– Люди разные бывают.

– Да знаю я, о чем ты ведешь, – досадливо махнул рукой тангар. – О Белом Лисе, о котором сказку за сказ кой сочиняют. О великой любви его к королеве Морган. Так в тех же сказках пишется, как Белый Лис то с одной в койку увалился, то с другой, пока искал свою Морган. Хотя нет… Я не хотел сказать, что у людей не бывает великой любви. Просто редкость это большая, словно черный жемчуг. Случается, не спорю, но любовь эта крепка и люта, как смерть, и ничего хорошего из нее не выходит, кроме крови и слез.

– С людьми… это верно. А эльфы?

– А вот тут ты сама больше меня знаешь, подруга, – вздохнул тангарский муж и, предвидя взрыв недовольства, все же продолжил: – И не смотри так. Любовь у них это – Узы. И вяжут они навеки, и никуда от них не денешься. И необязательно при том желать плотски, и необязательно жить общим домом, семьей нормальной. Разве ты не чуешь этой связи, которая заставила тебя сорваться с насиженного местечка и бежать прямиком, не разбирая дороги?

– Ты знаешь, почему я сбежала.

– Себе ври – мне не надо, – фыркнул тангар. – Ты здесь, в Ритагоне, вовсе не оттого, что тебя прогнали за ведьмовство с островов. Тебе Ритагон патокой намазан оттого, что именно сюда скоро явится Альс.

– Не явится!

Но Анарсон только ухмыльнулся.

– Он всегда любил этот город. И теперь ты просто ждешь его. И дождешься. Потому что он уже точно так же рвется к тебе навстречу. Куда бы вы ни разъехались, но потом все равно начнете искать встреч.

– Много ты понимаешь, – вздохнула Джасс. – Если бы все было так просто…

– А у эльфов с людьми всегда сложно.

– Думаешь, с эльфийкой у Ириена иначе вышло бы?

– Эльфийкины узы держали бы его крепче твоих. И времени у них было бы поболе, чем с тобой.

«И тут прав, рожа тангарская, будь ты неладен», – подумала женщина невесело, но ответила в привычном язвительном тоне:

– Слишком умный ты для простого торговца, как я погляжу.

– Да уж поумней многих буду. Сыграй мне что-то для души.

Он протянул женщине старую тангарскую цитру, более широкую и короткую, чем положено по канонам.

– Я плохо играю.

– А я на одно ухо туговат, – не сдавался Анарсон.

Несколько мгновений Джасс поглаживала исцарапанный лак на деке.

…Ритм гортанных слов оролирса этой степняцкой песни воскрешает в памяти тангара далекие южные города, раскинувшиеся в жарких объятиях степи под огромными сверкающими созвездиями, как разомлевшие гаремные женщины-наложницы в шатрах привередливых сладострастных владык. Такую мелодию надо играть не на северной пищащей цитре, а на гулком степном бонге, сопровождая его звучанием крохотных ручных барабанчиков и широкой флейты. И чтоб вокруг кружились смуглые босоногие женщины в желтых и алых шелках, позвякивая монистами, ножными и ручными браслетами…

Женщина, дядюшкина работница, негромко играла на цитре, напевая песню на незнакомом языке. Ольваридин видел ее со спины, вполоборота. Тяжелый узел темных волос на затылке, линия щеки, лишенная детской округлости, длинная шея, чуть наклоненное плечо и бледная кожа, просвечивающаяся сквозь тонкую ткань рубашки. Он привык к Джасс и перестал воспринимать ее как что-то особенное, поместив женщину во внутреннем «каталоге» между приходящей молочницей и младшим из племянников – годовалым несносным карапузом.

И вот, слушая, как она поет, молодой тангар вдруг увидел пред мысленным взором картинку, совершенно неуместную для тангарского воображения. В Нижнем городе он видел однажды плясунью непонятных смешанных кровей, даже не чистокровного человека. Она танцевала под похожую мелодию, зазывно вращая бедрами, на которые был надет пояс с множеством крошечных колокольчиков. Это было красиво и немного возбуждающе. Даже слишком возбуждающе… гм… Но Ольваридин, представив на месте той танцовщицы Джасс, почему-то вовсе не почувствовал истомы и желания. О, нет! Он увидел жаркую выжженную землю, слепящее солнце и женщин, похожих одновременно на статуэтки из бурой глины и на закаленные в огне и крови клинки. Огненно-красные волосы, как пламя, и черные круги вокруг глаз. Женщины танцевали, их почти обнаженные тела блестели от пота, танцевали исступленно, их движения были столь соразмерны, что вовсе не казались вульгарными или зовущими. Это было колдовство, а не похоть. Страшное и жестокое колдовство жестокого дикого мира.

пела женщина, мучительно лаская пальцами струны.

А дядя Анарсон сидел напротив тихо-тихо, подперев щеку кулаком, и по ней медленно катилась одинокая слеза.

– Н-да, были времена… – проворчал тангар, вытирая щеки. – В такие моменты я люто завидую эльфам.

– Чему?

– А тому, что тот же Альс сможет еще вернуться в степь, и не раз и не два. А мы с тобой, в особенности я, уже никогда. Разве что во сне.

– Да ты романтик, Анарсон! – изумилась бывшая ведьма, прижимая цитру к своей груди.

– Не был бы романтиком, всю жизнь бы возле отца-матери просидел.

– Но ты ведь не жалеешь?

– Вот еще!!!

Тангарский оптимизм взял вверх над ностальгией, и Анарсон послал своего родича еще за одной бутылкой кассии… Пить так пить.

– По-моему, я очень четко и ясно объяснил вам задачу. Или нет?

– Да, мессир Хиссанд.

– Тогда почему я не вижу результатов вашей работы?

– Мы делаем все возможное, но Ритагон слишком велик…

– Меня и Оллаверн не интересуют подробности, важен только результат.

– Мы будем стараться, мессир Хиссанд.

– Очень на это надеюсь.

Копирование интонаций Хозяина Сфер давалось Ноэлю с величайшим трудом, потому что воспроизвести эту несравненную игру модуляций, заставляющую жертву разноса ощущать себя ничтожнейшим из червей, было не под силу никому, кроме самого Ар’ары. Но, кажется, на незадачливого Погонщика Ноэль сумел произвести неизгладимое впечатление. Теперь тот совершенно точно возненавидит оллавернского легата на всю оставшуюся жизнь. Как, собственно, и вся ритагонская ложа магов. Ноэль заставил их в кои-то веки поработать в поте лица. Такого маги не прощают.

Ноэль готов был кусать себе локти оттого, что так не вовремя отвлекся на пререкания с мытарем, собиравшим положенную въездную пошлину. Пока мессир Хиссанд давал выход своему недовольству мироустройством, Джасс словно сквозь землю провалилась. Вот только что была рядом, и уже ищи свищи. Обидно же! Он уже строил планы их дальнейшего сближения, вдруг он сумеет убедить женщину добровольно пойти на сотрудничество с Оллаверном! Как ломают строптивцев его коллеги и наставники, мессир Хиссанд знал слишком хорошо. И если быть уж совсем честным с самим собой, то разве он отказался бы снова согреть ее постель? Заставить ее стонать от наслаждения… Фу ты, наваждение какое-то! А ведь на самом деле ничего особенного. Если сравнивать с признанными канонами красоты, то что выйдет? Брови жидковаты, веки тяжеловаты, непотребно широкие рот и скулы, и в целом лицо лишено симметрии. Не красавица, а тянет к ней мужчин. Загадка!

Погонщики устроили засады возле дома на улице Трех Коней, в тавернах, которые поприличнее, в эльфийском квартале на всякий случай. Но бывшая кераганская ведьма точно сквозь землю провалилась. Что в принципе в Ритагоне не мудрено, тут давешний визитер прав. Ноэль тянул время, намеренно не оповещая ни Итана Канкомарца, ни господина Шаффа, ни Хозяина Сфер о своей находке. Когда здесь появится Ар’ара, прятаться будет бесполезно. Он не станет церемониться с Воплощением Белой Королевы.