Новая вспышка памяти.
Удар в грудь дурацкими иглами. Только сконцентрировав в одном месте всю доступную в тот миг морфе, он спасся. Теперь, с новой силой, он чувствовал, он может покрыть себя слоем морфе со всех сторон.
Хранитель…
Сейчас он с легкостью победил бы его.
Это посланная богами удача. Эти смертные. Они ведь идут за ними, да? Они ведь думают, что справятся с ними? О нет! Как они ошибаются! Марионетки судьбы, которая наконец-то улыбнулась Олексу! Они шли в его руки и не подозревали об этом.
Олекс приготовился. С новой силой, кружащей голову, победа будет принадлежать только ему, и никто не разделит с ним триумф его духа. Украдкой покосившись на тех, кто стоял в отдалении и не принимал участия в его пиршестве, Олекс бросился навстречу смертным. Его словно нес ветер — с такой скоростью он двигался. И мчась навстречу посланной богами удаче, Олекс засмеялся. От всей души. Искренне.
Так, как не смеялся уже давно.
Глава шестая
Дух и зверь
Бога войны почитают во многих ипостасях, в том числе и мирных. Как известно, наиболее позитивной стороной его является Святой Каур, покровитель борьбы и состязаний. Жрецы и монахи посвященных ему храмов и Орденов давно пытаются донести мысль, что борьба делает из нас тех, кто мы есть. Даже сейчас я, занимающий почетное место докладчика, по мнению этой братии, борюсь за место под солнцем, ведь здесь мог находиться другой смертный, которого я своими размышлениями, своими умозаключениями, своей работой в науке поборол и над которым поднялся. Признаться, тут есть рациональное зерно, укладывающееся в простую формулу: «Жизнь — это борьба». Но, дополняя учение тех, кто поклоняется Кауру, я бы уточнил: «Жизнь — это прежде всего борьба с собой».
Из доклада Алесандра Генр фон Шдадта при вступлении в должность заведующего кафедрой боевой магии
— Тварь! — бесновался Тавил. — Ублюдок! Скотина! Мы из-за него… А он… Ублюдок!
Затон и Ахес молчали. Затон — потому, что лихорадочно размышлял, что делать, Ахес — потому, что искал, куда исчез Олекс.
Тавил с ненавистью пнул ничем не провинившийся труп гнома с размозженной башкой. Холодные пальцы гнома все еще сжимали древко секиры. Застыв на месте, Тавил представил, что он сделает с Олексом, когда они его найдут. Нет, нельзя, надо подождать, пока они доберутся до Мастера, а там уж он превратит этого ублюдка в полуживой кусок мяса. Хотя и это вряд ли: первой на нем отыграется Эвана, и, если Мастер будет не в настроении, Олекс из ее лап не вырвется.
— Он… далеко, — промолвил Ахес и как-то тяжело осел. Использовать морфе под таким убоговским дождем было трудно, барабанящие по земле капли сильно усложняли использование возможностей.
— Где? Я лично притащу его!
— Нет, Тавил. Там еще упыри… и человек… Они двигаются… друг другу навстречу.
— Что?!
— Погоня? — полувопросительно-полуутвердительно сказал Затон.
— Скорее всего. — Ахес глубоко вздохнул. — Человек — маг. Его аура хорошо скрыта, поэтому я не смог разобраться в его уровне.
— Маг? Откуда у упырей маг?.. — Тавил оборвал себя на полуслове и, застонав, согнулся.
Затон тревожно посмотрел на него: неужели Тавил, как и Олекс, серьезно ранен? — но успокоился, как только Тавил выпрямился и надтреснутым голосом произнес:
— Что происходит? Почему вы еще не в Талоре?
Ахес и Затон поклонились. Мастер не присутствовал в сознании Тавила настолько, чтобы видеть их, но сработала привычка. Они именно так встречали его.
— Непредвиденная ситуация, — сказал Затон. — Неожиданно испортилась погода, что изменило движение Границы, и нам пришлось менять путь несколько раз. И еще Олекс… Он получил серьезные ранения во время схватки с Хранителем. Они не позволили ему передвигаться самостоятельно. Я попытался излечить его, но…
— Но?
— Что-то пошло не так. — Затон съежился. Мастер не мог наказать его сейчас, но сам факт, что Мастер может его наказать, пугал. — Успокоительное средство почему-то подействовало как активизирующее… Он сбежал.
— Сбежал. — Лицо Тавила было бледным, и вообще он выглядел так, будто его сейчас вырвет. — Это плохо.
— Позвольте сказать, — вмешался Ахес.
— Говори.
— За нами следует отряд упырей в сопровождении мага-человека. Я подозреваю, что Олекс отправился им навстречу. Похоже, он жаждет схватки.
— Маг? Это хуже… — Лицо Тавила приобрело выражение, будто его уже вырвало. — Забудьте об Олексе и двигайтесь к Талору со всей доступной скоростью. Вы должны оказаться там до рассвета.
Тавил осел на землю, безудержно кашляя. Взаимодействие с сознанием Мастера далось ему нелегко, но из всех слуг Мастера Тавил единственный был способен к телепатическому общению с ним.
— Значит… бросаем его? — произнес Ахес в никуда. Кого «его» было понятно без дополнительных определений.
— Это приказ. — Тавил пожал плечами и встал. — Он давно мешал нам работать слаженно. Мы это понимали, и, думаю, Мастер это понял.
— Понял, говоришь? — Ахес поднял руки и сжал пальцы в кулаки. — А не боишься, что когда-нибудь такой приказ будет отдан по твою душу, и мы это тоже… поймем?
— Я не неудачник, как этот, — ощерился Тавил. — И отлично знаю, на что способен, и не преувеличиваю своих сил. И тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. Тогда, с Эваной…
— Прекратите.
Тени вокруг Тавила и Ахеса угрожающе зашевелились. С трудом различимые в ночи и под дождем, они тем не менее заставили смертных прекратить грызню и обратить внимание на своего низкорослого товарища. Затон тем временем достал из плаща три желтых пилюли, при виде которых Тавил и Ахес дружно издали звук, напоминающий попытку кота закудахтать.
— Только не говори, что нам придется… — Тавил отступил на шаг назад.
— Приказ Мастера, — пожал плечами Затон. — И ты прав, я не скажу, что придется делать. Вы это уже поняли и понимаете, что другого выхода нет.
— Служение Мастеру — полное повиновение, — прогудел Ахес— Наша жизнь, Тавил, не принадлежат нам, но хотя бы наша смерть принадлежит нам.
— Что-то не нравятся мне твои рассуждения, а ведь нам сейчас принимать эту гадость, — подозрительно покосился на него Тавил.
— Если нам суждено умереть по приказу Мастера — мы умрем. — Ахес взял у Затона пилюлю и проглотил ее. — Но, умирая, мы можем делать все что угодно. И это прекрасно.
— Чем дольше я живу, тем дольше служу Мастеру, — отрезал Тавил. — Не вижу смысла умирать раньше времени, отведенного Сестрами.[14] По мне, нет ничего более безобразного, чем смерть раньше отпущенного срока.
— Не время проводить этико-эстетические диспуты, — раздраженно проворчал Затон, проглатывая пилюлю. — Давай, Тавил, ты один остался.
Тавил нехотя взял последнюю пилюлю. Минуту они стояли молча. А потом Тавил завопил и подпрыгнул на три метра вверх, молотя ногами потоки дождя. Затон начал пританцовывать, а Ахес одной рукой подкинул ящик, легко поймал его и взвалил на плечо.
— Это, хи-хи-хи, дерьмо полное, хи-хи-хи… — Тавил продолжал атаковать дождь. — Ненавижу, хи-хи-хи, это состояние, хи-хи-хи, чтоб тебя, Затон, хи-хи-хи…
Затон, подавив смешок и не позволив себе рассказать бородатый анекдот, развернулся в сторону Талора.
— Пора. Бежим без остановок. Первым груз несет Ахес, после него Тавил, затем я. Согласны? Отлично. Вперед.
…Дождь обмывал растерзанные тела. Анубияманурис зевнул, рассеянно проследив, как в течение секунды три странных существа (таких аур он раньше не встречал) набрали скорость, с которой бегал его дальний родственник, бог восточного ветра Апулос, и достал кривой нож. Души смертных собирались за его спиной, негромко переговариваясь.
«И чего их в эту Границу тащит? — подумал бог смерти, обрезая нить души Таллания. — Ведь мрут здесь, как мухи осенью, а все равно лезут. Нет, не пойму я этих смертных…»
