Ириен подумал и решил, что ничего страшного не случится, если он скажет все как есть. Ну, почти все.

– Я отправляюсь в горы.

– В наши горы? – спросил трактирщик испуганно.

– А есть еще и чужие?

В ответ – тишина. Хитрый делец торопливо ссыпал монеты в ладонь и, более ни о чем не спрашивая, проводил своего нового постояльца в комнату. Хозяин трактира попутно послал мальчишку поваренка в дом к войту.

Альс видел из окна своей комнаты, как пацан припустил огородами, только голые пятки засверкали. Эльф же растянулся на кровати, не раздеваясь, в сапогах, только отстегнув мечи, и впервые за долгое время сумел крепко заснуть.

Проснулся Ириен от осторожного стука в дверь.

– Господин эльф, вы не спите? – громовым шепотом спросил хозяин.

– Не сплю. А в чем дело? – удивился Ириен, отодвигая засов. – Чего надо?

– К вам гости, – прошелестел трактирщик, делая при этом такие дикие глаза, что они чуть не вываливались из орбит.

– Какие еще гости?

– Нежданные, – ответил за хозяина Итан Канкомарец. – Надо было выслать вперед герольда, но лорд Арьятири настоял на особой срочности.

Горло пересохло само собой. Для встречи с эльфом чародей не поленился одеться в церемониальную мантию. Арьятири ограничился серебряным поясом вестника.

– Уже снова снюхались, – зло проворчал Ириен. – Короткая у вас, у людей, память.

Но в комнату пустил. Выбрав для себя одно из неудобных, твердых, как чешуя дракона, и старых, как этот мир, кресел, расставленных вокруг стола. Круглый стол идеально подходил для предстоящих переговоров.

«Сейчас начнется торг», – решил эльф и приготовился продать себя, свой Дар, достоинство, честь, свободу и шкуру с потрохами как можно дороже. Выбить из волшебников все возможные гарантии для Джасс.

Но вместо того, чтобы начать торговаться, Арьятири тяжко вздохнул.

– Она умерла, – тихо и отчетливо сказал он. – Я сам видел тело.

– Что?!!

Альс не поверил. Ни единому слову.

– Я не верю.

– Зря, – как бы нехотя подтвердил Канкомарец. – Лорд Арьятири говорит правду. Я свидетельствую.

Ириен медленно перевел взгляд с одного на другого и обратно, и так несколько раз, пытаясь словить хитрую выдру-ложь в тот миг, когда она вынырнет из прорубей-зрачков его непримиримых врагов. Эльф молчал.

– В Уриссе мы встретили ваших друзей – Мэда Малагана и тангара Торвардина. Она умерла у них на руках, – говорил магистр Итан.

– От чего?

– Удар демона превращает человека в мясной фарш, – поморщился Арьятири.

– И все же?

В голосе Альса было столько холода, что оставалось только удивляться, отчего в комнате окна изнутри не покрылись инеем толщиной в палец.

– Кровотечение, переломы… Ни один целитель не смог бы…

– Там был Малаган…

– Пусть ты не веришь мне, но своим лангерам ты не сможешь не поверить. Скачи в Урисс и спроси их, – устало вздохнул эльфийский волшебник. Он почти сочувствовал Ириену.

– Есть более простой способ, Арья, – резко сказал тот.

Ему хватило нескольких фраз на языке, которого не знал никто из присутствующих. Впервые за несколько тысяч лет звуки древнего эл’сьера – языка Познавателей, достигли ушей чужих…

Ты удивишься, если я скажу, что нет на свете ничего омерзительнее, грязнее и тошнотворнее, чем допрашивать живое разумное существо его Истинным Именем. Словно по локоть запустить голые руки в кишащую червями мертвечину… Словно насиловать ребенка… Словно пить загнившую кровь… Познавание имеет свою обратную сторону. Ты вынудил меня… сделать это… ненавижу…

Арьятири ничего не мог поделать. Он будто превратился из опытнейшего чародея – Ведающего Зеленой Ложи, движением бровей останавливающего неистовый поток горной реки, в беспомощного голенького младенчика, вынутого беспощадными руками из теплой колыбельки. С одной стороны, это было ужасно – вдруг ощутить себя скованным по рукам и ногам одной лишь чужой волей. С другой стороны, Арьятири восхищался великой силой остроухого сородича. Только слова, ничего больше. Никаких ритуалов, редких артефактов, специфических ингредиентов, сложных пассов, запредельного сосредоточения. Одно лишь желание узнать правду. А кто может скрыть истину перед лицом Познавателя, перед властью собственного Истинного Имени? Никто.

Арьятири не посмел разозлиться на жесткое «потрошение» своего разума, когда его язык без участия воли выложил все, что Ведающий знал, о чем догадывался и подозревал. И чего скрывать, они с Итаном обязательно передрались бы за право первым выложить Ириену Альсу правду, если бы их тела не были скованы неподвижностью. Видят светлые небеса и знают предки, что эльфийский волшебник отдал бы все, чем владеет, за подобную неслыханную мощь. И теперь ему оставалось только радоваться, что Ар’аре подобный орешек тоже не по зубам. Никогда еще Арьятири не гордился своей расой, как в этот миг.

Освобождение пришло неожиданно, наполняя плоть, каждую клеточку подлинным блаженством. Ведающий отдышался и пришел в себя быстрее человека.

– Ириен, ты должен понимать, что последует вскоре. После гибели Воплощения Ильимани на континент, на земли людей обрушатся бедствия, как это бывало уже, и не единожды. Наводнения, засухи, суховеи и бураны. Да что я перечисляю… ты себе вообразить не можешь, что здесь начнется. Я перечитал столько хроник, что могу наизусть рассказывать. Женщину не вернешь, даже душа ее погибла, развоплощена силой проклятья. Никто не виноват, что ты полюбил ее и теперь потерял. Возможно, в Оллаверне ей было бы и лучше, но вы оба уперлись… Самое время похоронить старые обиды и вернуться на землю предков, самое время, поверь мне.

Арьятири говорил еще что-то, убеждая своего молчаливого оппонента всеми возможными доводами, но Альс молчал, все внутренние щиты его были непроницаемы, словно выточенные из алмазов.

Острие невидимого копья прошило грудную клетку насквозь, пригвоздив Ириена к спинке неудобного кресла, словно букашку. Не осталось легких, чтобы кричать, иначе он бы кричал от нестерпимой, немыслимой, страшной боли, разрывавшей нутро, иначе он вонзил бы зубы в губу и зашелся бы в волчьем вое.

Вредная ложь многие века живет среди людей и нелюдей. Будто чистокровный эльф может умереть своей волей, будто его может убить горе, как иных убивает удар ножом в сердце или вода, попавшая в легкие. Будь оно так, уже бы и кости Альсовы сгнили в могиле, потому что горя было в его жизни столько, что хватило бы на десяток смертей. Если бы оно так и было, то Ириен умер бы уже, отпустив свою душу в новый круг перерождений, навстречу благословенному и такому желанному забвению. Но мир лишь стал черно-серым, наполненным до самых краев непереносимой мукой.

Альс оглох, ослеп, онемел и замер на месте неподвижной статуей, глядя пустыми глазами в пространство. Он почти не слышал слов Ведающего, которые комариным звоном сквозь сон едва достигали сознания. Что-то такое непонятное бубнил Итан Канкомарец.

«Неумолимая!!!! – мысленно кричал Альс. – Госпожа моя! Неумолимая! Я зову тебя! Спаси меня! Спаси!» Но на то Госпожу и зовут Неумолимой, что молить ее бесполезно, и если даже слышит эти крики Милостивый Хозяин, все равно ничего не может сделать, ибо жизнь мужчины принадлежит только Госпоже.

«Неумолимая! Ты же обещала!»

Но молчала она…

– По-моему, он вас не слышит, Арьятири, – тихо сказал Итан, вклиниваясь в страстный монолог эльфа.

– Что?

– Он не слышит и… кажется, даже не видит.

Магистр мог поклясться, что в жизни своей не видел лица более спокойного и выражения более невозмутимого, чем у Ириена Альса. Но вместе с тем было в этом холодном равнодушии что-то страшное. Может быть, из-за судорожного подергивания зрачков, то сжимавшихся в точку, то заполнявших всю радужку, а может быть, внезапно заострившиеся черты, точь-в-точь, как у покойника, порождали неприятные мысли о безвременной могиле.