Все это шутовство с кислотой, амфетаминами и гашишем служит одной цели — одурманить меня. Отключить мозги, чтобы я не мог соображать.
Вот и С. сидит хмурый. Он точно знает правду, оттого и не смотрит мне в глаза.
— С., все в порядке?
— Да-да, все хорошо.
Не верю. Неужели и ты, Брут? Ты впутан в это дело. Ну конечно! Почему я только сейчас до этого дошел? Его заставили. Только он один знает, где я живу. Он знает все обо мне. Не доверяй никому. Ему ведь тоже нужны деньги. Он не работает, а мать, наверное, больше не присылает денег. Стоп! Он же недавно у меня просил тысячи две-три в долг. И ты, Брут!
Ладно К. Его еще можно понять, я ему никто. Но ты! Я тебе доверял, мы с тобой вместе в Сибири месяц отжили.
И Шельма. Она ведь так смотрела, будто хотела сказать: «Эх ты! Прошляпил ты свое счастье. Как тебя просто надуть». Говорят, собаки обладают особым чутьем на такие вещи. И лижет она руку неспроста.
Хорошо-хорошо, попытаюсь сосредоточиться и расставить все по местам. Хватит прыгать!
Факты, нужны только факты.
Что я знаю о К.: он сделал крест для местной церкви небольшого сибирского городка У. и в 33 года нес его через весь город.
Но чем К. зарабатывает? Неужели только этими безделушками-поделками? Нельзя сейчас на это прожить. Он ведь торгует наркотиками. Такие люди опасны, а ты доверился ему, совсем его не зная. Все подсказки были перед глазами, он будто играл с тобой. И пистолет, и продажа амфетамина… Амфетамин! Это была плата за услуги тем наркоманам. Помнишь, какие у них были глаза, когда К. передавал голубой пакетик? Алчущие, жадные. Им не терпелось употребить. Такие пойдут на что угодно. Вся эта сцена с «музыкой»… ловко им удалось затуманить мозги.
К. — мозг операции. Он задумал это все. Он держит связь с ними, поэтому выходит часто, поэтому все эти вопросы невпопад.
Он выходил на улицу и что-то им передал. Но что? Ствол? Ключи?.. Он же мастер, для него изготовить копию ключей — плевое дело. Сколько его не было с нами? Достаточно. Течению времени под ЛСД не доверяй.
А может, это все из-за ограбления? Они пошли на дело. Я отрубился под кислотой. Ведь столько времени прошло, а я не знаю, чем занимался. Только два фильма посмотрел. Они грабанули кого-то, а меня хотят ко всему этому примазать. Я ведь под наркотой, я ничего не могу сказать против. Мои показания будут аннулированы после анализа мочи. Боже, какой во мне сейчас коктейль!
Стоп! Ни фига не ради ограбления меня накачали. Все эти миленькие розеточки с коктейлями, фруктики на подносике — все это призвано было успокоить меня. Ослепить. А сами они…
О боже!
Они проникли в мой дом, изнасиловали мою сестру, вынесли из дома все ценное, а быть может, все еще там. Они не знают, что сделать с М. А я ничего не могу сделать. Потому что если пойду в полицию, то меня самого загребут. Я ведь наркоман. Они все предусмотрели.
— Пойдем прогуляемся, — предлагает К. — Это вам сейчас будет полезно.
Он все прочел на моем лице и сейчас передаст тем наркоманам. Не надо было так вышагивать по комнате. Балда!
Улучив момент, говорю С.:
— Кажется, я подсел на измену.
И рассказываю ему про Мэнсона, про ключи, про отблеск. Рассказываю, а сам смеюсь.
Становится легче. Или нет?
— Знаешь, какой один из самых популярных вопросов гуглу? — отвечает С.
— Нет.
— «Как сделать так, чтобы меня отпустило, пожалуйста?»
Хорошая попытка увести разговор от темы. Но надо кое-что уточнить. Так надежнее.
— По сколько П. покупал товар?
— Двенадцать штук за все. Привезет в Е., продаст по тройной цене.
Звучит хорошо, но как-то неубедительно говорит. Недостаточно уверенно, интонация не та. Уточнить.
— А они правда поехали репетировать? И где у них точка?
— Да здесь недалеко. Пошли уже прогуляемся. Тебе это точно нужно.
Выходим на улицу. Бирюзовое небо. Люди спешат на работу. Накрапывает дождь.
Впереди бежит Шельма, чуть поодаль идут К. и С.
Отстаю, звоню сестре.
— Алло. — Голос сонный.
— Вставай, тебе пора на работу.
— Да-да, — снова сонно.
Голос какой-то странный. С хрипотцой. Последствия сегодняшней ночи?..
Начинает знобить.
Единственное, что успокаивает, это дождь. Он мелкий, почти пыль, туман. Его капли ложатся на лицо. Они охлаждают воспаленный мозг, разгоряченное лихорадкой паранойи тело.
Прогуливаемся по зеленой полосе, разделяющей проспект Маршала Новикова. Над головой линии электропередач, протянутые, словно жилы, сквозь тело спального района. По проводам течет отравленная кровь, питающая город. Под ногами мокрая трава. «Adidas Original Center» быстро намокают, они из замши. Но на это не обращаешь никакого внимания. Ведь трава такая зеленая. Мокрая, сочная, яркая. Такой цвет, что не хочется отводить глаз. И он так хорошо сочетается с цветом куртки.
В одном из дворов находим площадку с уличными тренажерами. Они окрашены в дикие желто-сине-красные цвета. К. и С. залипают и стараются опробовать каждый.
— Странноватое, наверное, зрелище со стороны — трое взрослых мужиков с собакой в семь часов утра на площадке со спортивными снарядами посреди спального района.
— Ты должен попробовать, — говорит С. — Вставай сюда.
Пробуем тренажер для совместной ходьбы.
Быстро слезаю.
— Чего-то я реально на измену подсел. С., скажи, что все в порядке.
С. слезает с тренажера.
— Нет, все плохо.
Отхожу в сторону, набираю сестру:
— Алло.
Та же хрипотца.
— Вставай, тебе на работу.
— Да, да. Я уже встала.
Эта хрипотца в ее голосе. Если бы не она…
Гуляем по району. На улице немного легче. К. впереди с Шельмой.
— Ты похож на бейсболиста из шестидесятых в этой куртке «Adidas».
— С., у меня такая мощная паранойя. Никак не отпускает. Главное, я знаю, что все это мой бред. Но остановить его не могу.
— Спальный район. Везде, куда ни посмотришь, серый цвет. Действует угнетающе. Здесь у каждого паранойя.
— Слушай, ты говорил, что у П. с компанией где-то в этом районе репетиционная точка. Где она?
— Вон там.
Машет на здание с круглой башней за рядом многоэтажек. Неряшливо машет.
Дождь и трава — вот что успокаивает. И еще эта ярко-зеленая куртка. Кислотная куртка бейсболиста.
Возвращаемся на квартиру. Сажусь в кресло. Шельма укладывается на диван рядом с рукой и начинает ее лизать.
К. за привычным занятием — забивает косяк.
Раскуриваемся. Потом К. делает кофе, заправляет его, раздает.
Надо позвонить М., но еще рано, она спит. Кажется, если услышу родной голос, это меня спасет. Или уменьшит страдания.
Следующие часы проходят незаметно, перешагивая друг друга.
Пьем кофе, курим штакет за штакетом, играем в игру «Поиск самого дикого видео на ютубе». Правила такие: по случайным ключевым словам находится видео, после просмотра которого запускается следующее, выбранное из тех, что предложил ютуб. И так далее. Доходим до итальянской рекламы штор и восточногерманских агиток. Дальше надоедает.
Некоторые видео откровенно пугают своей дикостью. Жмусь в кресле. Хочется на улицу, там было легче. Замкнутое пространство усиливает паранойю. Хочется уехать, но пока рано. Могут замести. Потряхивает.
— С Пушкиным у меня особые счеты, — говорит К. — Я проиграл ему девушку, в которую был влюблен.
Пушкин продолжает обретать цвет.
— Конечно, не самому поэту. Его дальнему родственнику.
К. подходит к окну
— Вот эта надпись. — Он показывает за окно. — Она меня каждый раз выводит из себя.
Подхожу, смотрю. Большая световая вывеска секонд-хенда.
— И кто придумал им дизайн! Это же дико. Эти цвета. Надо срочно туда сходить.
Собираемся, выходим.
Для десяти часов утра в магазине полно народа. Вещи развешены на вешалках в строгом порядке, и вообще этот секонд отличается от подобных мест, где обычно товар навален кучами.
С. и К. перебирают вешалки. Средняя цена товара — 200 рублей. На штуку выходит целый гардероб. С. присматривается к клетчатым брюкам клеш и матерчатой сумке в стиле Олимпиады-80. К. теряется за рядами одежды. Поверх рядов движутся две головы. У каждой в ухе по белому наушнику. Головы озираются и мониторят обстановку. Движутся навстречу.