Литмир - Электронная Библиотека

Когда задребезжал крышкой чайник и из мешка стали вынимать еду, брезент у входа зашевелился и внизу показался черный нос Хлюста и стал принюхиваться.

Витька отрезал дольку колбасы и едва протянул руку, как Хлюст просунул голову в палатку и схватил кусок. Осмелев, он не стал убирать голову — сам снаружи, а голова в палатке.

— Вот так и будет глядеть, пока не зыкнешь, — сказал Гераська. — А прогонишь, все одно у входа останется. Сколько раз на охоте с его хозяином был, так и спит под порогом — ни собаку, никого не подпустит. Лесник пришел, а он его не пускает. Не лает, а не подойди. Тот запустил в Хлюста камнем. Пес отскочил, а лапу ему сильно задело. Замечаешь, он как устанет, маленько прихрамывает. А все равно, паршивец, не пустил. Лесник так и ушел от своей же избушки.

Непросто было Витьке в занесенной снегом палатке выполнять свое правило: «быть деятельным всегда и везде». Решил, что самое подходящее в его положении — отоспаться за недавние ночи, которые недосыпал за учебниками. В палатке было для этого все: теплый кукуль, свободное время, темнота, тишина, если не считать глухого ворчанья метели над головой… Но когда не надо было никуда торопиться и можно сколько угодно спать, лишний сон быстро стал в тягость. Витька мучился от вынужденного безделья и уже не раз пожалел, что не взял с собой учебники. Здесь бы читал их с удовольствием.

Гераська наконец тоже отоспался и принялся рассказывать. И тут Витька узнал много такого, о чем и не подозревал. Например, о собаках. Гераська рассказал, что Нептун раньше почти не ходил в упряжке. Первый его хозяин приучил пса таскать снятую чулком нерпичью шкуру. В этот, самой природой скроенный и сшитый мешок охотник укладывал припасы для промысла, и Нептун тянул волоком «нерпу» в тайгу, в горы… Шкура не промокала, хорошо скользила по снегу и не сползала назад с крутой горы — недаром охотники подшивают ею лыжи.

— А почему с Нептуном Чук и Гек всегда ходят? Я думал, они в одной упряжке ходили.

— Да нет, должно быть, характерами сошлись, тоже псы незлобивые. Как бездомными стали, к нему и пришли. Они, знаешь, из хорошей упряжки. Ты думаешь, их только два? Их целая нарта была. Лучшей упряжки в поселке не было. Они и родились на нарте. Мать до последнего часа нарту тащила, в дороге и ощенилась. Восемь кобельков принесла. Все одинаковые. Этих двоих не различишь, а когда восемь было… Сам хозяин не знал, кто какой. И кличек не было. Стригуны — и все. Только по ошейникам и различал. А как на охоту приедет, пустит всех, потом передовиков найти не может.

— А где же остальные?

— Всю упряжку машина махнула. Всех смяло, и хозяина вместе с ними. Только эти двое остались…

По зеленым стенам палатки гонялись отсветы огня. Привычно шелестела метель над брезентом.

И вдруг к этим привычным звукам прибавился еще один — в углу под дровами мышь или полевка начала грызть сухарь. Витька хотел бросить туда шапку. Но Гераська сказал:

— Не тронь. Я ее уважаю.

— Почему уважаешь? — удивился Витька.

— Какая в палатке живет, трогать нельзя, она тут хозяйка. У меня в избушке на Бормотинском мышка по полу, как кошка, ходила. Сахарку ей прямо из пальцев давал. Если убьешь, на ее место со всего леса мыши полезут. А она чужих не пускает. Может, слышал, недавно пищали? Это она чужих не пускала.

…В печке совсем прогорело. В палатке было темно, как в глубокой пещере. Наступило ли утро или все еще длилась ночь, можно было узнать, заглянув в печку: днем через трубу в нее пробивается свет. Витька нащупал дверцу. В печке было темно. Чиркнул спичкой, взглянул на часы — вроде бы скоро должно рассветать. Зажег свечку.

В палатке стояла непривычная тишина.

— Метель умаялась, затихла, — сказал Гераська.

Пока еще не рассвело, вскипятили воду, натаянную из снега, заварили чай и позавтракали. Потом в заметенных снегом сенях стали пробивать дыру.

Витька без устали бросал себе под ноги снег, вставал на него и пробивал палкой выше, пока не ударил в лицо свежий морозный воздух — в проломе наверху виднелось черное звездное небо.

— Ночь еще, — сказал Витька.

— Вылезай, вылезай, сейчас разглянется.

Но звезды были повернуты по-ночному. Долго еще пришлось ждать рассвета. По Витькиным часам был уже полдень, когда темноту наконец немножко разбавило светом.

Над палаткой намело сугроб, похоронивший, как могильный курган, всю затею с охотой.

— Пойду соберу капканы, — сказал Гераська, — все равно долгоносики приманку сожрали, толку не будет. И домой пора, как раз к новогодней елке поспеем. Ты собирай все, укладывай, я скоро. А домой, под гору, мы за пару часов домчимся.

Прав был Гераська: домой, да под гору, собаки бежали так, что ветер заламывал назад уши меховых шапок.

Витька сунул руку в карман и наткнулся на кедровые орехи.

— Ты положил? — спросил он Гераську.

— А я думал, ты мне насыпал. У меня тоже в кармане. — Гераська поднял руку поближе к глазам. — Смотри-ка, это нам хозяйка палатки подложила, — засмеялся он. Среди отборных орешков кедрового стланика виднелись зернышки гречневой крупы, той самой, которую бросили бесхвостой птичке. Полевка собрала крупу, перетаскала в палатку, а потом нашла карманы и приспособила их под закрома…

— Давай, Лешка, давай! Олень хорошо, а собаки лучше! — весело покрикивал Гераська, въезжая в поселок.

Настроение было хорошее, и доехали быстро и легко миновали опасный склон над рекой. Боялись, наметет на уступке козырьки, и тогда не пробраться по нему. Но лишнего снега там не было, а старая колея окрепла на ветру.

— Давай, Лешка! Давайте, птички, порхайте еще немножко! — подбадривал Гераська собак.

И вдруг эти «птички» так порхнули в сторону, что Витька чуть не наткнулся на остол и оказался в снегу. Он стер с лица тающий снег и увидел, что Гераська вцепился в скачущую из стороны в сторону нарту. Гераська укрощал ее, как ковбой дикого коня. Тут Витька заметил — впереди мелькнула коза. По козырьку сугроба она вскочила на крышу дома, а «птички» по намету снега влетели за ней.

На крыше Гераська слез с нарты и даже не стал оттаскивать сбившихся возле козы собак. Они сами следом за Гераськой сошли по снеговой горе с дома, козы уже не было: аппетит у этих битюгов оказался хороший.

Витька подошел к Гераське. Из соседнего дома к ним торопился хозяин козы. «Ну, сейчас будет нам, — подумал Витька. — Мало того что платить надо, скандал на весь поселок закатит!»

Гераська даже не взглянул в сторону мужика — распутывал собак в упряжке.

Хозяин козы подбежал и повел себя очень странно. Вместо того чтобы кричать и ругаться, он робко покашлял, стараясь обратить на себя внимание Гераськи. Но тот не обернулся.

— Здравствуйте… С праздником!

Гераська молчал.

Мужик легонько тронул Гераську за рукав:

— Ладно, Гераськ, не сердись. Выпил я маленько. Праздник ведь. Первый день нового года.

— Как нового года? Какое же сегодня число? — удивился Гераська.

— Первое… — нерешительно сказал мужик.

— А ты ничего не путаешь? — переспросил Гераська.

— Да нет. Вчера Новый год встречали. Ты что, Гераськ! Гуляют все сегодня. Ну и я тоже… Да вот дверь не закрыл, а эта сатана и выскочила…

Но Гераська его уже не слушал:

— Понял теперь, почему мы утра никак дождаться не могли? — спросил он Витьку. — На целые сутки больше мы с тобой под снегом просидели, чем думали.

— Гераськ, — не отставал мужик, — ты уж прости меня. Не говори ты никому про эту козу. Ну ее к черту!

— Ладно, — строго сказал Гераська, — ступай!

— Чего это он прощения просит? — спросил Витька, когда мужик ушел.

— А как же? Как на собаках ездить начинают, такую скотину сельсовет выпускать запрещает. Штраф он заплатить должен: из-за этой козы собаки нас вовсе разбить могли. Ладно уж, простим ему ради праздника.

Глава 25

Гераська побывал на лимане и сказал, что видел на берегу много нерпы. Это к непогоде.

41
{"b":"183085","o":1}