Глава 19ССОРА С ГЕРЦОГОМ ДЕ ШОНОМ (1773)
Среди знакомых, которых Бомарше завел в кругу высшей аристократии, герцог и пэр де Шон занимал особое место. Весьма занятной личностью был этот представитель младшей ветви дома де Люинов, ведшего свой род от брата коннетабля Людовика XIII. Сын герцога де Шона, ученого и члена Академии наук, и девицы Бонье де Моссон, дочери знаменитого казначея Лангедока, он унаследовал от матери вместе с внушающим уважение количеством миллионов способность постоянно создавать вокруг себя хаос и неразбериху.
Наделенный гигантским ростом, недюжинной силой и столь бешеным характером, что в припадке гнева он почти терял рассудок, герцог де Шон, несмотря на врожденный ум и явную склонность к наукам, имел самую скверную репутацию. Он прославился своими дуэлями по любому, даже самому ничтожному поводу и судебным процессом с собственной матерью, который затеял из‑за денег. Высланный в двадцать четыре часа за неблаговидное поведение из Франции, Шон много путешествовал: из Египта, где он прожил длительное время, герцог привез на родину множество диковинных предметов, имеющих отношение к естественной истории, и несчастную обезьяну, которую он каждый день бил. Этот эксцентричный вельможа проникся к Бомарше безграничной симпатией и оказал ему высшую милость, на какую только был способен по отношению к человеку низкого происхождения: он занял у него денег. Дело в том, что, хотя Шон и должен был унаследовать солидное состояние, тяжба с матерью очень осложняла его финансовое положение.
В порыве дружбы герцог даже представил Бомарше своей любовнице – актрисе Театра итальянской комедии, что было весьма кстати для автора комической оперы. Отзывы о мадемуазель Менар были самыми разными. Лагарп, например, считал ее обычной куртизанкой, но думается, это было преувеличением. Начинала она как цветочница, имела соблазнительную фигуру и, судя по портрету кисти Грёза, очень миловидное личико. Желая пробиться в жизни, мадемуазель Менар сочетала торговлю цветами с занятиями грамматикой, совершенствовала свою речь и прислушивалась к мнению поэтов и музыкантов по поводу своих артистических способностей. Благодаря многочисленным покровителям в 1770 году она была принята в труппу Театра итальянской комедии, на сцене которой дебютировала в роли Луизы в пьесе Монсиньи «Дезертир». Молодая актриса понравилась публике, хотя критики называли ее игру спорной, голос слабым, а внешность вульгарной. Мадемуазель Менар, которая по натуре отнюдь не была недотрогой, совершила большую ошибку, отвергнув ухаживания главы Управления зрелищ, а им был не кто иной, как герцог де Ришелье. Оправданием юной девице служило то, что этому любителю клубнички давно перевалило за семьдесят. Кроме того, герцог де Шон уже почтил актрису своим вниманием, и она не собиралась упускать такого покровителя. Став его любовницей, она убедилась, насколько герцог ревнив: он вынудил ее покинуть сцену и ограничил круг общения, хотя все же позволял видеться кое с кем из писателей, например, с Мармонтелем, Седеном, Рюльером и Шамфором, а однажды сам привел к ней Бомарше. Тот умел быть неотразимым, а вдовство уже начало тяготить его. Как писала в шутку его сестра Жюли:
Он был так хорош.
Что ради него тигрицы
Превращались в овечек.
Мадемуазель Менар, уставшая от грубых выходок герцога де Шона, колотившего ее наравне со своей обезьяной, сразу же пала в объятия Бомарше. Поначалу герцог как будто бы весьма спокойно отнесся к этому и даже посочувствовал другу, что тот попался в такую ловушку. При этом сам он продолжал время от времени навещать мадемуазель Менар, поскольку имел от нее малолетнюю дочь. Герцог охладел к своей бывшей любовнице, презирал ее и частенько бил, но не мог смириться с тем, что молодая женщина даже не скрывала, что была гораздо счастливее в объятиях бывшего часовщика, чем в объятиях герцога и пэра. Он начал устраивать ей такие ужасные сцены, что ради обретения спокойствия мадемуазель Менар уговорила Бомарше оставить ее. Поскольку актриса не оправдала его надежд на постановку с ее помощью «Цирюльника» на сцене Театра итальянской комедии, Пьер Огюстен спал с ней исключительно ради чувственного удовольствия, ни о какой любви между ними и речи не было. Так что он легко расстался с любовницей, но это не успокоило герцога де Шона, который продолжал третировать мадемуазель Менар. Та укрылась от него в монастыре, но спустя некоторое время, решив, что гроза миновала, вернулась домой и стала созывать к себе друзей.
И тут Бомарше выкинул один из тех фокусов, на которые был большой мастак: он счел необходимым сообщить герцогу де Шону о полученном от Менар приглашении и о том, что собирается его принять. В своем письме он напомнил герцогу о старом долге и не преминул подчеркнуть, что вместо благодарности за предоставленный кредит Шон отплатил ему грубыми насмешками над его низким происхождением, когда узнал, что актриса отдала предпочтение ему, Бомарше. Концовка письма оказалась и вовсе неожиданной – Бомарше предложил герцогу разделить функции: он, Бомарше, вновь становится любовником Менар и берет на себя часть расходов по ее содержанию, а другую часть возмещает герцог; подобная организация их взаимоотношений, по его мысли, должна была всех сделать счастливыми.
Герцог де Шон оставил без ответа это предложение о мирном сосуществовании в рамках любовного треугольника. Бомарше счел молчание знаком согласия и вновь стал встречаться с мадемуазель Менар. Дело казалось улаженным, но вдруг у Шона случился один из тех приступов ярости, из‑за которых он имел такую скверную репутацию.
Однажды он явился к актрисе, чтобы навестить свою маленькую дочку, и застал в спальне Менар Гюдена де ла Бренельри. Мадемуазель, лежа в постели, жаловалась Гюдену на грубые выходки герцога де Шона, а тот, входя в комнату, услышал ее последние слова и увидел залитое слезами лицо бывшей возлюбленной. Глотая слезы, она попыталась объяснить Шону:
«Я плачу и умоляю г‑на Гюдена, чтобы он уговорил г‑на де Бомарше выступить с опровержением тех нелепых россказней, что ходят о нем».
«Что за необходимость защищать такого негодяя, как Бомарше?» – сказал в ответ герцог.
«Он очень порядочный человек», – вновь залившись слезами, пролепетала женщина.
«Вы любите его! – воскликнул герцог. – Вы унижаете меня этим, и я объявляю вам, что буду драться с ним на дуэли».
Мадемуазель Менар выпрыгнула из постели в чем была, чтобы удержать разъяренного герцога, но с этаким Геркулесом вряд ли кто‑нибудь смог бы сладить. Перепуганный Гюден немедля отправился на улицу Конде, и по дороге, на перекрестке Бюси, ему посчастливилось повстречать экипаж Бомарше. Он прокричал другу в окошко кареты:
«Вас ищет герцог, чтобы вызвать на дуэль!»
«Он сможет убить лишь собственных блох», – ответил Бомарше и продолжил свой путь в Лувр на очередное заседание суда Луврского егермейства. Гюден пошел домой. На пересечении набережной Конти с Новым мостом кто‑то вдруг схватил его за фалды сюртука. Это был герцог де Шон, он сгреб Гюдена в охапку, затолкал в свой фиакр и приказал, плюхнувшись рядом: «Кучер, на улицу Конде!»
По дороге Шон метал громы и молнии. Он твердил только о том, что убьет Бомарше, и требовал у Гюдена, чтобы тот сказал, где находится его друг. Пытаясь добиться ответа и исчерпав все аргументы, Шон вцепился Гюдену в волосы, и вдруг все они остались у него в руках, поскольку тот носил парик. Возня в фиакре заставила кучера остановить лошадей; любопытные, привлеченные шумом, собрались вокруг и со смехом наблюдали за происходящим. Не обращая внимания на зрителей, Шон схватил Гюдена за горло и начал душить. Весь исцарапанный, Гюден вырвался наконец из рук Шона, схватил свой парик и выскочил из фиакра. Понимая, что наживет себе в лице герцога де Шона врага, Гюден все же отправился в ближайший полицейский участок и сообщил о происшествии. А разъяренный герцог поехал на улицу Конде, где слуги, знавшие его как завсегдатая этого дома, сообщили ему, куда отправился их хозяин. Шон приказал везти себя в Лувр, где Бомарше в длинной мантии величественно вершил суд над браконьерами. С этого момента предоставим слово самому Бомарше: