Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Миля за милей ехали мы по плоской равнине. Повсюду, то здесь, то там, виднелись фермы, каменные изгороди, сады, деревья которых сгибались под тяжестью плодов, скошенные луга, рощи, окружающие дома фермеров. Вскоре после полудня мы пересекли реку Доан и сделали небольшой привал, затем углубились в тянувшийся на шесть миль лес, где росли могучие старые дубы и буки, и наконец выехали на залитые бледным солнцем берега реки Доринг. В миле от нас, подымаясь прямо из зеленой ряби воды, открылся город. Это и был Доринг.

Думаю, любой согласился бы, что место это — единственное в своем роде. Неожиданно возникшее видение не могло не поражать своей почти театральной эффектностью.

Город казался кораблем в милю длиной, плывущим вверх по течению. Островок, отвесно вздымавшийся из воды на сто футов, был как бы форштевнем этого удивительного судна. Отвесная скала играла роль волнореза. Над нею протянулась розовая гранитная стена, а еще выше — неправильными концентрическими ярусами тянулись массивные, почти полностью скрытые деревьями дома. Над ними возвышалось прямоугольное, тяжелое серое строение с крутой двускатной кровлей, крытой синеватым шифером, и центральной башней. С одной стороны островка была небольшая бухта; от нее, крутыми террасами, сад поднимался к самым стенам большого Дворца.

Вниз по течению тянулись зубчатые стены с квадратными башнями, за которыми виднелись все те же неправильные концентрические ярусы домов, сады, деревья. Все в целом, освещенное бледными лучами солнца, являло такую красочную картину, которая не могла не вызвать радостного чувства. Темная от ряби вода служила темно-зеленым фоном, и еще ярче казались на нем стены домов самых разных оттенков: от бледно-розового до оранжевого, от светло-серого до синего; кровли, крытые черепицей и шифером, были красные и голубые, а над ними, под ними и вокруг них листва пестрела всеми оттенками зеленого: от бледно-изумрудного до влажного темного цвета морских водорослей.

Мы задержались в городе ненадолго, только затем, чтобы выяснить, что двоюродный дед Дорна все еще в усадьбе, а затем направились к городу Эрну, двигаясь в том же направлении, откуда приехали, и пересекли Главную дорогу, спускавшуюся от перевала Доан к юго-востоку.

Хорошенько пришпорив лошадей, мы скоро оставили леса позади. По левую руку тянулись фермы; справа река иногда подступала совсем близко; ветер рябил воду. Иногда появлялись заболоченные участки, в более низких местах поросшие камышом, а там, где местность повышалась, — покрытые скошенным сеном с белым налетом соли. Оттуда дул сильный западный ветер, свежий и влажный, пахнущий солью и болотными травами. Бескрайние болота расстилались до самого горизонта. От противоположного берега ответвлялось множество проток; змеясь, они терялись в равнинах. Это была продутая ветром, пропитанная морской солью земля, в это время года водоносная за счет морской воды извилистых каналов и воды дождевой.

Милю за милей скакали мы, переходя с рыси на галоп; я был забрызган грязью с ног до головы. Наши лошади, крепкие и привыкшие к нагрузкам, старались на совесть, не сбавляя шага и не выказывая признаков усталости. Для них путешествие близилось к концу.

Городок Эрн притулился в месте пересечения двух рек: одной, вдоль которой мы ехали, и другой, полноводной и носящей то же название реки, сбегавшей с гор. Застроенный приземистыми домами и обнесенный невысокой стеной, насквозь продуваемый ветрами, он был центром снабжения для самой плотно населенной части болотистых земель Доринга. Мы проехали вдоль причалов, где стояло великое множество парусных шлюпок, некоторые из которых были приспособлены к плаванию по реке и по морю, однако большинство было меньшего размера, широкие, с плоскими днищами, перекрытые палубой от носа до кормы, с люками вдоль борта и единственной мачтой.

Дорна здесь хорошо знали, и повсюду нас встречали улыбками. Лошадей увели; сумки погрузили на одну из небольших шлюпок, и сильные руки оттолкнули нас от пристани.

Оснастка суденышка оказалась для меня совершенно необычной, но для начинающего я неплохо управлялся с румпелем, в то время как Дорн ставил наш единственный треугольный парус. Резкий ветер налетел со стороны пристани. Парус мгновенно раздулся, снасти напряглись, шлюпка накренилась, и пенистая струя вырвалась из-под кормового подзора. Дорн встал к рулю. Ответственный и напряженный момент был позади.

Душа трепетала от воспоминаний, впрочем лишенных конкретности. Ветер свистел, нос шлюпки со всплеском зарывался в воду, воздух пах солью. Необычным было и то, что покрытая желтым лаком мачта не указывала в небо своим заостренным концом. Развилка в том месте, где должны были бы крепиться ванты, никак не могла заменить привычного ориентира, а в изогнутом, с острыми кромками брусе, подвешенном к развилке, было нечто от дамоклова меча. Бурая ткань паруса казалась мягче знакомой мне парусины, и некрашеная широкая палуба с комингсами футовой высоты была необычных размеров. Но линь был такой же, так же слегка пахло смолой, блоки и крепительные планки ничем не отличались от известных мне, и, подгоняемое свежим ветром, судно наше точно так же стремительно скользило вперед, переваливаясь с борта на борт и зарываясь носом в волны.

Тем же галсом мы вышли из Эрна на простор дельты. Дорн ослабил задний шкот, и мы отвернули от ветра. Будь мы в Америке, мы взяли бы рифы. Белые буруны вскипали на темно-зеленых волнах, и легкие брызги веером летели через борт.

К западу, там, откуда дул ветер, примерно в четверти мили, начинались плоские просторы болот, простираясь вдаль, в таинственно скрытые густеющим белым туманом пространства. Где-то там была усадьба Дорна.

Держа курс на север, мы плыли по дельте еще около мили. Совершенно неожиданно нам открылся текущий к югу или, скорее, к юго-западу бурный, широкий проток, прямой, по крайней мере, на протяжении мили. Поймав ветер, большой парус издал хлопок, похожий на ружейный выстрел. Мы туго натянули главный шкот — втрое сплетенный канат, идущий от задней шкаторины до блоков и планок на корме. Левый галс был отпущен, правый — оттянут наискось и немного назад. Скорость наша была не так велика, но мы шли почти прямо по ветру и отклонялись от курса гораздо меньше, чем можно было ожидать от нашей широкой плоскодонки.

Дорн стоял у руля, держась за планки; я сидел у борта с подветренной стороны. Мы говорили о шлюпке, сравнивая ее с американскими. По форме корпуса и оснастке, сказал Дорн, это самое распространенное судно на болотах; с ней легко управится любой, и грузы на ней можно перевозить немалые.

Меняющийся галс, свежий ветер, морская зыбь — как все это было знакомо и в то же время как ново и странно! Позади длинные складчатые полосы тумана почти скрыли материк. Мы плыли, окруженные кольцом тумана примерно с милю в диаметре, которое двигалось вместе с нами. Дымка неба, дымка тумана, темная, сине-зеленая поверхность болот, испещренная белыми мазками зелень моря, глинистая каемка берега — все остальное было скрыто от глаз. Ветер пел в снастях, и по временам к нему примешивался низкий, глухой звук — Дорн заводил свою песню. Лицо мое было мокро от брызг.

Спустились сумерки, и туман подступил ближе, кольцо его сжалось. Ветер заметно слабел, и брызги больше не перелетали через борт. Волны уже не так сильно бились о корму; лодка скользила почти бесшумно и плавно.

— Подплываем, — сказал Дорн.

Повсюду виднелись уходящие в болота протоки, но вот слева показался еще один — прямой, явно проложенный человеком. У входа в него стояла белая треугольная веха, и мы круто взяли правый галс. Впереди туман скрывал землю; справа виднелись тесно растущие пихты и подножие невысокого холма.

— Усадьба Ронанов, наших соседей. А наша — вон там! — Дорн махнул рукой вперед по ходу шлюпки.

Канал упирался в узкую полосу болотистого берега. Смутно проступили очертания береговой насыпи, ветряной мельницы, похожей на голландскую, и ряд подстриженных ив. Это был дом Дорна, место, к которому я так долго шел и которое было наконец так близко.

35
{"b":"183292","o":1}