и молча кивнул Тренхарну.

— Он самый, сударь! — подтвердил он после минутного раздумья. — Как видите, я вас не обманул.

Тренхарн обернулся ко мне:

— Я боюсь и подумать, Генрих… Меня всего трясет…

— Спокойнее, старина — я подхватил его под локоть. — Подойдем поближе, спустим шлюпку, и ты все увидишь сам.

Но, можете мне поверить, волновался в эту минуту я ничуть не меньше его.

Мы с Тренхарном спустились в шлюпку, и старый китобой, усевшись за руль, дал матросам команду грести прямо к покачивающемуся в отдалении на пологой волне «Счастливчику». Вскоре мы уже плыли над подводными рифами, которые были прекрасно видны сквозь идеально прозрачную воду бухты. Вокруг нас поднимались крутые, как стены какого-то чудовищного замка, скалы, со всех сторон окаймлявшие бухту.

И вот уже совсем рядом корма яхты. Вскоре ее уже можно было коснуться руками, а привстав на цыпочки, дотянуться до написанного белой краской названия «Счастливчик».

Я смотрел на своего друга. Тренхарн был бледен, прерывисто дышал и машинально теребил пуговицы на своей куртке. Потом старый Вильямс осторожно причалил шлюпку, и мы поднялись по штормтрапу.

— Мои ребята оставили трап спущенным еще в прошлый раз, — пояснил китобой. — Полезайте, осмотритесь…

Колодец бухты, высокие скалы вокруг нее рождали здесь неестественно громкое эхо. Наши шаги по палубе, тихие голоса умножались, скалы перебрасывались звуками, точно стальным шариком, и возвращали их нам многократно усиленными. Какой-то иррациональный страх заставил нас с Тренхарном перейти на шепот.

— Заметь, — сказал он мне, — палуба чиста, как стеклышко. Ни песка, ни мусора, ни пылинки. Словно в доме, где ждут гостей. Это мне не нравится.

Вслед за нами на палубу забрался и Вильямс. Мы прошли к носу яхты. Все вокруг было воплощением порядка. Похоже, что перед тем, как покинуть судно, экипажу пришлось потрудиться в поте лица: все снасти были аккуратно уложены, палуба блистала чистотой.

— А тебе не кажется, Генрих, — шепотом спросил Тренхарн, судорожно сжимая мое плечо, — что команда все еще на судне? Вот мы сейчас здесь стоим, а они полезут на палубу из трюма, кают-компании, из темных щелей… такие…

— Какие такие?

— Не знаю, какие… но… — и он замолчал, вытерев ладонью со лба капли холодного пота.

Я прекрасно понимал его состояние.

— Вы считаете, что они внизу, сударь? — подал голос старый Вильямс. — Не думаю, что вы правы, но, честно говоря, мне бы не хотелось соваться туда в одиночку! Надеюсь, вы не раздумали обшарить эту посудину от капитанского мостика до трюма?

— Пойдем, — без всякого энтузиазма согласился мой друг, и мы спустились в недра «Счастливчика».

В дверь кают-компании спутники, как бы невзначай, пропустили меня первым. Я заметил, что Тренхарна трясет мелкой дрожью. У меня на лбу тоже выступила противная испарина. Столпившись у входа в помещение, мы молча озирали чисто убранную и явно недавно выметенную кают-компанию. Создавалось впечатление, что стюард только за минуту до нас вышел отсюда с веником и мокрой тряпкой, прибрав в аккуратную стопочку лежавшие на столе навигационные карты и тщательно вытерев пыль со старомодных кожаных диванов. И это при том, что злополучный «Счастливчик» проторчал в этой бухте без всякого присмотра больше пяти месяцев!

— Они должны быть на борту! — странным голосом произнес мой друг. — Они должны быть живы… должны быть живы…

Тем временем Вильямс пересек салон и теперь пытался открыть одну из ведущих отсюда дверей.

— Вас это должно заинтересовать, сударь, — сказал он. — Вот каюта вашей леди… черт… заперто. А я ведь точно помню, что оставлял дверь неприкрытой!

Но слабенький замок в эту минуту хрустнул от очередного его рывка и дверь распахнулась. Со смешанными чувствами заглянули мы в эту небольшую, аккуратную комнатку, где все напоминало о недавнем присутствии дамы. Мне показалось, что в воздухе каюты витает тонкий аромат духов.