— Гондон старый.
— Он из префектуры ЦАО, он и должен быть гондоном. Ты могла бы не заступаться за мою честь, ты не понимаешь, что мы теряем миллионы из-за таких, как ты… И пока ты тут, ты будешь лизать жопу всем, кто будет входить, потому что это, мать твою, важные люди. А ты тут кто?
— Нонныч, я не знаю, кто я… Но ты и правда жирная сука! И заметь, это не мешает быть ему гондоном.
Я вышла, хлопнув дверью!
Так свежо и хорошо мне давно не было.
Yahoo.ею! Кайф! Свобода! Безденежье!
Мама предложила мне выйти в окно. Или в дверь, но с вещами. До ее возвращения из Франкфурта оставалось дня два максимум. Эмиль не появлялся дома уже почти неделю, и я с чистой совестью перестала пополнять холодильник.
Вообще с едой в моей семье странные отношения. В один прекрасный день мы с отцом, открыв холодильник, обнаружили там пару бумажек денег и записку: «Хотите есть? Пойдите и купите. Магазин через дорогу». Так мама начала писать свои женские романы, а мы — бороться с гастритом.
Кстати, сегодня мой день рождения!
Среда обитания: Небо № 7.
Условия проживания: ходить в бесшумных тапочках и не будить по утрам раньше двенадцати. И главное, ни при каких условиях не работать у детской подруги матери.
Москва слезам не верит, но лить их почему-то заставляет постоянно.
— Я предлагаю оштрафовать осень за превышение скорости. Пусть взяточничает бабьим летом… — сказала я в никуда. И это никуда ответило мне порывом ветра. Интересно, это как расценивать?
* * *
Единственное, о чем я сейчас жалела, что не досмотрела фильм «Достучаться до небес», который включила на компе, пока работы не было, что не узнала, как и какой азбукой Морзе достучаться до тех самых небес. Все, что мне оставалось, — выбежать из этих чужих переулков Замоскворечья. Вдохнуть упоительный душный воздух поглубже, так чтобы он засел во мне крепко-накрепко. Навечно. В кармане не было денег, в кармане вообще не было ничего, кроме телефона. А заметьте, у меня сегодня день рождения!
Я попросила у аккуратной стаи абитуриентов возле педагогического института сигарету. Потом у прохожего зажигалку. Сладостный никотин дал толику искомого спокойствия.
Я набрала Сашке. Он должен был мне помочь, был просто обязан меня услышать. Он был первым и единственным, кто позвонил поздравить, — другие просто не знали новый московский номер.
— Привет! — сказал он мне, запыхавшись.
— Я, видимо, не вовремя!
На собственное удивление я получила утвердительный ответ. Ну как подарок на день рождения.
— Как закончишь — позвони!
Друг из Бронкса был идеальным рентгеном слез сквозь голос. Он знал меня так досконально, что по одному только слову мог определить, все ли в порядке.
Не прошло и минуты, как он перезвонил.
— Быстро ты!
— Рассказывай, что случилось. А лучше скажи, где ты, я приеду.
— Не знаю. Сейчас вывеску прочитаю — я на Татарской улице. Давай я поеду тебе навстречу. Только у меня денег с собой нет, есть карточка, но она Эмиля… В общем, долгая история. Я могу и на метро подъехать — скажи только куда.
— Поймай машину — я все оплачу. Встретимся на Патриарших. Там есть небольшое кафе «Ателье». Я так понимаю, к выходу в люди ты не готова.
— Шить будем?
— Зашиваться.
Друга из Бронкса мне приходилось слушаться, потому что хоть кого-то надо слушаться, иначе можно задохнуться от собственной авторитарности. Он был мне как брат и отец в одном лице. Он был тем единственным, которому я доверяла. Хотя и этого делать не стоило.
Все же правильно мама говорит, я соткана из сомнений.
— Мне кажется, моя жизнь рухнула, — выпалила я на выходе из машины. — Ах, да, ты должен ему сто пятьдесят рублей.
— Ты из-за Макса так?
— Нет. Из-за матери.
— Что случилось?
— Если я тебе расскажу правду, ты не поверишь.
— А тебе не кажется, что это все-таки из-за Макса?
Я подняла глаза на Друга из Бронкса.
— Ну почему так отвратительно устроен мир, что я не могу нажать на кнопочку и влюбиться в тебя, а ты в меня? Мы с тобой так идеально друг друга понимаем, и дались нам все эти люди.
— Я тоже часто об этом думаю. Но… где-то на небе, в которое я не верю, так решили…
Я долго и пристально смотрела на Сашку, тут поняла, что он очень изменился за три года — у него появились первые мимические морщины, от обиды и ярости.
Шорох балеток официантки разбудил меня от задумчивости.
— Мне виски с колой.
— Два, — показал пальцами Друг из Бронкса.
— А тебе не кажется, что я чуточку рехнулась? — сказала я, захлопывая меню.
— А тебе не кажется, что ты чуточку влюбилась? — улыбаясь, спросил Друг из Бронкса.
— Одно и то же по сути.
— Ну фиг знает.
Он не переставал улыбаться. Он очень любил, когда я искренняя. А в этих переживаниях я была настоящей. Не той, которая рубит с плеча и бесчувственно судит, а той, которая уже слишком сильно напугана собой, чтобы притворяться.
От Друга из Бронкса всегда очень вкусно пахло, по-родному. Этот запах внушал мне спокойствие, стоило мне только уткнуться носом в его шею — понимала, что в домике, и сейчас меня никто не тронет. Такая подмена ценностей и настроений.
— Знаешь, по чему я скучаю? — не дождавшись согласия, я продолжила фразу: — По мокрому подбородку и вкусу чуть ржавой воды и зубной пасты. Этот вкус железа, что сначала кажется, что ты поранил десны. По даче скучаю, по утренним крикам соседей, по тишине и старому поскрипыванию дощатого пола, по запаху в чулане.
— Ты романтик или просто по пьяни пробило на ностальгию?
Сегодня я сражала общество наповал своими неожиданными выходками.
— Надеюсь, что второе. Хотя фиг знает, — я с точностью повторила интонацию Сашки и его коронное «ну фиг знает».
— Нет, ну если ты очень хочешь, мы можем сейчас поехать на дачу, но только для этого нам нужно как минимум воспользоваться услугой «Трезвый водитель».
— Мне все равно. И мне завтра не надо на работу. И потом у меня вроде как день рождения. Ужас, да, всю жизнь мечтала так встретить двадцать один год. Кстати, я назвала боссиху жирной сукой и уволилась.
— Все. Понял. Поехали. СЧЕТ!!!
Спорить с Другом из Бронкса бесполезно, хотя мне иногда и это удавалось. Помню, пару дней назад мы с ним долго сидели в гримерке, ожидая, когда подопечный Сашки пойдет выступать, и нашли колоду карт — я обыграла его трижды в покер. Мне везло на стриты и флэши.
И именно поэтому спорить с ним сейчас мне казалось как минимум неразумным.
— Только обязательно купим зубную пасту. — Мне было жизненно необходимо сдаться с достоинством. Пасть стоя или что-то вроде того. Что у меня не просто разыгралась детская ностальгия, а есть на эти чувства свои разумные и веские доводы.
Я не была на той даче лет шесть, а может, семь. Но я точно знала, что в Салтыковке ничего не меняется.
Есть такие небольшие поселки в трех километрах от МКАДа, которые еще не захватили агломерации, но строиться там никто не желает. Они длительное время остаются нетронутыми в ожидании жилищной войны.
В пятнадцати минутах ходьбы был круглосуточный супермаркет, он появился там еще в девяносто четвертом году, с камерами хранения и тележками, когда и в самых благополучных районах Москвы не всегда можно было найти подобный праздник жизни.
Сашка купил мне зубную пасту, самую дорогую из предложенных, я — «Достучаться до небес» (я не могла простить тому гондону из префектуры, что не досмотрела на Тилля Швайгера), встретились мы, как вы сами понимаете, около стойки с виски и ромом. Когда «Трезвый водитель» достопочтенно поставил машину возле калитки и удалился, перед нами встала первая задача — как попасть за калитку, о смене забора никто из нас не подозревал, видимо бабушка, редко приезжающая в августе для того, чтобы собрать урожай яблок, решила защитить орешник и другие плоды от соседской шпаны. Забор сделали достаточно высоким, из светлого дерева — некрашеный, как раньше темно-зеленой краской, но где наша не пропадала. Друг из Бронкса подсадил меня, и я все-таки усилием воли и мечтой все же выпить за собственную возможность баллотироваться в президенты перепрыгнула на участок.