– Прекрасно вас понимаю. Мы ведь ни разу не встречались. Ваш телефон мне дала Сильвия Энис.

Вспоминаю наш дурацкий разговор с Сильвией за доли секунды до того, как Джерард произносит ее имя. И почему-то краснею.

– А, да! – восклицаю с неуместным оживлением. – Да-да, – добавляю спокойнее и тише.

Из трубки снова раздается смех.

– Вы, наверное, удивляетесь, что я звоню? – спрашивает Джерард с едва уловимыми и чарующими нотками ребяческого озорства.

– Гм… – Признаться, я очень растеряна. Потому что, с одной стороны, не хочу никого обижать, а с другой – правда не ожидала, что Джерард позвонит. С третьей – никогда не оказывалась в подобных ситуациях. К тому же с того дня, когда со мной связалась Сильвия, прошло уже недели три. И потом из-за скандала родителей во мне все бушует. – Если честно, да… я удивлена.

– Я на вашем месте тоже удивился бы, – просто говорит Джерард. – А на своем – никогда не стал бы вас тревожить, если бы Сильвия не рассказала мне о том, что в свободное время вы по доброй воле работаете на Комитет по охране природы Центрального парка.

Опять краснею. Смотрю на Дебору, которая уселась на наши старенькие скрипучие качели и с любопытством глядит на меня, пожимаю плечами и кривлю губы, показывая всем своим видом, что я обескуражена.

– Да, все правильно, – говорю в трубку. – Сегодня, например, мы сажали нарциссы…

– Как мило! – восклицает Джерард. – Знаете, меня это очень заинтересовало. Обыкновенные ньюйоркцы, привыкшие к бешеным городским ритмам, по той или иной причине возгораются желанием здесь же, в мегаполисе, приблизиться к природе… Принести пользу ей и другим людям. Может, как-нибудь встретимся и вы расскажете мне поподробнее о своей работе? – вдруг спрашивает он.

Ловлю себя на том, что я не только согласна с ним встретиться, но даже хочу этого.

– Завтра я не смогу, – слышу собственный голос. Черт! Я подсознательно до сих пор чего-то боюсь.

– А в воскресенье? – спрашивает Джерард.

– В воскресенье? – рассеянно переспрашиваю я, пытаясь убедить себя в том, что эта встреча, несмотря на дикие фантазии Сильвии, будет чисто дружеская и пугаться совершенно нечего.

– Мы могли бы увидеться во время ланча, – произносит Джерард. – Когда именно – решайте сами.

Я еще не ответила, удобно ли мне в воскресенье, думаю я. Вдруг у меня другие планы?

– Если, конечно, в воскресенье вам удобно, – моими же словами говорит Джерард.

Поневоле улыбаюсь. Заинтригованная Дебора встает с качелей и подходит ко мне.

– Мм… – мычу я, раздумывая. – В час вас устроит? Или нет, лучше в два.

– Устроит вполне! – весело отвечает Джерард. – На Юнион-сквер? Идет?

– Идет.

Когда я убираю трубку от уха, Дебора вскидывает брови и складывает губы трубочкой, намереваясь устроить мне допрос. Но тут из дома раздается звон бьющегося стекла и мамин истошный крик:

– Если хочешь, считай так!

Когда мы вбегаем в гостиную, мама сидит, откинувшись на диванную спинку и неубедительно притворяясь равнодушно-высокомерной. Отец буравит ее потемневшим взглядом, а по стене за его спиной стекают вниз ручейки виски. Пол устилают бутылочные осколки.

Дожили! – с грустью думаю я.

– Вы только полюбуйтесь! – восклицает папа, упирая руки в оплывшие бока и кивая на стену. – Она метила мне прямо в голову! Если бы не моя прекрасная реакция, меня бы уже не было в живых!

– Ты с любой реакцией увернулся бы, – с притворным спокойствием произносит мама. – Потому что слишком любишь себя.

– Прекратите же! Даже стыдно! – кричу я. – Что у вас тут снова произошло?!

Мама гордо вскидывает голову.

– Ваш отец убежден в том, что я никогда не любила его и не люблю теперь. Интересно, какого же тогда черта я вышла за него замуж?! Зачем родила ему двух дочерей?!

– Если бы ты хоть каплю любила меня, тогда бы… – гремит папа.

Мама неожиданно вскакивает с дивана.

– Все мы люди! Нам свойственно совершать ошибки! – странно изменившимся тоном произносит она. – Главное, уметь признавать их.

– Я почему-то никогда не совершал ничего подобного! – запальчиво кричит папа.

Изумленно смотрю на сестру. Она стоит, поджав губы, и, кажется, знает, о чем идет речь. Я же ничего не пойму и чувствую себя так, как, наверное, чувствует иностранец, очень плохо говорящий на языке людей, в чьей стране он сейчас находится.

– Ты совершал многое другое, – устало говорит мама.

– Что, например? – требует отец.

Она поднимает руки и качает головой.

– Все, с меня довольно. Я иду спать. Девочки, простите, что мы вас так принимаем. – Она устремляется к двери. – Точнее, что не принимаем никак…

Остаемся в гостиной втроем и слушаем мамины шаги на лестнице. Когда они стихают, наверху хлопает дверь и щелкает замок, отец хватается за свою лысеющую голову и издает странный звук – подобие стона.

– Когда же кончится этот ад? – бормочет он голосом великомученика. – Когда же все это кончится?

Дебора обнимает его за плечи.

– Тогда, когда ты встряхнешься и постараешься жить нормально. Нет смысла снова и снова возвращаться к тому, чего уже не изменить. Пойдем, – ласково говорит она, подавая мне знак. – Уложим тебя в комнате для гостей. Выспишься, завтра разберешь чемоданы и спокойно подумаешь, как вам жить дальше.

Бегу в комнату для гостей и стелю отцу постель. Дебора приводит его, и мы обе чмокаем его в щеки.

– Постарайся быстрее уснуть, – говорю я.

– Сон лечит, – бормочет Дебора.

В гостиной остро пахнет виски. Мы с сестрой не сговариваясь принимаемся на пару убирать осколки и мыть стену.

– Если бы она не швырнула бутылку, до сих пор пила бы, – замечает Дебора.

Киваю.

– А так разошлись себе и, дай бог, уже спят.

Тихо смеемся.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – говорит Дебора.

– Точно.

– Что-то у меня из-за этой кошмарной драмы разыгрался аппетит. – Дебора прикладывает к животу руку в желтой резиновой перчатке. – Может, заглянем в холодильник?

Бросаю тряпку в мусорное ведро.

– Неплохая мысль. А Кент тебя не заждался?

Дебора стягивает с руки перчатку и качает головой.

– Как только сюда приехала, я позвонила ему и сказала, что обстановочка, мол, взрывоопасная. Он сразу понял, что сегодня меня можно не ждать.

Они с Кентом живут вместе, кажется, сотню лет. Свадьбу все откладывают, но лишь только потому, что Деборе хотелось бы чего-то невероятного, а на праздник в космосе или в худшем случае где-нибудь на Сейшельских островах у них нет денег. С другой же стороны, им прекрасно живется и так. В общем, мы давно считаем Кента зятем и полноправным членом нашей слегка чокнутой семьи.

– Пошли на кухню.

В холодильнике почти пусто, и нам приходится довольствоваться тостами и арахисовой пастой. Дебора располагается на своем обычном месте, у окна, даже садится так, как любила сидеть ребенком – сгибает ногу в колене и ставит ее на край стула. У меня на душе невесело, тем не менее быть в родительском доме в компании сестры – особое, напоминающее детство удовольствие.

– Лучше нам переночевать здесь, – говорит Дебора, откусывая кусочек тоста с таким довольным видом, будто это лакомство, приготовленное шеф-поваром из «Времен года». – А то, чего доброго, поднимутся посреди ночи и продолжат выяснять отношения.

Какое-то время молчим.

– Почему им не жить тихо и мирно? – произношу я, обращаясь будто к воздуху.

Дебора тяжело вздыхает.

– Если бы все было так просто, тогда вообще не случалось бы ни разводов, ни семейных сцен.

– По-твоему… – произношу я и на миг умолкаю, не решаясь сказать самое главное, то, что долгое время изводит меня и не дает покоя, – мама отцу изменяла?

Дебора пожимает плечами и кривится.

– Наверняка сказать ничего не могу, но догадываюсь, что да.

Груз на моем сердце тяжелеет вдвое.

– Какой кошмар… Откуда он об этом узнал?