В один из дней мой бортовой техник — старший лейтенант Пихтин, вдруг решает отмыть вертолет, и делает это весьма добросовестно. Бока машины блестят — ни следа от копоти, ни керосиновых пятен. Впечатление такое, будто «вертушку» полчаса назад выкатили из заводского цеха.

На мирных аэродромах Союза командиры полков и отдельных эскадрилий частенько дурели от безделья, чуть не каждую неделю устраивая парковые дни и заставляя подчиненных надраивать матчасть. Здесь же, в Афгане, на чистоту авиационной техники начальство смотрит сквозь пальцы. Когда заниматься мелочами, если люди, порой, от усталости валятся с ног? Дай бог бы выспаться и восстановить силы перед следующими боевыми вылетами.

— Товарищ командир, вертолет к вылету готов, — бодро рапортует бортовой техник.

— Ну, ты даешь!.. — в тихом изумлении обхожу я сияющий как у кота яйца борт.

— Давно мыслил привести его в порядок, да все руки не доходили: то вылеты, то замена агрегатов, то регламентные работы… Зато теперь так отмыл, что на долго хватит!

Осмотрев боевую машину и расписавшись в журнале, я с удовольствием усаживаюсь в кресло командирской кабины. Летать на чистенькой машине действительно приятнее, чем на замызганной и прокопченной.

Сегодня мне и Грязнову предстоит совершить патрульный полет в северном направлении от Джелалабада. Самое обычное задание.

И спустя полчаса две «вертушки» несутся на предельно-малой высоте…

Выполняя подобные полеты, экипажам эскадрильи Прохорова частенько приходится постреливать. Но не просто так и не забавы ради, а для проверки бортового оружия, для поддержания навыков стрельбы. Для этого выбираются безлюдные места: горы, пустыни.

Вот и сейчас, пересекая реку, что течет вдоль Черной горы, я вдруг замечаю орла. Огромная птица спокойно сидит на верхушке камня посреди островка пересохшего русла. Моя «двадцатьчетверка» летит на высоте пяти метров, дистанция до камня с птицей составляет около километра.

— Чем не отличная цель? — приходит мне в голову опробовать пушку НР-30.

Короткая очередь из трех снарядов молнией уходит вперед.

Мимо. Все снаряды ложатся рядом с камнем, а орел с величавой неспешностью взмывает ввысь.

Вовсе не жалея о промахе и словно загипнотизированный, я любуюсь плавными движениями его крыльев. А вертолет меж тем с угрожающей скоростью приближается к островку.

Снаряды в ленте были разрывными. Пробив сухую корку, они взметнули вверх жуткие фонтаны грязи.

— Вот, черт! — рванул я ручку на себя.

Поздно. Вертолет «таранит» самую середину грязевого фонтана. По остеклению кабины, гонимые встречным потоком воздуха, ползут коричневатые ручейки жижи…

Спустя полчаса Пихтин встречает машину на аэродроме. Аккуратно заруливая на стоянку, еле сдерживаю смех, наблюдая, как счастливое выражение лица техника сменяется гримасой недоумения.

Покуда мы с Валеркой, беззвучно посмеиваясь, выбираемся из кабины, он с бесконечной печалью в глазах отколупывает с борта смачный шматок грязи.

Потом, вздохнув, спрашивает:

— Вы что, командир, ездили по плохой дороге?..

Еще раз забегая вперед, следует признаться, что я постоянно тренировался в стрельбе из пушки и НАР, и постепенно — к осени 86-го, достиг неплохих результатов. Из пушки одним снарядом мог попасть и разнести на куски трехметровый валун с расстояния до двух километров. А неуправляемыми снарядами в небольшую площадную цель попадал с дистанции три-четыре километра, что в два раза превышало максимальную прицельную дальность стрельбы из этого оружия.

Не пройдет и шести месяцев, как эти навыки спасут жизнь мне и моему штурману Валерке…

Ранним октябрьским утром нагоняю у КП командира ведомого экипажа Грязнова и, легонько шлепаю ладонью по плечу. Тот оборачивается, пытается изобразить улыбку.

— Вот и сбылась твоя мечта, Андрюха! — нарочито включаю таинственный пафос.

— Какая именно? — сонно бубнит он. — У меня их семь.

— Почему семь?

— Долго объяснять. Так какая сбылась-то?

— Думаю, главная — твоя мечта о профилактории!

Грязнов с трудом глотает вставший поперек горла ком:

— Шутишь?

— С чего бы!? Прохоров сейчас сказал.

— Что сказал?

— Андрюха, ты глаза продрал или сон про седьмую мечту досматриваешь?!

Друг не нашелся, что ответить и растерянно хлопает ресницами. Приходиться «разжевывать» — медленно и с расстановкой пояснить:

— Нашу пару отправляют на отдых в Союз. На две недели. Дошло?..

Согласно медицинским нормам того времени, летный состав, выполнивший определенное количество боевых вылетов, отстранялся от полетов и в добровольно-принудительном порядке отправлялся для отдыха в СССР. Наверное, мы Андреем покривили бы душой, заявив, что здоровье основательно подорвано, нервы безнадежно расшатаны, а от усталости систематически падаем в обмороки. Нет, все у нас, слава богу, было в порядке, кроме, пожалуй, одного — страсть как хотелось выспаться. А поездка на родину давала возможность не только исполнить это заветное желание, но и встретиться с родственниками, друзьями. Ну и, конечно же, просто перевести дух.

— Охренеть! — мгновенно улетучилась сонливость Грязнова.

Похоже, он совершенно забыл, как в конце сентября распинался о предельном количестве вылетов, о положенном профилактории. Или тогда мне действительно удалось убедить его в том, что на войне эти нормы не действуют.

— Пошли-пошли, — увлекаю я друга к модулям, — надо успеть собрать вещи.

— А когда вылетаем?

— Сегодня. Сейчас.

— Сейчас?! На чем?..

— Ан-12 летит в Союз.

— Вот так дела! А какой Ан-12? Тот, что привез продукты для столовой?

— А ты видел на аэродроме другой? — не удержавшись, смеюсь над его ошарашенным видом.

Через полчаса мы выходим из модулей и направляемся к транспортному самолету. А чего нам собираться? Ополоснулись от въевшейся пыли, оделись в чистенькую форму, побросали в сумки самые необходимые вещи. И весело шагаем по бетонке…

Путь предстоит неблизкий. Вылетев с аэродрома Джелалабада, Ан-12 пересекает государственную границу и берет курс на Мары…

До чего ж хорошо летать на военных самолетах!

Во-первых, интересно. Никаких тебе «пристегните ремни», «просьба оставаться на своих местах до набора заданного эшелона…» Захотел — встал, прогулялся по салону. Захотел — заглянул в кабину пилотов.

Во-вторых, быстро, бесплатно и без унизительной толкотни в очередях за билетами. Чиркнули твою фамилию в список пассажиров полетного листа, и вперед — занимай любое место.

Четыре движка натужно гудят под крыльями, за иллюминаторами величаво проплывают белоснежные облака. Согласно полетному заданию, самолет совершает промежуточные посадки в Кызыл-Арвате, Карши и, наконец, около двух часов дня приземляется на полосе военной базы Ташкента.

В столице Узбекистана группа офицеров-авиаторов рванула в гражданский аэропорт. Там мы разделяемся: половина летит в Белоруссию — в родной гарнизон, где остались семьи; остальные берут билеты в различные города Советского Союза.

Я же сажусь в пассажирский самолет, следующий рейсом до Киева…

Аэропорт Жуляны встречает отменной погодкой. Осень в этом году выдалась теплой; широкие листья каштанов только тронула легкая позолота.

До рейса на Ровно полтора часа. Я неторопливо обедаю в кафе, прогуливаюсь по тихим аллеям вдоль привокзальной площади. Душа полнится предстоящей встречей с родителями, с живущей по соседству Ириной. А еще удивляет тишина с безмятежностью, от которых я попросту отвык.

После нескольких насыщенных месяцев командировки, мирная жизнь на родине, почему-то кажется вялой, непривычной, чужой.

Нервозная веселость счастливых пассажиров. Печаль провожающих родственников. Затаенная радость встречающих. Скучающие таксисты в машинах. Подсчитывающие выручку дородные продавщицы мороженого. Молодые мамаши, умиленно поглядывающие на детвору… Все это представляется странным.