— Как получится, — пожимаю плечами и оставляю Кэла погружённым в сборы.
...Старания Мантии не прошли даром: убедившись, что в пределах гостиницы обиженного на весь свет эльфа не наблюдается, я вышел за ворота и, неспешно направившись вниз по улице, прислушался к гомону города.
Жизнь кипела ключом, и счастье, что я мог воспринимать настроение очень ограниченного количества людей и участка земли, иначе легко было бы сойти с ума, заблудившись в дебрях чужих мыслей, внезапно ставших твоими. Рассуждения о сделках и иные практичные вещи сразу отошли на задний план (уверен, что без помощи Мантии не обошлось, потому что мне самому для углубления навыков в балансировке потребовался бы не один год непрерывных занятий), и я сосредоточился на эмоциональном фоне города. В принципе, работать с эмоциями гораздо легче, чем с рассудочными проявлениями, но есть одно маленькое неудобство: нужно совершенно точно знать, что ищешь. А мне нужна была... даже не обида, а что-то более тонкое и простое одновременно. Мне нужен был эльф на пороге разочарования в жизни. Именно на пороге: листоухие в очень редких случаях решаются на то, чтобы добровольно умереть, но вот всё время ходить по этой острой грани — пожалуйста! Тоже Игра, в своём роде...
Как ни странно, Вайарда в пределах досягаемости моего сознания была городом вполне довольным собой — ни тебе ссор, ни тебе обид, даже завалященькой злобы не нашлось, поэтому пепельные следы грусти, которые Мэй оставлял за собой, были найдены почти сразу, и через квартал я догнал ребёнка, который не желал становиться взрослым.
Эльфы слабо чувствительны к холоду и теплу в том смысле, что могут регулировать жар собственного тела по своему усмотрению, но Мэй, находясь в расстроенных чувствах и мучительных раздумьях, пожалуй, меньше всего думал о здоровье, и я поспешил накинуть плащ на тонкие плечи, пока кончики ушей оставались розовыми.
Он вздрогнул и обернулся, готовый к атаке, но встретив вместо врага мой спокойный взгляд, только уныло вздохнул.
— Рассчитывал, что придёт брат?
Эльф не ответил, но по глазам было понятно: именно об этом и мечтал. А мечта опять не сбылась...
— Я испросил разрешения прийти вместо него.
— Зачем? — в мелодичном голосе столько горького льда, что я поёживаюсь, хотя маади греет на совесть.
— Поговорить.
— О чём нам говорить?
— Есть одна тема.
— Какая же?
— Давай, направим стопы в сторону гостиницы, потому что у меня и твоего брата есть неотложное дело... Ты не против?
— Мне всё равно, куда идти, — он старается казаться безразличным.
— Хорошо, — киваю, пряча улыбку в пушистом воротнике.
— Так что ты хочешь мне сказать? — ну зачем так церемонно себя вести, малыш? Как это... по-детски.
— Много. И — мало. Только то, что ты способен услышать и понять... Ты обижен на своего брата, верно?
Он гордо отворачивается.
— Обижен... Ты считаешь, что он поступил недостойно, подвергая риску не столько свою жизнь, сколько выполнение важного поручения Совета. Я прав?
Ответ не звучит, но я, по крайней мере, не слышу и возражений. Уже славно.
— Не буду ни в чём тебя убеждать, потому что рано или поздно ты сам придёшь к тому, что я скажу... Есть случаи, в которых обязательства — даже самые почётные — отступают назад. Иногда речь идёт о сохранении жизни, но в данном случае... Кэлаэ’хэль рассказал тебе, почему бросил вызов vyenna’h-ry, несмотря на поручение Совета?
— Рассказал, — буркнул эльф. — Он услышал Зов Саа-Кайи и не смог удержаться...
— А что было дальше?
— Поединок, — пожал плечами листоухий.
— И?
— Никто не пострадал, кроме него самого.
— Это всё, что ты знаешь?
— Было что-то ещё?
— Ты слышал что-нибудь о vere’mii?
Мэй замедлил шаг и нехорошо сузил глаза.
— Причём здесь «призрак»?
— Твой брат не казался тебе странным в последнее время?
— Кэл? Ну, он... Может быть, иногда... — неуверенно признал эльф.
— Ему приходилось бороться с vere’mii погибшей сестры.
— Что?! — в лиловом серебре взгляда плеснулось потрясение.
— Если он не рассказал тебе о главной причине брошенного вызова, что ж, могу только позавидовать: у тебя замечательный брат. Он был готов, хоть и сам не понимал этого, умереть, но не впустить зло в себя и свою семью.
— Кэл... — мигом растеряв всё высокомерие, Мэй стал похож на растерянного маленького мальчика.
— Он не хотел тебя тревожить, и это очень... по-братски. Тебе не за что обижаться на него. Согласен?
— Но...
— Есть ещё одна причина, верно? Ты боишься взяться за то, что поручалось ему, потому что считаешь себя недостаточно умелым? О, прости, я неточно выразился: недостаточно взрослым?
— Может быть... — он ещё не признаёт, но уже не гонит прочь истину.
— А вот это совсем глупо! Если Совет заинтересован в выполнении поручения, они не стали бы выбирать того, кто не способен с ним справиться. Логично?
— Да...
— Идём дальше. Я более, чем уверен, что члены Совета выбрали тебя именно потому, что успех младшего поможет старшему снова поверить в себя.
— Но разве Кэл...
— Если едва не проиграл тени собственной сестры — как можно по-прежнему считать себя сильным? О нет, Кэлаэ’хэль полон сомнений на свой счёт, и ранение пойдёт ему на пользу: даст время и пищу для размышлений, по завершении которых твой брат снова станет таким, каким ты его любишь — сильным, отважным и мудрым!
— Ты думаешь... — в лиловом серебре появляются робкие огоньки надежды.
— Я уверен! Время врачует раны души лучше любого лекаря... И тебе стоило бы не обвинять брата во всех грехах, а с пониманием отнестись к его трудностям и помочь преодолеть имеющиеся препятствия.
— Я... не знаю... что делать...
— Научиться понимать, что ошибаются все. Даже боги. И не стоит обвинять, пока не представил себя в схожей ситуации!
— Ты... Откуда ты столько знаешь?
Пытливый ум — их семейная черта? В таком случае мне стоит опасаться «разговоров по душам» с представителями Клана Стражей Сумерек.
— Учусь.
— У кого?
— У любого, кто способен учить. И тебе советую делать то же самое. Пригодится! — подмигиваю.
— Можно попробовать... — решает эльф.
— Ты совсем белый! — раздаётся взволнованный голос Кэла, и спустя мгновение я становлюсь свидетелем трогательного примирения.
— Вовсе нет! — упрямо возражает младший, а старший укоризненно щёлкает его по уху:
— Почти звенишь! Сейчас же иди в дом!
— А ты?
— У меня есть дело.
— Когда ты вернёшься?
— Часа через два, не раньше, — подумав, отвечает Кэл.
— Такое долгое дело? — считаю нужным осведомиться я, и эльф поясняет:
— С гномами никогда не знаешь, сколько времени понадобится на уговоры: может и минуты хватить, а можно и неделей не отделаться!
— Вы пойдёте к гному? — оживляется Мэй.
— И тебе там делать совершенно нечего! — отрезает старший брат.
— Но, Кэл...
— Иди и согрейся для начала, а когда я вернусь...
— Мы поговорим! — заканчивает за него Мэй.
— О чём? — Кэл искоса поглядывает на меня, но я делаю вид, что совершенно ни при чём.
— О нужных и ненужных секретах! — язвит младший эльф и, недовольно вздохнув, идёт в гостиницу, а мы двигаемся в другом направлении. На сей раз, для разнообразия, вверх по улице.
Вы хотели бы быть добрым и мудрым? А всё время? Хотели бы?! Тогда нам с вами не по пути. Впрочем, попробуйте как-нибудь выступить в роли всепонимающего и опытного наставника, а потом поговорим. Видеть во взгляде, обращённом к тебе, восхищение и преклонение перед твоей мудростью, приятно, не спорю. Но только — первый раз. Максимум — два, три раза. А на четвёртый раз (если, конечно, не играть роль, а попытаться стать тем самым советчиком) вам станет тошно. Нет, не от собственной мудрости! Хотя и от этого можно повеситься... Вам станет противно по иной причине. Давать советы — нелегко, следовать им — ещё сложнее. Но вся беда состоит в том, что, примеряя на себя чужую проблему, вы начинаете ею жить: от рождения до разрешения этой самой проблемы. Но если жить за других, времени для себя практически не остаётся... Поняли, к чему я клоню? Борьба за души эльфов ввела меня в мерзейшее из настроений, проходящее под девизом: «На кой фрэлл я помогаю тем, кто не может ничего сделать для меня самого?» Нет, не считайте вашего покорного слугу существом, во всём ищущем выгоду, тем более, что я этим и не занимаюсь... Но так хочется порой, чтобы позаботились о тебе самом...
