Праздновать победу Ириену довелось очень и очень недолго. Смерть демона совсем не обрадовала тех, кто потратил немало чужих жизней и собственных сил, чтобы создать портал. И теперь они лезли из всех щелей с кривыми ритуальными мечами наперевес. Две, нет, целых три шестерки. Ириен сделал резкий выпад, потом закружился в пируэте, уменьшая количество своих недругов сразу на трех человек. Ничего удивительного. Демонопоклонники дрались гораздо хуже, чем их недавний подопечный. Расчистив себе проход для бегства, Ириен рыбкой нырнул в дырку в стене. Падать на мелкие камешки было больно, а кожаный доспех на груди превратился в драные лохмотья. Враги с криками и зловещими завываниями кинулись следом, мешая друг другу и давая тем самым эльфу некоторую фору во времени. Они бежали за ним гуськом, ввергая Альса в искушение перебить их поодиночке.

Оставалось надеяться, что наместник Ханната свою часть уговора выполняет как положено. Когда эльф выскочил из узкого переулка на открытое пространство небольшой площади, то встретивший его залп лучников, выстроенных в ряд, вовсе не стал неожиданностью. Ириен успел рухнуть плашмя на живот и перекатился в сторону еще до того, как черноперые стрелы стали долетать до него. А вот авангард демонопоклонников с воплями повалился на землю. Те, кто бежал медленнее, сделали надлежащие выводы, и в несчастных солдат ударило сразу несколько огненных шаров, превращая людей в пылающие факелы. А затем уцелевшие чернокнижники схлестнулись с солдатами наместника врукопашную. Ириен наблюдал за сражением краем глаза, пока осторожно скользил в тени под стеной. Он так и растворился в темноте, никем не опознанный. На то, чтобы совершать подвиги, достойные легенд и сказаний, сражаться с легионами врагов и повергать зло во прах, у Альса попросту не осталось ни капельки сил. Пусть эту почетную миссию возьмут на себя ханнатские воины. Свой долг он оплатил сполна. Чуть живой, на подгибающихся ногах он побрел обратно в цитадель, но в первом же переулке повстречал свою лангу в полном составе. Ланга желала сражаться, если уж не с демонами, то хотя бы с черными колдунами, присоединившись к воинам лорда Арритвина.

Первым победителя демона увидел конечно же Унанки, издав победный вопль и тем самым извещая остальных лангеров. Сийгин на радостях пронзительно по-орочьи свистнул. Снова быть вместе, чувствовать друг друга – этого не передать словами и не объяснить постороннему. Чужак, может, и поймет, но почувствовать полное единение… Нет, никогда.

Ириена окружили плотным кольцом, чтобы прикоснуться, обнять, сказать какие-то бессмысленные слова. Чтобы снова стать лангой. И снова остро ощутить свою недавнюю потерю. Без Элливейда было тяжело всем.

Яримраэн крепко и благодарно сжал ему руку.

– Ты все-таки самый великий из эльфийских воинов, – сказал он неожиданно и проникновенно, чего Альс от принца не ожидал.

– Ладно, хватит развозить сопли, – сказал слегка смущенный Ириен, чтобы как-то скрыть свои чувства. – Я тоже рад всех видеть. Где Джасс?

– В Цитадели, – усмехнулся Пард. – Развлекается за счет придворного колдуна.

Эти слова означали только одно – бывшая хатамитка изводила сволочного старикашку расспросами и беззастенчиво рылась в его книгах.

– Старого упертого женоненавистника скоро хватит удар, – глухо проворчал Альс.

К Нкорго эльф вовсе не испытывал симпатий, но, если с колдуном в самом деле случится сердечный приступ от общения с Джасс, объясняться с наместником придется ему. И спасибо тот ему не скажет.

Против всех ожиданий Джасс тихо сидела на полу в библиотеке, перебирая листочки какого-то сочинения, а Нкорго пребывал в добром здравии и даже не попытался швырнуть в эльфа что-нибудь достаточно тяжелое. Чтобы отвязаться от бывшей воительницы, старый маг подсунул ей слезливый романчик про любовь, женское коварство и всяческие страсти-мордасти. В качестве благодарности, надо полагать.

– Ты правильно сделала, – сказал Альс, одобрительно кивнув.

– Что решила перечитать «Пепел любви» или что не увязалась за твоими лангерами? В Тарр-Гофоре, который вы называете Хатами, книжками не побалуешься, а связываться с почитателями демонов мне как-то… мм… страшновато, – просто объяснила женщина.

– Разумно. В обоих случаях. – Он помолчал, глядя куда-то внутрь себя. – Мне хочется остаться в этом городе.

Джасс улыбнулась своей бледной невесомой улыбкой. И, не в силах устоять перед этой улыбкой, Ириен пригладил хохолок на ее макушке. Легко и осторожно, как перья редкой птицы.

– Здесь высокое небо, – согласилась Джасс. – Красивый город.

– Купим большой дом. С внутренним двориком и колодцем.

– Повесим в спальне занавеси из желтых ленточек.

– И светильники в виде лодочек.

– А Тор сложит настоящий тангарский очаг.

Это была их любимая игра. Сначала придумать, потом сделать точь-в-точь. А после все переиначить с точностью до наоборот.

– Давай я тебе косы расплету?

Теперь у них завелся этот крошечный обычай. Волосы у эльфов тонкие и жесткие, а у Альса они еще и стального цвета. Холодные на ощупь, льющиеся сквозь пальцы пряди, которые можно перебирать бесконечно.

А потом Ириен положит свою голову ей на колени и будет глядеть на Джасс снизу вверх, а ее лицо будет отражаться в его светлых глазах, как в проточной воде. До тех пор пока она не накроет его лицо своими ладонями, теплыми и твердыми. Человеку очень тяжело смотреть в глаза Познавателю.

Никаких занавесей из ленточек, тем паче желтых, светильников-лодочек и тангарского очага они не завели. Зато внутренний дворик, выложенный кирпичом, и крошечный бассейн в новом доме как раз имелись. В бассейне жили две полосатые рыбы неизвестной породы размером с мужскую ладонь. Именно они, сами того не ведая, и решили участь брошенного дома.

– А чем их кормить? – спросила она, наклоняясь над зеркально ровной гладью воды.

– Надо будет спросить на базаре… раз уж мы тут станем жить, – тут же решил Альс, полностью положившись на женский выбор.

Все предыдущие ханнатские домовладения не вызвали у Джасс никакого интереса. А ведь каждому известно, что мужчина выбирает жизнь, а женщина – дом.

Но сначала Ириен не стал торопиться покинуть Ханнат. К вящему удивлению остальных лангеров. Удивлению, но не возмущению. Несмотря ни на что, включая странное местное гостеприимство, Ханнат лангерам пришелся по душе. Что-то в нем было особенное, неуловимо притягательное. А может быть, еще и оттого, что его жители очень быстро вернулись к нормальной жизни. Едва только наместник Арритвин расправился с демонопоклонниками, как ханнатцы стали торговать, отстраиваться, веселиться, ремесленничать, молиться и распутничать. А лангеры – искать себе жилище. Такое, чтоб устроило развеселого эрмидэйца, и сурового орка, и любящего уют Торвардина, и равнодушного к быту Альса, и, конечно, чтоб единственная в их компании женщина одобрила выбор без всяких оговорок. А как же иначе? Женщина выбирает дом. Потому что только она делает его живым. И неважно, что мужчины прекрасно умеют обиходить себя сами, прокормиться и постираться, но без прикосновения женской руки хлеб будет жесток, а вода горька, и повод вернуться спать под общую крышу появляется только тогда, когда возле очага тебя ждет женщина. В каждом мужчине, будь он сто раз могучий воин, непобедимый рыцарь и великий маг, будь он силен, как бык, и хитер, как змей, удачлив и богат, до самой смерти живет маленький мальчик, жаждущий материнской ласки и хотя бы видимости заботы. Тот, кого из племени носящих штаны обделил злой бог судьбы любовью матери, кого не целовали в лоб перед сном самые нежные губы, кого не носили всю ночь на руках во время болезни и не баловали медовым пирожком, тот вырастет грубым и черствым, жестоким и бессердечным, не способным на заботу и жалость. А значит, никогда не станет настоящим мужчиной.

Поначалу Джасс дивилась жизни и нравам столь странного воинского союза, как ланга. Оно ведь как обычно бывает? Соберутся вместе несколько мужчин ради общего дела, ради войны или мести, а в основном ради наживы, а там, глядишь, еще и дело не сделано, а уж разругались в пух и прах, не поделив золото, женщин или власть. Кто-то скажет, что лангеры, мол, иные, они – воины Судьбы. Однако же они не рождались таковыми, а только стали, приняв на себя нерушимые узы единства в жизни и смерти. А в обычной жизни они обычные люди-нелюди, есть-пить хотят каждый день и покуролесить горазды, особенно в подпитии. Однако ж уживаются меж собой в бою и в миру уже пятнадцать лет подряд.