— Да, сэр!

— Теперь Локиртон. — Рустам перевел взгляд на Локиртона. — Ну, тут и думать нечего. Мы прослужили с тобой недолго, но я успел узнать тебя как честного и верного солдата. Ты никогда не ныл и не отлынивал от тяжелой работы. Не делай этого и теперь. Локиртон неуверенно кивнул.

— Я ценю твой порыв, — продолжил Рустам, — но служба на то и служба, что зачастую приходится делать то, что тебе не нравится. И ты об этом знаешь не меньше моего.

Теперь дошла очередь и до Старка. По его упрямому взгляду Рустам понял, что Старк приготовился спорить до последнего. Рустам непритворно вздохнул, взгляд его потеплел.

— Старки, помнишь Лондейл? — сказал он неожиданно.

Старк заметно растерялся:

— Помню, командир.

— Вот время было. — Рустам с грустью покачал головой. — Сколько хороших ребят мы тогда потеряли… Помнишь вылазку?

— Да, командир, — кивнул Старк и обиженно напомнил: — Меня вы в нее не взяли, оставили вместе с Жано в городе.

— Потому и не взяли, — мягко отозвался Рустам, — что вы нужны были в Лондейле. Ты думаешь, я не хотел вас тогда взять? Или думаешь, что я вам не доверял?

Старк решительно мотнул головой:

— Конечно нет, командир. Нельзя было оставлять полк без офицеров, мы понимали…

— Тогда пойми и сейчас — Голос Рустама затвердел. — Орден не для красоты создали. Командор и трое рыцарей погибли. Еще двое, Дитон и я, вышли из строя. Убили Тарпендера, Гарт с Сардом уже сообщили о своем уходе. А тут еще и ты… Кто-то должен остаться, Старк. В ордене много молодежи. А за твоей спиной Лондейлская осада и Прайтенбери. Ты ветеран, черт возьми! И ты обязан остаться. Понимаешь?

Старк посмотрел на него умоляющим взглядом. Но Рустам остался непреклонен. С явной неохотой Старк кивнул:

— Ты прав, командир.

— Вот и хорошо. — Рустам окинул взглядом их хмурые лица и улыбнулся: — Ну что вы прям… Вы же найманы, а не абы кто. Не позорьте орден, пехота.

Ребята немного приободрились. Тепло попрощавшись, они ушли, их ожидала служба.

Оставшись один, Рустам меланхолично подытожил:

— Три — два, вот только непонятно, в чью пользу.

Айрин собиралась лечь спать пораньше. Это ее последняя ночь в столице, и перед предстоящей дорогой домой нелишним было бы хорошенько выспаться. Она расчесывала волосы перед зеркалом, когда в дверь протиснулась бойкая молодая девушка, заменившая на время Лаймию.

— Ваша милость, к вам гость.

— И кто же это?

— Его сиятельство граф Вальмонд.

Айрин недовольно нахмурилась.

— Ты хотела сказать, виконт, — поправила она девушку.

— Нет, ваша милость, это граф, отец виконта.

Айрин задумалась. С подлецом Надалем с этого дня она не хотела иметь ничего общего. Но как быть с графом? Не принять его будет возмутительной невежливостью. В конце концов, отец за сына не в ответе. До этого времени она знала графа только с хорошей стороны. Он был дружен с ее отцом.

— Передай графу, что я приму его через несколько минут. А потом возвращайся, поможешь мне привести себя в порядок.

Граф Вальмонд, в отличие от своего сына, был невысок ростом, но всегда держался с достоинством, отточенным многими поколениями знатных предков. Он тепло, по-отцовски поздоровался с Айрин и сел в предложенное ею кресло. Большое красивое лицо его было грустным.

— Я слышал, ты прогневалась на моего лоботряса, — сказал он просто и но-семейному. — Как я тебя понимаю, моя дорогая Айрин, он такой повеса. — Граф слабо улыбнулся. — Ты же позволишь мне обращаться к тебе, как и прежде, запросто?

Айрин не знала, что именно было известно графу, поэтому просто вежливо наклонила голову.

— Спасибо, дорогая. Не люблю лишние церемонии между близкими людьми. Эх, как жалко, что с нами нет твоего отца. — Граф вздохнул. — Он бы живо привел моего сорванца в чувство. Я знаю, что иногда Надаля заносит, он делает глупости, влезает во всякие истории. Но это все молодость. В нем играет кровь. Конечно, это его не оправдывает. Но я вспоминаю себя в его годы и вспоминаю твоего отца, мы были не лучше, уж поверь.

— К чему этот разговор, граф? — спросила Айрин. — Вы знаете, что я всегда к вам хорошо относилась, и, что бы там Надаль ни натворил, мое отношение к вам не изменится.

— Я знаю, — качнул головой граф. — Но дело не во мне, я беспокоюсь о вас, о молодых. Можешь мне поверить, я уже много времени переживаю, думая о том, как тяжело приходится дочери моего друга сейчас одной. Совсем одной. Гросбери разорено. Эти проклятые эльфы никого и ничего не пощадили. Это ужасно. И что еще хуже, ты совершенно одинока. Я вижу свой долг, Айрин, в том, чтобы тебе помочь. Видит бог, я так радовался, когда узнал, что вы с Надалем сблизились.

— Ах вы об этом…

— Да, об этом, — решительно подтвердил граф. — Я отношусь к тебе как к дочери, и мне хотелось бы и называть тебя дочерью. Если вы с Надалем поженитесь, это было бы лучшим решением для всех. Ты вошла бы в нашу семью, и моя душа наконец-то успокоилась бы. И уж поверь, я бы приглядел за тем, чтобы Гросбери восстановило свое былое процветание. Я это обещаю.

Айрин молчала. Если бы этот разговор состоялся хотя бы на день раньше, она бы уже готовилась к свадьбе. Но после сегодняшнего происшествия это было невозможно.

— Что же ты молчишь, дочка?

— Айрин подняла голову:

— Вы знаете, что сегодня произошло, граф?

Граф не ответил, но по его глазам Айрин поняла, что он знает все.

— Мне очень горько это вам говорить, граф, но боюсь, что наш союз невозможен. Надаль и я не созданы друг для друга.

— Полноте! — Граф встал и в волнении прошелся по комнате. — Неужели все это из-за какой-то служанки? Не слишком ли много чести для простолюдинки? Айрин посмотрела на него с удивлением:

— При чем здесь это? Ее происхождение неважно, важен сам проступок, граф.

Граф остановился, заложив руки за спину, нахмуренный и недовольный.

— Я понимаю, ты оскорблена, дочка. Но такова уж мужская природа. Когда в жилах играет горячая, молодая кровь, мы теряем голову. Посмотри на это с другой стороны: у него хватило благоразумия выбрать служанку. Если бы это была графиня, баронесса или даже самая захудалая дворянка, я бы и сам заявил, что брак после подобного невозможен. Но это… Это же даже и нельзя назвать изменой. Служанка… Фи! Подобное происходит во всех замках, и разумные женщины смотрят на это сквозь пальцы.

— Он ее ударил! — возмущенно воскликнула Айрин.

— Безусловно, неприятно, — красивое благообразное лицо графа скривилось в гримасе, — но слуг иногда бьют, и это в порядке вещей.

— Может быть, — сухо заметила Айрин. — В ваших словах есть своя правда, не спорю. Но это ничего не изменит. Я никогда не выйду замуж за Надаля.

Граф вздохнул, задумчиво поиграл скрытыми за спиной пальцами и снова сел в кресло.

— Айрин, мне не хотелось тебе этого говорить. Но твое упрямство не оставляет мне выхода. Незадолго до войны твой отец занял у меня под процент тысячу золотых.

— Я ничего не знала об этом. — Айрин была ошеломлена. Тысяча золотых? До войны это было не так уж и много, но сейчас…

— Ты и не могла знать об этом, — пожал плечами граф. — Но можешь не сомневаться, заем должным образом оформлен в торговой палате. Я считал, что это из лишнее, но твой отец настоял. Если хочешь, можешь проверить.

Айрин машинально кивнула. Тысяча золотых — огромные деньги. Что же делать?

Граф наклонил к ней свою седую голову и доверительно заметил:

— Если бы мы стали родственниками, я бы порвал расписку. Какие могут быть счеты между отцом и дочерью, не правда ли?

— Я уже говорила вам, граф, что не выйду за Надаля замуж, — ослабевшим, но все еще твердым голосом повторила Айрин. — Я верну вам деньги и погашу долг своего отца.

Граф откинулся на спинку кресла, лицо его затвердело.

— Что же, я уважаю ваше решение, — сказал он официально, подчеркнуто переходя на «вы». — И раз уж вы по-прежнему непреклонны, баронесса, вынужден просить вас погасить долг полностью. С вас ровно пять тысяч сто пятьдесят золотых монет…