— Охранное агентство.
— Нового типа. Варли решил, что поступательное движение свободного предпринимательства тормозят справа и слева профсоюзы. Он счел, что законодательство Тэтчер о профсоюзах недостаточно жестко. И стал чем-то вроде вольного штрейкбрехера.
— В Англии нельзя быть штрейкбрехером.
— Очень даже можно. Вот тебе пример. Была такая фирма, "Уэйвкрест Хоумз", которая строила приморский поселок в Уэльсе. Ее владельцем был Дэвид Лундгрен, шведский денежный мешок. "Уэйвкрест" не желала иметь дела с профсоюзами. Местные профсоюзники возмутились. Фирма наняла парней из Ирландии и с Севера, готовых работать за половину платы членов профсоюза, потому что дома у них вообще не было работы. Начались стычки. Лундгрен подвел их действия под законы о профсоюзах. Но у них не было денег, так что подавать на них в суд не имело смысла. И тогда он вызвал "Противовес".
Джером замолчал. Наверное, закуривает "Голуаз".
— А потом?
— Это не просто бандиты, — сказал он. — Они выполняют задания. У главного противника была любовница. Это выяснилось, когда его нашли у нее под окном с переломанными ногами. Он сказал, что какие-то парни сделали это стальными прутьями. Любовница же показала, что он выпал из окна и расшибся, но она была чем-то ужасно напугана. Еще некоторые профсоюзники попали в автокатастрофы, пьяные в доску, что было очень странно, потому что они вели безупречный образ жизни. Кончилось тем, что пятеро профсоюзников оказались в больнице с тяжелыми травмами, а их репутация с треском лопнула. И местный профсоюз как-то потерял к этому интерес.
— Немудрено, — сказал я. — Шантаж и насилие. Очень похоже на правду. — А полиция этим заинтересовалась?
— В таких случаях еще вопрос, на чьей стороне полиция. К тому же они работали чисто. — Он зевнул. — Извини. У меня новая подружка. Я ответил на твой вопрос?
— Спасибо, Джером, — поблагодарил я. — А где обретается этот твой Фицджеральд?
— В Гемпширском телефонном справочнике, — сказал он. — Поищи в разделе "Бейсбольные биты".
Мы распрощались. Я подумал, что он так шутит. Надя смотрела на меняле дальней скамейки.
— Ну что? — спросила она.
— Хочу кое-кого навестить, — сказал я.
— Службу безопасности?
— Вот именно.
— Тебя могут побить.
— Журналистов днем не бьют, — успокоил я.
Я позвонил в справочную и спросил телефон Фицджеральда В.
Номер я записал в свой блокнот.
И замер.
Я нашел страницу, к которой прилепил номер, полученный от Клодии. Телефон, как она сказала, министерства торговли.
Это был телефон Варли Фицджеральда. Фицджеральд или кто-то из его людей нанял Пинсли, чтобы обыскать "Лисицу".
Сначала я подумал, не послать ли им фотографии. Они ничего на них не найдут. И насилие прекратится.
Но если "Противовес" обыскивал "Лисицу", терроризировал Дина, убил Мэри — и все только ради целлулоидного рулончика, это им так не пройдет. Я их выведу на чистую воду.
Я набрал номер.
Голос на другом конце провода звучал по-военному отрывисто.
Я спросил капитана Фицджеральда.
— Кто говорит?
Я постарался, чтобы мой голос звучал тоньше и обходительнее.
— Кристофер Тиррелл, — сказал я. — Член парламента.
— Один момент.
Наступило молчание. Потом новый голос сказал:
— Мистер Тиррелл?
Меня прошиб пот. Если бы он сказал "Кристофер", все было бы кончено.
— Доброе утро, — поздоровался я. — У меня тут один человек, который хочет с вами встретиться. Я сказал, что позвоню вам, чтобы его… э-э… представить.
— Правильно. — Голос звучал мягко, как стук молотка по фетровой шляпе. — А кто этот человек?
— Он занимается бизнесом. У него сложности с безопасностью. Я сказал, что вы могли бы помочь.
— А-а… Да. — Голос военного, несомненно.
— Если можно, он хотел бы прийти к вам сегодня.
— В три. На четверть часа.
— Вы очень добры.
— Вовсе нет, — ответил он. — Я бы хотел, чтобы вы встретились кое с кем из Южной Африки. Шестого числа. Во время ленча. В "Будлз". Приходите.
— Очень рад. В верхних эшелонах за услугу платят услугой.
Я заказал автомобиль в "Херце"[11], достал из шкафа темно-синий полотняный костюм. Он немного помялся — утюга на "Лисице" не было. Я все равно его надел. Повязал галстук Королевского клуба океанских регат, сунул ноги в черные ботинки. Потом гладко зачесал волосы и положил в карман пиджака мой маленький магнитофон "Сони". Когда я вышел в кают-компанию, Надя улыбнулась и провела рукой по лицу.
— Ты бизнесмен? — спросила она.
— Правильно.
— Слишком большой, слишком загорелый.
— Мы бываем всех размеров. До свидания.
Вместо белых шорт на ней была теперь синяя юбка до колен. Она взяла со скамейки жакет.
— Я еду с тобой.
— Не выдумывай.
Ее улыбка не дрогнула.
— Тебе нужна партнерша. У всех бизнесменов есть партнерши.
— Человек, к которому я иду, очень неприятный.
— Я же полицейский, — возразила она.
Был час дня. Она могла спорить до вечера. Я сказал:
— Ну, тогда пошли.
Мы сели в машину и поехали на северо-восток от Саутгемптона. Перекусить мы зашли в паб.
День был солнечный, ватные облака ползли над буковым лесом на круглом холме. В пабе было мало народу, он напоминал прохладную пещеру, обитую черным дубом. Сидя за деревянным столиком снаружи, в маленьком сквере, мы съели бутерброды с копченой семгой, выпили по полпинты данкертонского черного сидра.
Под ивами у подошвы холма вился ручей цвета мела, кто-то ловил в нем рыбу. Надя сказала:
— Какая мягкая страна! Совсем не похожа на Эстонию.
Мы ехали спрашивать об извращении и убийстве. Но сейчас все это куда-то отодвинулось. Сияло солнце, еда была вкусной, а Надя очень красивой.
— У нас камни и деревья, — продолжала Надя. — Очень холодно, летом комары. Только люди такие же.
Мимолетное светлое настроение, казалось, вот-вот исчезнет. Она улыбнулась мне широкой удивленной улыбкой, которую я уже видел, когда она нашла на "Лисице" кофе.
— Но ведь можно забыть, правда? Это похоже на каникулы, а не на работу. — Она накрыла мою руку своей. — Спасибо, что взял меня с собой.
Высоко над холмом пел жаворонок. Настроение вернулось.
— Я рад, что ты со мной поехала, — сказал я.
Где-то внутри нудный голос проскрипел: "Можно ли ей доверять?" Я отмахнулся. Жаворонок летел прямо к солнцу.
Пора было ехать.
К северу от паба пейзаж принимал все более фешенебельный вид. Коттеджи с золотистыми крышами и бросающейся в глаза защитной сигнализацией от воров удобно гнездились среди пологих меловых холмов. Через тридцать пять минут я проехал между двумя тумбами, увенчанными толстыми каменными ананасами. В зарослях жимолости стояла сторожка. Человек, вышедший на крыльцо, не был румяным, как яблочко. У него были волосы, напоминавшие черную замшу, и черные короткие усы. Его ноги опасно пружинили при ходьбе.
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Прошу вас, проезжайте.
— Военный, — заметила Надя, когда мы ехали по красивой подъездной дорожке, бегущей через зеленый, как бильярдное сукно, парк, усаженный развесистыми дубами. Идеально ухоженное место, но от него веяло опасностью. Красиво, если смотреть объективно, но страшно, если подумать, что все это ополчилось против одного человека и его судна.
Теперь дорожка шла через залитую солнцем буковую рощу. Я увидел дом. Он стоял на небольшом возвышении — замок в стиле готики Строберри-Хилл, причуда богача эпохи дуэлей. Еще один пружинистый служитель открыл нам дверь. Мы вошли в зал высотой в два этажа, со стенами, увешанными картинами.
На картинах были сплошные пушечные залпы, кровь и убитые лошади. У меня не было времени их рассматривать, потому что дверь открылась и вошел Фицджеральд.