Анализ получился достаточно убедительным. Спорить я не стал. Те вопросы, которые еще оставались, до поры, до времени решил оставить при себе. Встал, повернулся к Мэдди.

— Пошли.

— Уже уходите? — на лице Армина отразилось разочарование.

— Пора. Хочу понять, как мне добраться до Баннистера. А вы пока сосредоточьтесь на брифкейсе. Идя разными путями, мы, возможно, быстрее доберемся до цели.

— Надеюсь на это.

— Мы уже значительно продвинулись вперед, — сказал я ему. — Но прежде, чем мы уйдем… — я достал из кармана его «беретту». Мне кажется, в тот момент он подумал, что сейчас я его застрелю. — Это ваш пистолет. Возьмите его.

Он посмотрел на меня в упор, потом расхохотался. И прошло несколько минут, прежде чем смех стих.

— Забавно, очень забавно. Но у меня есть точно такой пистолет, мистер Лондон. А поскольку мы работаем вместе, я бы хотел, чтобы этот вы оставили себе. Для самозащиты. Он может вам пригодиться. — Он вновь начал смеяться.

— Действительно, забавно. Очень забавно.

Армин еще смеялся, когда мы выходили из номера. Спустились на лифте вниз. Я остановился, чтобы раскурить трубку, и правильно сделал. Иначе не заметил бы этого парня. Мог бы, между прочим, и не заметить. Он сидел в большущем кресле, прикрывшись «Морнинг телеграф», но поглядывал на нас поверх газеты. Мы обзавелись хвостом.

Я раскурил трубку, взял Мэдди под руку и увлек к двери. Услышал за спиной характерный шелест: мужчина начал складывать газету.

— Не оглядывайся, — предупредил я Мэдди. — За нами следят. Невысокий такой мужчина.

— Как нам избавиться от него?

Если точно знаешь, что за тобой тянется хвост, избавиться от него не проблема. Можно попросить таксиста совершить пару-тройку сложных маневров, можно войти в здание через один вход, а выйти через другой, можно выскочить из вагона подземки аккурат перед закрытием дверей. Но мне не хотелось просто оторваться от хвоста. Приставил его ко мне Баннистер, и я решил, что он вернется к хозяину изрядно потрепанным, потому что фокусы Баннистера изрядно мне надоели.

— Сможешь сыграть небольшую миниатюру? Ты — актриса. Вот я и хочу предложить тебе роль. Согласна?

Я объяснил Мэдди, чего от нее хочу, и она согласилась. Выйдя из «Раскина», мы прошагали квартал до Сорок третьей улицы. А свернув на нее, нырнули в нишу у подъезда, дожидаясь, пока нас догонит наш приятель. Вести слежку он не умел. Обогнул угол и, не заметив нас, промчался мимо.

Теперь мы сели к нему на хвост. А он, должно быть, думал, что мы находимся впереди, смешавшись с толпой, и продолжал «преследовать» нас до самого Бродвея. Мы прибавили шагу и нагнали его. Поравнявшись с ним, Мэдди коснулась его бочком и издала такой пронзительный вопль, что его услышали все, кто находился в ближайших трех кварталах. Конечно же, на ней скрестились десятки взглядов. Воззрился на Мэдди и наш «хвост».

Тут вступил в дело и я. С воплем: «Ах ты, сукин сын!» — я схватил его за грудки одной рукой, а второй врезал под дых. Он отлетел к стене. Лицо перекосилось от боли.

— Это ужасно, — объясняла Мэдди всем, кто хотел ее выслушать, а таких уже собралось немало. — Грязный извращенец… Облапал меня… О, это ужасно!

Я ударил «извращенца» второй раз, и его очки с толстыми стеклами полетели на тротуар. Тут же их кто-то и раздавил. Я еще бил его, когда появился коп. Здоровенный ирландец, пожелавший знать, чем это я тут занимаюсь. Мне не пришлось ничего говорить. Толпа, и довольно-таки большая, объяснила ему, что я вступился за честь женщины. Коп со вздохом повернулся к «извращенцу».

— Я мог бы забрать его в участок, да только потом хлопот не оберешься. Вам придется писать жалобу, давать свидетельские показания в суде. И мне надо будет заполнить кучу бумаг. Одна морока. — Я понимающе покивал. — Вот что я вам скажу. Почему бы не отвесить ему еще пару тумаков и не забыть об этом досадном происшествии? Я уверен, больше он себе такого не позволит. Ваш урок обязательно пойдет ему впрок.

Идея показалась мне привлекательной. Я приставил бедолагу к стене и врезал по физиономии. Он лишился нескольких зубов, из носа потекла кровь.

— Скажешь Баннистеру, чтоб катился к чертовой матери, — наказал я ему и ударил вновь. Он медленно сполз на тротуар, а мы с Мэдди сели в такси и уехали.

— Убрал бы ты эту штучку, — попросила меня Мэдди. — Она меня пугает.

Я проверял, заряжена ли «беретта». Выяснил, что да. Вставил обойму в рукоятку, положил пистолет в карман пиджака.

— Сними пиджак, — посоветовала мне Мэдди. — Расслабься.

Я повесил пиджак на ручку двери и вновь опустился на диван. Мы сидели в квартире Мэдди. Такси доставило нас к ее дому.

— Бедный Эд, — проворковала она. — Как ты себя чувствуешь?

— Коньяк больше не обезболивает. И живот вновь дает о себе знать. По дороге следовало купить бутылку.

— А ты загляни на кухню.

Я ответил долгим взглядом, поднялся, прошел на маленькую кухню. Линолеум в красную и белую клетку, в одном углу древняя газовая плита, в другом — холодильник, тоже не первой молодости, а на столике полная бутылка «Курвуазье». Я осторожно взял ее, отнес в гостиную. Мэдди широко улыбалась, глаза ее весело блестели.

— Вчера ее здесь не было.

— Великий детектив прав.

— А ты коньяк не пьешь. То есть купила ты ее не для личного пользования, Маделейн.

Она восхитительно покраснела.

— Великий детектив прав и на этот раз. Я купила ее днем, перед тем, как отправилась выполнять твое задание, надеясь, что в скором времени ты вновь заглянешь ко мне. А теперь наполняй свой стакан.

Свой стакан я наполнил до краев, ей налил не больше унции. Отпил коньяк и сказал своему животу, что он может расслабиться. Затем передал Мэдди ее стакан и сел на диван рядом с ней. Потягивал коньяк, курил, и мое самочувствие улучшалось с каждой минутой.

— Сегодня ты домой не пойдешь, — заявила Мэдди. — Не переоценивай своих достоинств, Эд. Я не собираюсь домогаться тебя, во всяком случае, когда ты в таком состоянии. Я же не хочу твоей смерти.

— Тогда…

— … лучше уйти. Что еще ты можешь сказать? Давай не тратить силы и время на споры, Эд. На ночь ты остаешься здесь, и точка. Тебе нельзя возвращаться в свою квартиру. Слишком многим хочется пристрелить тебя.

— Насчет многих ты загнула, — возразил я. — И потом, всегда можно переночевать в отеле.

— Нет, — отрезала Мэдди. — Сначала тебе придется искать отель, потом ты долго не сможешь заснуть. А моя квартира — лучший отель Нью-Йорка, Эд. Тебя накормят, напоят, убаюкают. Опять же, к твоим услугам телефон, который никто не прослушивает. Чего еще можно желать?

— Этого хватит с лихвой. У тебя убедительные доводы.

— Разумеется, убедительные. Ты остаешься. Договорились?

Я кивнул. Обнял ее, отпил коньяк. Усталость все сильнее придавливала меня к дивану, но спать не хотелось. Правда, не хотелось и что-либо делать.

— Меня осенило, — внезапно нарушила тишину Мэдди. — Не следует тебе вставать на сторону Питера Армина.

— Чего ты так решила? Мне показалось, что он тебе понравился.

— Да, понравился. Но он — преступник, Эд, хочет наварить деньги на украденных драгоценностях. Если брифкейс попадет к тебе в руки, ты отдаешь его Армину?

— Да.

— Хотя это противозаконно?

— Мы заключили сделку. Кроме того, я ищу убийцу, а не горсть драгоценностей. Меня интересует только убийца, ничего больше, — продолжил я. — Какая мне разница, к кому попадут драгоценности? У Армина прав на них не меньше, чем у любого другого. Кому они принадлежат? Вольштейн мертв. Его аргентинская жена не имеет на них никаких прав: они не принадлежали ему, да и брак у них, по существу, фиктивный, поскольку Вольштейн не развелся с первой женой. Настоящие владельцы погибли или пропали без вести. Кто еще в списке претендентов? Правительство Аргентины? Драгоценности станут наградой за укрывательство нацистов? — Я глубоко вдохнул, чтобы перевести дух. — На драгоценности мне наплевать. Как и на то, что Армин — преступник. Если он поможет мне добраться до убийцы, пусть катится со своим брифкейсом на все четыре стороны.