«В полутора тысячах километров отсюда идет жестокая война, и каждый день сотнями погибают люди, — не перестаю удивляться я, посматривая по сторонам. — А тут о ней будто и не знают. Или не желают знать. Странно. Неужели им до этого нет никакого дела? Но ведь там могут быть их отцы, братья, сыновья…»

Родной дом на улице Парижской коммуны, неизменно навевавший воспоминания о детстве, находился по соседству со штабом 13-й Армии. Уютное пятиэтажное здание из красного кирпича, где в основном проживал руководящий состав Армии и гражданские специалисты из различных армейских структур. Со стороны фасада в густой зелени утопала детская площадка, справа виднелось кафе военторга. А параллельно «тылу» тянулся кирпичный забор штаба Армии.

«Все по-старому. Все как прежде», — с удовольствием отмечаю я, сворачивая с улочки во двор. И в который раз ощущаю сильнейшее волнение: воздуха не хватает, точно грудь стягивают крепкие ремни; а сердце заходится в неистовом ритме.

Вечер. Двор полон ребятни, на лавочках сидят пожилые обитатели нашего дома. Знакомая старушка из последнего подъезда, опираясь на палочку, останавливается посреди тропинки; всматривается в мою фигуру подслеповатым взглядом, напрягает память…

— Здравствуйте, баба Варя, — говорю я, поравнявшись с ней. — Как ваше здоровье?

— Здравствуй, сынок, — смешно наклоняет она голову, силясь припомнить, где и когда меня видела. — По всякому бывает. Скрипим вот понемножку, гуляем, воздухом дышим…

Не узнала. Иначе бы непременно задержала и засыпала вопросами. Она любит поговорить…

А вот и мой второй подъезд.

Вхожу. И сразу узнаю до боли знакомый запах. Но бог с ним — с запахом. Скорее на свой этаж!

Влетаю по ступенькам до нужной площадки. На секунду замираю, прежде чем нажать на кнопку звонка…

И вот он долгожданный счастливый миг — за дверью слышаться торопливые шаги. И родной голос ничего не подозревающей мамы:

— Кто там?.. Подождите секундочку — сейчас открою…

Встреча с родителями как всегда очень теплая и трогательная.

Особенно суетится и волнуется мама — Берта Степановна, работавшая учительницей младших классов в ближайшей школе. Мой отец — Анатолий Иванович, занимает должность заместителя командующего 13-й Армии по авиации. Пожилой полковник старается сдержать эмоции, но даже сквозь завесу сдержанности видно, сколь велика его гордость за приехавшего на побывку сына. А также за его однокашников, несущих службу в подчиненных вертолетных частях: в Бродах, Жовтневом и Дубно.

Мама, конечно же, кидается накрывать на стол. Отец надевает лучший костюм и степенно отправляется созывать гостей: ближайших друзей и соседей. К счастью не забывает и про Ирину — симпатичную девушку с густыми светло-каштановыми волосами, жившую этажом ниже. Ее отец — полковник Хромых Виталий Васильевич был назначен заместителем главного военного советника начальника войск связи Вооруженных сил Афганистана. Супруга, разумеется, оправилась с ним в Кабул. А поступившая в ВУЗ дочь осталась в Союзе.

Ирине только что исполнилось восемнадцать.

Мне давно нравится эта независимая, самостоятельная и очень красивая девушка. Мы неизменно встречаемся во время моих отпусков, однако отношения развиваются медленно и осторожно из-за боязни случайно разрушить хрупкую, незримую связь. Иногда я вижу и отчетливо понимаю: она с неимоверным трудом вуалирует радость от редких свиданий. Тянусь и я к ней: всякий раз попадая в родной город, с невероятным волнением представляю скорую встречу.

Вот и в этот короткий отпуск я чуть не каждый день забегаю к Ирине в гости, приглашаю в кино или на прогулки по осеннему городу…

— Скажи, Костя… — подбирает девушка красный кленовый лист; задумавшись, долго его рассматривает. Потом тихо шепчет: — Скажи, там, в Афганистане, очень опасно?

Мы стоим посреди городского парка, на пустынной аллее, сплошь усыпанной опавшей листвой. До конца моего отпуска остаются считанные дни, скорое расставание неизбежно…

— Сюда долетают самые жуткие новости, — осторожно обнимаю ее за плечи. И вижу, что вопрос — не праздное человеческое любопытство, не дружеское сопереживание. В нем нечто большее. Ирина бледна и взволнована; пухлые губки подрагивают. Кажется, она готова расплакаться. Успокаиваю: — На самом же деле все гораздо проще. Обычная служба…

Не знаю, верит ли моим спокойным и даже немного беспечным фразам. Но ее обескураженный вид взволновал меня не меньше. И я решаюсь. Решаюсь признаться в своих чувствах.

Замерев и позабыв о желто-красной кленовой «ладони», она слушает…

Вдруг замечаю в ее влажных глазах счастливые искорки. Ира отвечает на мой робкий поцелуй и шепчет слова любви…

Боже! Я на седьмом небе! Мое чувство взаимно!..

Отпуск пролетает мгновенно, — я даже не успеваю опомниться.

В обратный путь собираюсь с тяжелым сердцем.

Во-первых, мама очень переживает из-за моего пребывания в Афганистане. За минувший год она поседела и сильно сдала. В 13-ой Армии отлично знают о боевых потерях наших войск, знает о них и она.

Во-вторых, теперь в Ровно остается моя любовь. За день до отъезда я отважился и на другой экспромт, сказав себе: «Штурмовать, так до полной победы!» И предложил Ирине стать моей женой. Она согласилась. Свадьбу решили сыграть после окончания командировки…

В аэропорт приезжаем вчетвером: мама, отец, я и моя невеста. Погода испортилась и в точности соответствует нашему дурному настроению: моросит мелкий дождь, холодный осенний ветер норовит сорвать с головы фуражку.

Ира передает небольшую сумку с какими-то вещами для своих родителей в Кабул. И молчит, не в силах перебороть душащие слезы.

Наступает тягостная минута прощания. Я тяжело вздыхаю, по очереди обнимаю родителей. Подхожу к девушке.

Поцеловав ее, шепчу на ушко:

— Не грусти, Ирочка. Все будет хорошо. Вот вернусь и…

А при этом думается и другое: «Если вернусь…»

И, не оборачиваясь, стремительно иду к объявленному для посадки сектору.

Через сорок минут рейсовый гражданский самолет медленно отрывается от бетонной полосы и, набирая заданный эшелон, берет курс на юго-восток.

К концу дня планирую добраться до Ташкента. К утру с любым военным «транспортником» мне надлежит прибыть в Кабул. А доложить командиру эскадрильи о возвращении из профилактория я должен в течение следующих суток.

Пора отдавать команду расчетам!

Но Гаффар не тропится.

Он ждет. Ждет и наслаждается незабываемыми минутами. Как-никак, сейчас произойдет первое использование «Стингеров» против реального противника. Об этом тоже предупреждал американец.

По рассказам молодого инструктора, ПЗРК поступил на вооружение в Германию в 1981 году, а ровно через год — в 82-ю воздушно-десантную дивизию США. Вторгаясь на Гренаду в октябре 1983 года, американцы имели «Стингеры», но ни разу их не использовали — какая уж там авиация у жителей небольшого островного государства, почти не имеющего армии?!

И вот, наконец-то, настал момент истины. Момент, в котором буквально все зависит от него — от Гаффара.

Выходец из бедной семьи сузил темные глаза, наблюдая за вертолетами…

Нервы напряжены до предела, ладони судорожно сжаты в кулаки. А в памяти, словно кадры из документального фильма мелькают эпизоды короткой и полной лишений жизни: тяжелая учеба, изнурительная работа инженером гидроэлектростанции, жена и юные сыновья; внезапный налет боевых вертолетов на душманов, обосновавшихся в кишлаке. В кишлаке, который он вскоре покинул вместе с остатками небольшого отряда; участие в войне сначала рядовым бойцом, затем полевым командиром…